Журнал «Вокруг Света» №03 за 1989 год - Вокруг Света

Горы становятся выше. Редкие облака постепенно сливаются под крылом самолета в одно бескрайнее и косматое белое поле, сквозь которое черными колючими спинами гигантских ящеров проступают скалистые вершины. На склонах гор прилепилась бледная красноватая ленточка дороги, то ныряющая вниз под облака, то взбирающаяся на перевалы. Когда-то вместо нее вилась лишь узкая тропа. Чантапанит — бедный торговец из Вьентьяна, набив заплечную корзину бетелем, отправился по этому пути, мечтая за черными горами найти богатство и счастье. Трудно сказать, большую ли выручку могла принести Чантапаниту корзина бетеля, но торговать ему не пришлось. Сильный ливень застал Чантапанита в дороге, он сбился с тропы. Промокший до нитки и продрогший, он набрел на схоронившуюся под скалой хижину старого отшельника. Хозяин, сжалившись над одиноким путником, пустил его переночевать.

Чантапаниту приснился странный сон, будто с неба спустился святой и, покружив над ним, вдруг опрокинул корзину с бетелем. Проснувшись, Чантапанит первым делом ощупал корзину — она, целая и невредимая, стояла у изголовья. Долго потом, сидя на циновке, чесал он свою лохматую голову, пытаясь сообразить: с чего бы это на небе заинтересовались его бетелем? Наутро он рассказал сон старику.

— О, господи,— воскликнул тот, воздев к небу руки,— ты решил осчастливить бедного человека, и да сбудется воля твоя!

Отбив, как положено в таких случаях, поклоны всевышнему, отшельник обратился к гостю:

— Сын мой, иди вперед и не оглядывайся. Ты поднимешься на большую гору, и, как только спустишься с нее вниз к реке, твой посох покроется серебром и золотом. Но ты к этому богатству не прикасайся, иди своей дорогой, как будто ничего не случилось. Когда же войдешь в город Сиенгдонг-сиенгтхонг, богатство и счастье сами снизойдут на тебя.

Чантапанит, будучи человеком сметливым и хватким, не упустил свою жар-птицу. Он в точности выполнил то, о чем говорил ему отшельник. Как только он вступил в город, берега реки вдруг заблестели невесть откуда взявшимся золотом. Жители, истолковав свершившееся на их глазах чудо как указующий знак всевышнего, провозгласили Чантапанита королем и возвели для него дворец на том месте, где положили плиту два пустынника. Так город обрел своего монарха и стал королевской столицей.

...Наш самолет нашел наконец-то маленькое окно в плотной облачности и выпустил шасси так низко над скалой, что, казалось, только чудом они за нее не задели. Через несколько минут мы уже ступали по пышущему влажным теплом бетону. Слева виднелись синие теряющиеся в облаках горы, а в небе уже зависла черно-лиловая грозовая полоса. Хрупким и игрушечным на фоне надвигающейся стихии показался маленький деревянный домик аэропорта.

Ливень загрохотал по желтой крыше автобуса, как только он отъехал от аэродрома. Мутным влажным покрывалом окутались вершины гор и сам город, красные крыши которого только что ярко выделялись на склонах зеленых холмов. Древняя столица встретила нас хлюпаньем уже слабеющего дождя. Узкие заросшие травой улочки, потемневшие от времени деревянные домишки, буддистские пагоды, надмогильные ступы. На деревянных лоточках торговцев умытые дождем связки бананов, апельсины, продолговатые, похожие на громадные кабачки арбузы, разделенные на большие ломти плоды хлебного дерева, острый хмельной запах которых наполняет воздух, забивая аромат пряностей.

Город оживал. На улицах появились стайки школьниц на велосипедах, продавщицы дров с вязанками на плечах, горянки в черных одеждах, подпоясанные яркими поясами. Тоненький монах, совсем еще мальчик, подобрав одной рукой полу оранжевой тоги, осторожно переходит через лужу, струйки воды сбегают с его большого черного зонта. Двое мальчишек волокут по канаве латаную сеть, и мелкий теплый дождик сечет по их смуглым спинам. И над всем этим промокшим городским пейзажем пагода Тхат Чхомси, золоченым шпилем цепляющаяся за низкие облака.

Тхат Чхомси называют сердцем города. Она расположена на вершине священного холма Пхуси, где, по преданию, оставил свой след Будда, и видна почти из каждого дома. Старые люди рассказывают, что когда-то на месте холма Пхуси была дыра до самой середины земли. Монах по имени Паловек собрал со всей округи веревки, связал их в одну, прикрепил к большой корзине, в которую сел сам, и попросил односельчан спустить его вниз. Там, в темной глубине, смельчак нашел россыпи золотых самородков. День и ночь трудился он, отправляя наверх корзины с золотом, но когда оно иссякло, Паловека оставили в колодце и завалили выход гранитными глыбами. Однако отважный монах смог выбраться на поверхность. Паловек возвратил себе добытое золото и на эти деньги в благодарность за свое спасение построил на вершине холма, выросшего над местом провала, пагоду Тхат Чхомси. А злодеям, предавшим его, в наказание было велено день и ночь бить в барабан на вершине и отгонять от города злых духов. Много лет прошло с тех пор, но и теперь несколько раз в день раздается бой барабана у пагоды Тхат Чхомси...

Я взобрался на вершину того холма. Дождя уже не было. Легкий теплый ветер шевелил листву на деревьях. Две девушки в белых кофточках, устроившись, как в кресле, в развилке широкого раскидистого дерева, читали, склонившись над развернутой школьной тетрадкой. Какой-то бойкий мальчуган в разорванной на боку майке с номером 12 прыгал по базальтовым валунам, догоняя своих товарищей. А внизу лежал город, и ржавая кровля его домов, строгие прямоугольные дворики буддистских монастырей, островерхие, увенчанные стройными шпилями крыши пагод тонули в море темной зелени.

Однако в иерархии городских храмов выше Тхат Чхомси стоит пагода Сиенгтхонг. По преданию, ее заложил в благодарность небесам Чантапанит на том самом избранном отшельниками месте, где стоял его первый королевский дворец. Так ли это было или нет — доподлинно неизвестно, но совершенно достоверно, что в 1561 году король Сетхатхират перестроил пагоду Сиенгтхонг на свой вкус согласно имевшимся тогда представлениям об истинно современной архитектуре. С той поры пагода ведет официальный отсчет лет своего существования.

От берега Меконга к пагоде поднимается широкая белая лестница. Она была построена благодарными горожанами в честь прихода Чантапанита. Но, как я ни старался, не смог отыскать нигде того легендарного благоухающего красными цветами дерева. Посередине лестницы площадка, на которой, повернувшись хвостами к могучей реке, грозно скалят красные пасти два каменных льва. На лапах одного из них нагло переминается надутый от собственной отваги петух и, задирая вверх свой пострадавший в петушиных схватках гребень, оглашает священные окрестности кукареканьем. Под самым носом льва булькает на костре закопченный казан, который, по всей видимости, еще сыграет роковую роль в славной, но короткой петушиной жизни. Рикша в дырявой шляпе оставил внизу на берегу потрепанный мотоцикл с брезентовым тентом и сидит под тростниковым навесом, размешивая двумя деревянными палочками длинную лапшу в китайской чашке. Вокруг первого посетителя суетится толстая хозяйка этого заведения, в котором, помимо отмеченного выше казана, имеются еще два некрашеных стола и полдюжины стульчиков.

Было время завтрака, но во дворе пагоды Сиенгтхонг, следуя веками установившемуся распорядку, несколько молоденьких монахов сметали веничками опавшие за ночь сухие листья, густо пересыпанные сиреневыми лепестками. Ярко-желтые тоги служителей храма мелькали между отсвечивающими позолотой и керамической мозаикой башенками, узорчатыми часовенками. Почерневшая от времени крыша древней пагоды, ее квадратные расписанные золотом колонны, круглые надгробия над могилами, приютившимися под сенью банановой рощицы, синие, окутанные туманом горы на той стороне Меконга,— все это вызывало ощущение чего-то вечного, таинственного, что составляет смысл жизни, который так никому и не дано постигнуть. Чуть поодаль от монастырской молодежи неторопливо шуршал веником монах постарше. Как оказалось, это был главный бонза монастыря Пха Мао. Посетителей не было, и он охотно вступил со мной в беседу. Пха Мао рассказал, что Сиенгтхонг — главная из всех пятидесяти семи пагод Луангпхабанга и его окрестностей. Здесь после коронации получали благословение на царствование короли. Когда властители страны, возвращаясь из дальних странствий, сходили с королевских пирог, они по той самой оберегаемой львами лестнице поднимались в пагоду, чтобы пройти обряд очищения. Иностранные гости также могли вступить на священную землю столицы только после того, как они очистятся в пагоде.

— Видел ли настоятель последнего короля? — спрашиваю я.

— Ну как же не видел,— монах растягивает щербатый рот в вежливой улыбке.— Пха Мао, слава богу, уже шестьдесят семь лет, главным бонзой он стал сорок лет назад, а последний король Сисаванг Ватхана покинул Луангпхабанг только в 1977 году после неудачной попытки организовать заговор против народной власти. Правда,— оговаривается настоятель,— хотя его и называли королем, но он был не совсем настоящий король.