Высшие кадры Красной Армии 1917-1921 - Сергей Войтиков

У руководителей ПЛСР весной 1918 года отсутствовало даже единство взглядов по вопросу о будущем собственной партии, не то что о создании вооружённых сил — об этом свидетельствует стенограмма Второго съезда партии (апрель 1918 года). На съезде разразилась дискуссия необходимости сохранения мира с Германией, о роли ПЛСР в осуществлении социальной революции и о взаимоотношениях с большевиками (может ли ПЛСР стать «гегемоном социальной революции», т.е. свалить большевиков и взять власть в свои руки?)[415]. Левых эсеров объединяла, пожалуй, уверенность в том, что их сила в аграрном вопросе, а «не в военной мощи, не в боях на границе, не в добровольческих отрядах»[416]. Военному вопросу придавалось второстепенное значение: на дневном заседании 21 апреля И.З. Штейнберг предложил организовать следующие комиссии съезда — организационную, литературно-издательскую, политическую и по выработке Советской Конституции, аграрную, по экономической (и рабочей программе)[417]. Один из делегатов обратил внимание на необходимость создания специальной военной комиссии, считая «в высшей степени» важной организацию военного дела на местах — глас вопиющего в пустыни: делегату возразили, что военная организация отнесена к организационным вопросам[418]. На предложение о создании военной комиссии отдельные делегаты заявили, что «время не наступило, доклада нет» (доклад должен был сделать, но не сделал член ПК ПЛСР М. Ярустовский[419]); собрание большинством голосов отложило вопрос, как его сформулировал И.З. Штейнберг, «о военной боевой работе»[420]. В итоге военный вопрос был сведён к обсуждению «Отчёта боевой организации», представленного Петроградской боевой дружиной[421].

Наиболее догматично мыслящие партийные работники считали, что партия должна озаботиться не созданием армии, а осуществлением социальной революции (М.А. Натансон, М.А. Спиридонова, А.М. Устинов и др.)[422]. Эта часть левых эсеров, как и левые коммунисты в партии большевиков, рассчитывали на скорейшее осуществления революции в Германии и окончательное разложение частей Четверного союза[423]. Спиридонова и Устинов после заключения Брестского мира выступали даже против формирования партизанских левоэсеровских отрядов, действующих в тылу у германских частей и на фронте: такие отряды отождествлялись с подготовкой к партизанской войне и фактическим срывом мирного договора[424] (М.А. Левенсон в полемическом запале даже назвал Устинова и Спиридонову «большевиками»[425]). Натансон считал предметом особой гордости левых эсеров разрушение «старой империалистической армии»[426]. Следует отметить, что Устинов в апреле 1918 года вышел из состава ЦК ПЛСР вследствие «принципиального расхождения» по вопросам об уходе из СНК и Брестского мира[427].

Настроенные менее догматически, но, на данном этапе[428], радикально к большевикам левоэсеровские деятели — Д.А. Черепанов, И.З. Штейнберг, Б.Д. Камков, А.А. Биценко, член ПК ПЛСР Д.Л. Сапер — продолжали отстаивать «партизанскую войну» с Германией (выражение А.М. Устинова), и критиковать «великодержавные идеи [большевиков] о создании миллионной армии со старым генералитетом и офицерством во главе» (выражение Д.А. Черепанова)[429]. Более сдержанной в этой группе оказалась А.А. Биценко, присоединившаяся к негативной оценке ««армии», которую организуют большевики», но также констатировавшая: большевики делают большие успехи в организации вооружённых сил, чем левые эсеры[430]. Сапер, выступив против объединения с большевиками, напомнил, что ПЛСР выражает интересы не только Советской России, но и интересы оккупированных немцами местностей бывшей Российской империи, поэтому «форма партизанской борьбы необходима для наших товарищей», находящихся в зоне оккупации[431]. Выступивший в прениях по политической программе А.А. Шрейдер обратил внимание на вопрос, обойденный Д.А. Черепановым и Д.А. Магеровским — об отношении к армии в контексте «коренной ломки самого понятия государства»[432]. Шрейдер заявил о необходимости коренной ломки постоянной армии как политического института и допустимости лишь «волонтёрской армии» (которая, впрочем, также непременно «превратится в преторианскую армию вольнонаёмников, которая будет так же одиозна, как и всякая другая»)[433]. Д.Е. Синявский, идя дальше А.А. Шрейдера, предложил ставить как принципиальное положение «всеобщее вооружение народа, определённое, сознательное», так как «волонтёрство по существу в наших условиях, при безработице [и] голоде, мало чем отличается от принудительности»[434].

Наконец, ряд левых эсеров, занимавших, отметим, важные посты в армии (В.И. Киквидзе, Ю.В. Саблин), считал создание вооружённых сил необходимостью[435]. Когда И.А. Майоров подчеркнул, что большевистское правительство «стало на… точку зрения, что большую часть расходов нужно произвести не на сельское хозяйство, а на военные нужды», из зала раздался голос: «Правильно»[436].

В принятых съездом тезисах И.З. Штейнберга по текущему моменту, естественно, есть пункт о «содействии народу в его классовых восстаниях против внутренней контрреволюции и иностранного империализма»[437], т.е. по сути, о партизанской войне и мировой революции; а в резолюции съезда по политической программе (тезисы, предложенные главой «военного отдела» ПЛСР Д.А. Магеровским) зафиксировано, что одной из особенностей советского строя является «вооружение лишь трудящихся»[438]. Как видим, большинство левых эсеров на съезде высказались за уничтожение постоянной армии. Однако 12 мая фактически точка зрения Киквидзе и Саблина одержала победу — произошёл настоящий поворот в военной политике левых эсеров: их ЦК решил созвать совещание военных специалистов — это постановление убеждённых, как считается, сторонников «партизанщины»! — и предложить членам партии занять «ответственные посты по формированию Красной Армии»[439] (проведение в жизнь такого решения никак не устроило бы большевиков). Поздно! К июню 1918 года сосуществование большевиков и левых эсеров в органах государственной власти стало обоюдонетерпимым. Большевики фактически оставили идею власти Советов и последовательно шли по пути государственного централизма, им были нужны не временные попутчики, а дисциплинированный исполнительный аппарат для проведения идей центра. Сформирование продовольственной армии означало объявление войны крестьянству, заигрывание с ПЛСР путём привлечения их представителей в правительство закончилось[440]. Левые эсеры и максималисты 11 июня 1918 года на заседании ВЦИК резко осудили продовольственную политику большевиков (создание комбедов) и пригрозили РКП(б), что «против проведения вредных мер, заключающихся в декрете (об образовании комбедов. — С.В.) и против всех вообще мер, ведущих к неестественному разделению трудового крестьянства, они будут бороться самыми решительными мерами как в центре, так и на местах».

Две правящие партии — ПЛСР и РСДРП(б) — приготовились к открытому противостоянию[441]. На V Всероссийском съезде Советов левые эсеры и максималисты распространили среди делегатов воззвание, в котором прямо призвали, в том числе, к изгнанию из Красной Армии старого генералитета «со всеми их черносотенными штабами»[442], 6–7 июля 1918 года состоялось так называемое «выступление левых эсеров», в начале которого члены ЦК ПЛСР были убеждены, что СНК не найдёт достаточно войск, чтобы разбить их силы[443], а в Штабе партизанских формирований и отрядов (том самом, что формально подчинялся Высшему военному совету) лишь «некоторые… товарищи, более знакомые с военным делом… настаивали на использовании момента и переходе в наступление, пока большевики не оправились от внезапности»[444]. Основная заслуга в подавлении «мятежа», как известно, принадлежит «латышским стрелкам»[445]; в подавлении выступления ПЛСР также активно принимали участие отряды МВО[446] — определённый показатель того, что в июле Красная Армия преимущественно контролировалась большевиками.

Я.В. Леонтьев пишет, что и после выступления левых эсеров члены ПЛСР продолжали занимать высокие командные должности (В.И. Киквидзе — начальника сформированной им 16-й стр. дивизии, Г.Д. Гай — 24-й Симбирской стр. дивизии и два руководителя группы войск на Северном Кавказе, «тесно связанные с левыми эсерами»). Действительно, левые эсеры остались (пока) на ключевых постах в армии, но были поставлены под жёсткий большевистский контроль и опасались за своё будущее. В.И. Киквидзе, вблизи дислокации частей которого 1 сентября сошёл с рельсов поезд председателя Высшей военной инспекции большевика Н.И. Подвойского, вообще опасался, что инцидентом воспользуются для его устранения[447]. А комиссар 1-й армии большевик С.П. Медведев осенью 1918 года развязал настоящую травлю Г.Д. Гая[448]. Причины травли Медведевым военных специалистов лежали в маниакальном недоверии к ним значительной части большевиков, но ведь Гай военспецом не был…