Бульвар рядом с улицей Гоголя - Герман Канабеев

уведомлениями, понял, что интернета нет. Обухову стало не по себе, он зачем-то открыл настройки Wi-Fi и, не увидев ни одного доступного подключения, совсем разволновался. Сеть работала, и Артем даже сделал контрольный звонок на номер точного времени, но наличие сотовой связи и электронный голос информатора совсем не успокоили Артема. Все равно он чувствовал себя так, словно попал на необитаемый остров. Еще минут через двадцать Артем тихонько выбрался из спального мешка, надел пуховик, вышел наружу и сел тут же на крыльце.

Таких ночей он еще не видел. Откуда такая ночь может взяться в городе? Там, в городе, не бывает черного неба из-за ярких огней, пока еще местами оранжевых, теплых на окраинах, но в центре уже вовсю лютует энергосбережение, и теперь огни там мертвенно-бледные. Над городом небо ниже, чем здесь, и свет от энергосберегающих фонарей отражается от него, превращая ночь в черно-белое нечто, что и на ночь не похоже. А здесь — в этом высоком черном небе, похожем на бархат, приколоченный к космосу обувными гвоздями с блестящими серебристыми шляпками, никто не позаботился об энергосбережении. Ополовиненная луна горит так, словно не отражает, а светит сама. Артему показалось, что сейчас стало намного теплее, может, из-за того, что и сам он отогрелся в избе. На том берегу озера уже не горел ни один огонек. Русово спало крепким деревенским сном, скорее всего без сновидений.

Тихонько скрипнула дверь. Степа вышел из дома с двумя кружками в руках и сел на крыльцо рядом с Артемом.

— Держи, — Усаченко протянул кружку Артему.

— Коньяк?

— Остатки.

Степа выпил и достал пачку сигарет.

— Будешь?

— Не курю, — ответил Артем, но тут же добавил: — Хотя давай.

От первой же затяжки Обухов закашлялся так, словно это был последний вдох перед смертью от двусторонней пневмонии. Артем бросил сигарету:

— Не стоило пробовать.

Степа курил так вдохновенно и вкусно, что Обухов пожалел, что он не курящий.

— Стёп, а ты как в МЧС оказался? — спросил Артем Усаченко.

— Прозвучит странно, но я хотел людей спасать. Артем после этих слов пожалел, что задал такой вопрос.

— А ты? — спросил Степа Артема.

— Да само как-то. Отец повлиял. Сказал, что, если где-то и есть перспектива, так только там, где государство. Стабильности, наверное, хотелось.

— Отцу или тебе?

— И мне, конечно.

— Ясно, — Степа докурил сигарету, затушил и положил окурок в пустую теперь пачку.

— Ну извините, что я тут не про защиту родины, — бросил Обухов, в ответ майор только улыбнулся.

— Да и я не про родину. Знаешь, что для меня родина?

— Ну?

— Сгоревший кинотеатр.

Степа рассказал, как в одном из захолустных городов его детства сгорел кинотеатр «Родина». Он со стайкой друзей носился с деревянным маузером в руке, что вырезал из доски отец, и пытался убить друга Леньку, воевавшего за немцев. Пробегая мимо одного из подъездов, он услышал, как одна из бабок на скамейке сказала: «Родина горит». Тут же кто-то из пацанов крикнул: «Там родина горит, пошли смотреть!» Дети закончили сражение и побежали на площадь Ленина, где полыхал огнем кинотеатр, не оставляя шансов пожарным. На следующий день на автобусных остановках, в очередях продуктовых магазинов, на рынке можно было услышать: «Видели, как родина наша горела?» Тогда Степа подумал, что, если бы он был пожарным, тогда бы точно смог «Родину» спасти. Через неделю «Родину» обнесли забором, и несколько месяцев обугленный остов кинотеатра, где каким-то чудом сохранились две буквы в названии — «НА», повергал в депрессию проходивших мимо горожан. В середине двухтысячных Усаченко был проездом в этом городе. Родину восстановили. Теперь это был пятиэтажный торговый центр из стекла и железа с названием — «Ваш дом».

— Мда, — сказал Артем, выслушав историю, — у меня все куда прозаичнее.

— Да и в моей истории тоже нет никакой поэзии, капитан, — Степа хлопнул Обухова по плечу.

— Ты, кстати, так и не рассказал, почему именно тебя сюда отправили. Вроде не твой профиль.

— Это ссылка, с начальством поругался, — ответил Артем.

— Понятно.

Артем не стал рассказывать, что все из-за того, что дождь шел уже четвертые сутки. В среду чертил наискосок. Заштриховал четверг. В пятницу мелко нашинковал серое небо. В субботу на пару с ветром сбил с городских деревьев мертвую еще с осени листву, чудом цепляющуюся за ветки всю зиму. И когда в воскресенье утром Артем вышел из дома в озлобленный март и пошел в сторону метро, все, что эти четыре дня было дождем и ветром, теперь на холоде окаменело, зачерствело, замерзло и ощетинилось.

Все из-за дождя и слишком резкого похолодания. Из-за того, что пришлось оставить на парковке во дворе не переобутую к зиме машину и на работу отправиться на метро.

Простой, но важный утренний ритуал для любого разумного человека, собирающегося попасть на работу с помощью метрополитена, — воткнуть в голову наушники, надеть темные очки, если тепло и солнце, не надевать очки, если холодно или пасмурно, накинуть на голову капюшон, можно даже марлевую повязку нацепить, или шарф, или любую вообще повязку и спрятать лицо до самых глаз; главное, как можно тщательнее оградить себя от всего, чем изобилует мир: люди, нежелательные звуки, запахи, цвета.

Артем Обухов знал, что проще всего справиться со звуками, нежели со всем остальным, поэтому и сделал всего пару шагов от подъезда, остановился и снял перчатки, чтобы достать из кармана джинсов телефон. В любом плейлисте, в любом из сервисов первый трек должен быть не абы какой — нельзя подходить к этому безответственно. Сейчас такое время, когда ты — не то, что ты ешь, ты — то, что ты слушаешь, то, что ты смотришь, ты — то, что ты лайкаешь, и на кого, и на что подписан.

Артем запустил приложение VK на телефоне — музыка — моя музыка; нажал play, зная, что первым треком у него Radiohead — Creep, и сразу убрал телефон обратно в карман. Он знал, что здесь, возле подъезда, «Мегафон» плохо держит связь, и это хорошо; Артем успел принять это холодное утро как объективную реальность, вместо того чтобы думать, дескать, все было так исключительно для него подготовлено, пока шел до угла своего дома, и там как раз уже подгрузился трек. Но вместо ожидаемого — when you were here before — прослушал рекламу и, конечно, слушать теперь Radiohead не хотелось. Вообще больше ничего не хотелось. Он убрал наушники в карман.

Артем стоял на длинном языке эскалатора станции «Парк Победы», ждал, когда тот его наконец сглотнет вместе с остальными и он окажется