Воспоминание об Алмазных горах - Мария Колесникова

— Во-первых, у тебя сложилось неправильное представление о послевоенной старушке Европе. Во-вторых, твое решение уйти на производство напоминает мне ваших народников, которые ходили в народ, — с неодобрением произнес Рихард.

Катя пожала плечами:

— Ну и что же? — И вдруг, словно спохватившись, торжествующе спросила: — А ты? Всегда ли ты занимаешься тем, чем тебе хотелось бы заниматься?

Рихард не ответил. Он тайно любовался Катей. Ее карие глаза стали совсем черными от возбуждения, смуглые щеки окрасились румянцем. Да, у них много общего, и прежде всего беспокойное отношение к жизни. Он ведь тоже хотел бы быть только ученым, писать научные труды, но долг коммуниста-интернационалиста диктует ему другое.

Со смущенным смешком, в котором слышались горделивые нотки, Катя поделилась своей радостью:

— В типографии устроили мне торжественные проводы. Наградили портретом Ленина за хорошую работу. Я отдала его обрамить и забрать под стекло.

— Поздравляю тебя. Значит, рабочие тебя полюбили. Наверное, тебя нельзя не полюбить… — Рихард улыбнулся ей, как взрослый улыбается ребенку, — нежно и преданно.

В этот вечер он впервые рассказывал Кате о том, о чем рассказывают очень любимому, очень близкому человеку: о своей матери, братьях, сестрах, живущих в Мюнхене, о своей бывшей жене Кристиане и их сложных отношениях, а потом разрыве, который назревал медленно, мучительно. Они оказались очень разными. Все, что было близко и дорого ему, ее только раздражало. И когда он предложил ей уехать с ним в Советскую Россию, она отказалась наотрез. Он понял, что любовь умерла, и согласился дать ей свободу. Катя ревниво слушала его рассказ и мысленно награждала эту женщину, его бывшую жену, необыкновенными чертами и достоинствами. Раз Рихард любил ее, значит, было за что… Она ревновала, но не хотела признаться в этом даже себе.

В этот вечер Катя многое узнала о жизни Рихарда, о его подпольной работе коммуниста там, на родине, о встречах с Эрнстом Тельманом. Потом рассказывала с своем детстве, об уютном родительском доме в Петрозаводске, о лесах и озерах Олонецкого края с его розово-красными закатами во все небо и белыми ночами, о своем увлечении театром, о своей первой любви. Много пауз было в ее рассказе, и каждый раз, как она умолкала, Рихард гладил ее руки.

В начале января 1930 года он уехал.

Перед отъездом перетащил из гостиницы «Новомосковская», где занимал номер, свои вещи и книги в Нижне-Кисловский переулок, к Кате, в ее скромную комнатушку в полуподвале.

— Теперь ты моя заложница, — шутил он. — Попробуй от меня избавиться.

После отъезда Рихарда Катя затосковала. Странно складывалась ее жизнь! Судьба готовила ей блестящую карьеру актрисы. Она была любимой ученицей Вивьена, и он много отдавал своего времени специально работе с ней. «Да вы, Максимова, прямо-таки созданы для ролей современных эмансипированных женщин!» — шутливо говорил он, но за шуткой крылась серьезность. Для зачетного спектакля он выбрал для нее роль учительницы из пьесы «Хулиган» (по сценарию Маяковского), и целый год они упорно работали над ней. Ее отметили как очень способную, многообещающую актрису. Ей улыбалось счастье остаться в Театре актерского мастерства, у Вивьена. Но на пути встала роковая любовь. Вот уж поистине роковая! Началась она, по сути, со школьной скамьи.

Весной тысяча девятьсот восемнадцатого года их маленький, замшелый городишко Петрозаводск взволновала потрясающая новость: в город приехали петроградские артисты, будут открывать театр! В школе только и разговору было что о театре. Первый государственный театр Карелии! И действительно, в начале июня театр открылся. Назывался он «Народный театр драмы». Главным режиссером театра стал Николай Васильевич Петров, его помощником — Юрий Николаевич Юрьин. Все это Катя узнала из первой же афиши. А вскоре мать по объявлению подрядилась переписывать для актеров роли. Семья была большая, и лишний заработок пришелся очень кстати. Матери иногда давали контрамарки, и Катя получила возможность бывать в театре. Обычно контрамарочники устраивались где-нибудь на галерке, но Катя находила, что и на галерке здорово! Театр! Особый мир… Со сдержанной торжественностью рокочет зрительный зал, нарядная публика, охваченная единым чувством праздничности, сосредоточенно усаживается на свои места. На галерке особенно весело. Здесь царство молодежи. Многие друг друга знают и громко перекидываются приветствиями. Только и слышно: «Сегодня Юрьин!» И сердце Кати замирает: любимый артист всего города! Но вот зажигаются огни рампы. Взвивается занавес. Публика громкими аплодисментами встречает любимых актеров. Катя тоже самозабвенно хлопает в ладоши.

Ах, сколько потрясающих вечеров провела она в этом театре! Сколько жизней прожила со своими любимыми героинями… Катерина из «Грозы», Кручинина из «Без вины виноватые», Маша из пьесы Чехова «Три сестры», «Нора», Настя из пьесы Горького «На дне». Всех, всех она любила, пыталась воображать себя то одной из них, то другой, иногда тихо плакала от переполнявших ее чувств — жалости и неопределенного восторга. Театр стал частью ее души, новым громадным миром. Она читала наизусть многие монологи, и сестры Таня и Муся награждали ее восторженными аплодисментами, как настоящую артистку.

И когда однажды прочитала объявление, что при Народном театре драмы организована театральная студия и желающих поступить в нее просят подавать заявления, ее сердце учащенно забилось. Мгновенно приняла решение. Связать свою судьбу с театром! Это ли не самая вожделенная мечта…

На экзаменах она читала стихи своих любимых поэтов: Блока и Ахматовой.

Ее приняли в студию. Вначале студией руководил Николай Васильевич Петров. А после его отъезда в Ленинград студию взял в свои руки Юрий Николаевич Юрьин.

В Юрия Николаевича были влюблены все студийки. Да что там студийки! Весь город в него был влюблен. Блестящий актер, драматург, а после Петрова — главный режиссер их театра, не последняя фигура в комиссариате просвещения Олонецкой губернии. Словом, большой человек, а главное — любимый актер. Когда он тяжело заболел воспалением легких, «Известия Олонецкого губсовета» в разделе «Театр и музыка» печатали бюллетени о состоянии его здоровья. Так велика была популярность актера.

Катя занималась в школе второй ступени, в предпоследнем классе, ходила в музыкальную школу и посещала студию. Какое это было счастливое время! В маленькой комнате, отведенной студийцам, кипит жизнь. Никто не замечает ни холода, ни сырости — слишком увлекала работа. Сами рисуют декорации, обдумывают световые эффекты, изучают эпоху, чтобы создать костюмы. Немалое внимание уделяют и гриму. И в это же самое время идет репетиция. Юрий Николаевич, оживленный, с блестящими глазами, следит за своими питомцами. «Не так, не так!» — вдруг машет он руками и совершенно неожиданно превращается в Шмагу из «Без вины виноватые». Не хватает только соответствующего костюма для полного впечатления… И они, студийцы, подхватывают, завороженные творческим горением любимого артиста.