ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1 - Наталья Норд

― Да хоть южные, хоть северные, все на руку нечисты. То сопрут что, то загуляют. Вот чего им надо? Плачу хорошо. Дом не шибко большой. Делов-то: коня почистить, воды с колодца натаскать, чай подать, человек я мирный, без излишеств живу, путешествую только много, так ведь тоже не без удобств, ― жрец замолчал, словно задумался, повернулся к собеседнице, наблюдая за ней краем глаза.

― А чем вы в столице занимаетесь, не прогневитесь, что спрашиваю, и здесь вы зачем? Просто о вас всякое такое...

― Судачат? ― Тормант усмехнулся.

― Ну да, ― ората робко улыбнулась в ответ. ― Лавочник Птиш говорил, что вы человек мирный и толковый, что храму своему служите, только храм ваш уж больно жуткий. Человек всякий смерти боится, а вы ей молитесь. И дары ваши больше на непотребство похожи. Вон, госпожа Мартина, и в возрасте...почтенном, и сама...не красавица, простите, а только все мужики так вокруг и крутятся, глазки, как у кобелей на песьих свадьбах.

― А господин Мефей вам как?

― Он хороший, ― серьезно кивнула женщина. ― Добрый. Борая, правда, поругивает, но когда и угостит чем из лавки.

― Вот видишь, в любом храме есть хорошие люди. Уж кто какой дар выберет, это не нам судить. А моя работа в том, чтобы не позволять дурным людям в храм приходить и на пастырство. Я, вроде как, проверяющий.

― Говорят, вы магией занимаетесь, души усопших беспокоите, ― не унималась ората.

― Мы ли одни? А саги с толкователями, когда умерших допрашивают, не магией ли делают это?

Ората заметно смутилась. Как и предполагал жрец, она в тонкостях служения была не сильно сведуща. Тормант выглянул в окно и увидел, что Бораю надоело сидеть у фонтана, и Мефей замерз в легкой сутане и топчется у входа в дом.

― Так что труд мой, милая, не менее почтенный, чем любого другого священнослужителя. Дело свое я люблю, греха лишнего на душу не беру. Мне бы только помощника отыскать почестнее, мирного нрава. Камердинер, за одеждой следить, по дому распоряжаться, у меня есть, а вот мальчонку для мелкой работы я бы взял. Есть у вас тут такие парнишки?

― Не знаю, ― глупая гусыня никак не могла связать предложение жреца со своим отпрыском. ― Вы поспрошайте.

― А сына своего ко мне на службу не хочешь отпустить? ― жрец увидел, что пастырь с мальчиком входят в дом.

― Борайку? ― глаза у женщины полезли на лоб. ― Сыночка моего?

― Ну да, и ты работу на зиму найдешь, и сын твой в тепле будет, Даритель кончится, я в городе останусь, в холод путешествовать не люблю. А весной приеду, привезу твое сокровище назад. И не просто так, кормить-одевать буду, а за работу денег заплачу.

― Четыре храма, ― забормотала ората. ― Это как же? Зачем? А мне без него как?

Мефей завел Борая в комнату, предусмотрительно получив от жреца разрешение в форме кивка. Женщина подозвала сына и привлекла его к себе, поглаживая по вихрастой голове.

― А справится ли? А коли не справится, а коли выгоните? А коли набедокурит чего от невеликого ума?

― Да что же я, первый раз таких детей на работу беру, ― убеждал мать Тормант. ― Ты Мефея спроси, могу ли я ребенка за проказу из дома выгнать?

Младший пастырь недоуменно переводил взгляд с жреца на никчемыша.

― Скажи, Мефей, добрый ли я человек?

― Господин Тормант - человек великой порядочности и доброты. В храме о нем никто дурного слова ни разу не сказал, ― с жаром подтвердил Мефей. ― Придворный жрец, господин Сюблим, к королю на службу его звал. Да неужто он твоего сына на работу к себе берет? Вот удача-то тебе, отпускай, не раздумывай!

― Боязно мне, боязно, ― выдавила ората, но видно было, что она уже готова уступить. Забота о сыне брала верх. ― Люди что подумают? Бесовикам дитя отдала. Что саг скажет? Как в храме появлюсь? И отец Кульм проклянет!

― Отец Кульм тебе за всю твою жизнь слова доброго не сказал, о грехах твоих только горазд вспоминать. А саги кроме объедков да поучений чем помогают? ― Мефей навис над оратой пухлым животом. ― Кому другому предложили бы ребенка в столице на всем готовом поселить, да еще...

― Грамоте обучать, ― подсказал Тормант.

― ...грамоте обучать.

― Грамоте? ― всплеснула руками ората.

Мысль о том, что Борай может учиться и никчемство свое превозмочь, победила все сомнения бедной матери. Сама ората раз в год с трудом выводила свое имя на бумагах в документарии, когда требовалось для учета. Пример адмана Ларда, из наемного батрака доучившегося до управителя, навсегда поселил в ней уверенность, что ученость - благо редкое и ценное. А что Борай к тому благу склонность имеет, в том она убеждена была непреклонно, поскольку в один год водила мальчика в школу при Пятихрамье, закрытую спустя после королевскими дознавателями, и там он учился с семигодками и почти от них не отставал, даже буквы знал, пока они из ветреной его головы не выдулись.

― Вот что, ― Тормант взял со стола салфетку, покидал в нее сахарное печенье, орехи и сушеные фрукты. ― Возьми, дома с чаем поешь. Есть у тебя дома чай?

― Мефей, ― обратился он к пастырю, ― отсыпьте орате чаю на кухне в баночку, окорока нарежьте, дайте с собой хлеба.

― Дома подумаешь еще, после решение свое скажешь. С сыном твоим тоже хочу поговорить, а то, не ровен час, слишком щедрое предложение вам делаю, как бы самому в убыток не взойти. Поняла?

Ората кивнула, встала, заторможено двинулась к двери. Борай поплелся следом. Тормант смотрел им вслед и думал, что не поленится - сам наведет порчу на тхуутову бабу, если не заполучит мальчишку - медиума. Из раздумий его вывел вернувшийся от калитки Мефей.

― Правильно вы ее, строго, ― уважительно проговорил младший пастырь, оглядывая чайный столик в поисках кусочка повкуснее, похоже, его изжога отступила. ― Эх, чай остыл...Пусть думает идет, а не согласится, мы вам другого слугу найдем. Ишь, упрямая какая, уговаривать ее еще надо. Любая другая от счастья прыгала бы, что от такой обузы избавляется. А кстати, зачем вам никчемыш? Неужто нужно вам с таким добром возиться?

Тормант сел в кресло у камина, достал из кармана кисет, насыпал в горсть такшеарского табака и втянул в ноздри сладкий вишневый запах. В последние четверти сезона он не курил, даже трубку с собой не носил: после каждой затяжки судорожно стучало сердце и першило в горле. Жрец тянул время, раздумывая, что сказать младшему пастырю, чтоб потом не запутаться в собственных враках.

― Знаешь, кто такие медиумы? ― заговорил жрец.

Пастырь раскрыл рот от удивления, неуверенно кивнул:

― Этот, что ли? Борай?