Гуляла смерть в фате венчальной (сборник) - Николай Леонов

— …Вы — я в этом твердо уверена — за годы тоталитаризма привыкли к тому, что при одном только виде ваших ментовских погон все, кто оказался рядом с вами, должны раболепствовать и унижаться перед представителями репрессивных структур, — самодовольно разглагольствовала Жужана. — А вот фигушки! От меня этого не дождетесь! Мне плевать на любые ваши угрозы, на ваш дутый авторитет, который на деле гроша ломаного не стоит…

— А вы уверены, что хоть какой-то авторитет есть у вас самой? — дождавшись секундной паузы в этом бурном «словопаде», невозмутимо поинтересовался Гуров.

Это замечание на какой-то миг выбило «журналистку» из привычной колеи общения с другими по части взаимного хамства, что было для нее естественным и обыденным, но она тут же нашлась:

— Я не нуждаюсь в уважении плебеев, и мне не нужен авторитет в маргинальном стаде серого, убогого быдла. Мне достаточно признания тех, кого я считаю людьми особой, высшей формации. Вы ищете Лану Винелли, талантливую художницу, работы которой уже не раз становились украшением лучших международных выставок современного искусства, и надеетесь, что я наведу вас на ее след? Ха-ха! Не дождетесь! Я знаю, чего вы хотите — упрятать ее за решетку за ее последнюю полемическую работу «Росгестапо в действии». Да пусть хоть вся мусорня изойдется визгом, вы ее не достанете. Весь цивилизованный мир встанет на ее защиту!

— А вам не кажется, что это вы сейчас исходите визгом, причем крайне вульгарным и истеричным? — не выдержав, обронил Лев со смехом в голосе.

Издав злобное, остервенелое шипение, его собеседница тут же отключила связь. Гуров, заинтересовавшись ее упоминанием о некой «полемической работе» Ланы Винелли, включил ноутбук и набрал в поисковой системе «Лана Винелли, картина «Росгестапо в действии». Экран монитора тут же украсился перечнем статей на эту тему. Щелкнув мышкой первую по списку, на открывшейся странице Лев увидел фотографию «великого творения» «художницы», которое представляло собой абстрактную галиматью, где в общей массе были смешаны пистолеты, наручники и погоны, а также голые женские ноги и иные части тела, изображенные в духе тех, что имеют обыкновение рисовать некие озабоченные граждане в общественных туалетах. Общий фон «картины» являла собой изображенная на ней сетка из колючей проволоки.

Из пространного материала некоего искусствоведа Гвидо Асантариуса Гуров узнал, что данный «шедевр современного изобразительного творчества» наиболее ярко иллюстрирует нравственный кризис российского общества, мировоззрение которого осталось на архаичных позициях патриархального тоталитаризма. И лишь такие «выдающиеся личности, как художница Винелли», стали «живыми ростками современного, полноценного взгляда на жизнь, пробивающимися через пласты омертвевших отложений плоского, примитивного мировоззрения».

Кроме этого «полотна» автор материала восхвалял и прочие работы «смелого экспериментатора и прекрасной женщины», которая «решительно бросила вызов отсталому, косному взгляду на жизнь, отвергающему либеральные ценности». В качестве главных «либеральных ценностей» Асантариус назвал «все более решительно прорывающееся к солнцу ЛГБТ-движение за свободу сексуальных меньшинств». В прочих материалах в основном также сквозила апологетика «творчества русской Стеллы Джозеф», трактовавшегося в исключительно позитивных тонах.

Впрочем, было и несколько материалов критического свойства. Но, как понял Гуров, их авторы не столько отвергали саму концепцию «художества ради художества без формы и содержания», сколько «мочили» невесть откуда появившуюся и невесть кем пропиаренную конкурентку.

Выслушав Льва, Орлов лишь покрутил головой — чего только не творится в нынешнем суматошно-переполошенном мире.

— Ну и как думаешь ее искать, эту Винелли? — спросил он, постукивая пальцами по столу.

— Сейчас думаю съездить в гостиницу «Топаз». Хотя бы попробую найти какие-то ее следы, выяснить какие-то подробности.

Петр удивленно воззрился в его сторону:

— А почему только следы и подробности?

— А потому, что она, скорее всего, оттуда уже смылась. Я больше чем уверен, что эта гламурная истеричка — я имею в виду Мыльску — ей уже позвонила и предупредила о том, что мы ею заинтересовались… — с оттенком досады пояснил Гуров. — Уже жалею, что надумал этой Мыльска позвонить.

— Лев, а ты уверен, что так уж значима для нас эта бездарность Винелли? — На лице Орлова было написано крайнее сомнение.

— Уверен, что она каким-то боком причастна к убийству Лещева! — Лев стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — Пусть заточку ему в грудь вогнала и не она, но она гарантированно или отвлекла внимание Лещева, чтобы убийце было проще выполнить задуманное, или обеспечила тому хорошее прикрытие.

— Полностью согласен! — неожиданно вмешался Станислав. — Я тоже с самого начала подозревал, что эта особа появилась там не случайно.

— Ну-у… Вам виднее! — отмахнулся генерал.

— Ну, мы пошли? — поднимаясь с кресла, Гуров с хрустом потянулся. — Петр, пару человек, хотя бы стажеров, завтра задействуй на проработку нераскрытых случаев педофилии за последние лет пять, с прикидкой на персону Коконина.

— Хорошо, найду… — задумчиво пообещал тот.

Выйдя от Орлова, Гуров вызвал служебную машину — прислали все ту же, уже хорошо ему знакомую «десятку», — и он отправился в гостиницу «Топаз». Отель представлял собой современного фасона стеклянный «кубик», украшенный обилием неоновой рекламы. Войдя в оживленный холл здания, Лев направился к стойке администратора, которую на западный манер с некоторых пор стало модным называть «ресепшеном».

Средних лет работница гостиницы, взглянув на «корочку» Гурова, лишь развела руками. Как Лев и предполагал, Ланы Винелли в стенах отеля не оказалось — полчаса назад она внезапно съехала из своего люкса. Откуда-то прибыла здоровенная, черная «бэха», двое рослых парней помогли постоялице вынести ее вещи — уйму всевозможных несессеров и сумок, а также шуб и вечерних платьев, и она отбыла в неизвестном направлении. Номера иномарки, разумеется, никто не запомнил. Да, собственно говоря, и не обратил внимания.

О самой Лане женщина рассказать смогла немногое. Та себя никак не проявляла — ни в положительном, ни в отрицательном плане. Держалась замкнуто, комплиментов и цветов не принимала. Хотя немалое число проживавших в гостинице южан постоянно старались обратить на себя ее внимание. Ходили слухи, что ее любовник — один из федеральных министров.

Со старшим охранником Лев просмотрел запись камеры видеонаблюдения, установленную перед входом в гостиницу. Но ничего существенного увидеть не удалось — ни госномера автомобиля, ни лица Винелли. Единственное, что относительно неплохо схватил объектив, — лица верзил, приехавших за постоялицей «Топаза». Попросив охранника сделать копию видеозаписи, Гуров отбыл из гостиницы к себе домой.

Наскоро выпив чаю, он просмотрел записи камер видеонаблюдения на свадьбе Золотилова, включив плеер на ускоренное воспроизведение. В какой-то из моментов, увидев на экране женскую фигуру в роскошном, светло-кофейном платье, он остановил изображение, досадуя на то, что камера захватила ее в не совсем удачном ракурсе — лица толком было не разглядеть. Снова замелькали кадры мультяшно-суетливых перебежек персонажей видеосъемки. И всякий раз, когда Винелли появлялась в кадре, она отчего-то оказывалась снятой таким образом, что опознать ее можно было только по платью. Она как будто знала, где именно может оказаться в кадре видеосъемки.

«Точно! Она знала, где установлены камеры! — неожиданно осенило Льва. — И специально прятала лицо, чтобы не засветиться — вроде того, попробуйте докажите, что это была именно я. Это только подтверждает ее причастность к убийству, которое, надо думать, готовилось профессионалами…»

К его досаде, ни в одном из гостей он не смог опознать исполнителя преступления. Иногда возникало ощущение, что убийца, в какой-то миг материализовавшись из ниоткуда и сделав свое черное дело, вновь растворился в воздухе. Тот же Коконин, по предварительным прикидкам Гурова в ходе просмотра, скорее всего, и в самом деле «мочилой» не был. Отметив его появление в нескольких местах парка и памятуя план «латифундии», составленный Жаворонковым, он пришел к выводу, что в момент убийства адвокат еще только направлялся к тому месту, где оно было совершено.

«Скорее всего, он самым первым увидел Лещева и, убедившись, что тот мертв, с перепугу обделался и дал деру. Точно, точно! Именно поэтому и лепетал Джулии, что не виноват…»

Когда Лев просматривал запись видеокамеры, захватившей в кадр «шалости» доггеров, сзади него неожиданно раздался удивленный голос Марии: