Хозяин небесных гор - Зверев Максим Дмитриевич

Мы остановили машину около колодца. Он был тщательно укрыт саксаулом, прижатым сверху старой автомобильной рамой. В домике рядом мы и решили переждать жаркие часы.

Едва я переступил порог, как в печке послышался странный шорох. «Вероятно, пустынный сыч устроился на день в трубе», – подумал я. Но шорох прекратился.

В глинобитном домике было пусто. Керосиновая лампа на потолке, спички, старые радиобатарейки – вот, пожалуй, и всё. Зато было прохладно, а нам больше ничего и не надо.

Мы расстелили брезент и разлеглись на полу. Мой проводник-казах тут же заснул. Однако шофёру что-то понадобилось в машине, он встал, приоткрыл дверь, но снова поспешно захлопнул её.

– Кто-то на крыше, – тревожно сказал он, отступая.

Я осторожно, чтобы не разбудить проводника, встал и взглянул в маленькое оконце. Напротив нас из труб трёх домов торчали чьи-то чёрные круглые головы. Их не было, когда мы приехали.

– Не черти же это! – усмехнулся я. – Но всё же надо проверить.

Едва мы вышли из домика, как все три головы нырнули в трубы. Конечно, «нечистая сила» – чепуха, дедовы сказки, но в первом же домике опять раздался шорох в трубе.

– Сейчас мы узнаем, кто там! – рассердился шофёр.

Он поднял с полу обрывок кошмы, поджёг его и сунул в печку. Мы выбежали во двор. С первыми клубами дыма из трубы выскочил огромный чёрный кот, гигантскими прыжками перелетел на крышу соседнего домика и нырнул в трубу. Там раздалось шипение, кашель, возня, а вслед за этим кот опрометью выскочил обратно, спрыгнул на землю и ускакал за бархан. Видно, труба была уже занята другим котом, не пожелавшим потесниться.

В это время подошёл к нам проводник.

– Айда ночевать, жарко ещё, чиво туда-сюда бегать! – сказал он зевая.

– Слушай, аксакал, откуда здесь коты, и все чёрные?

Казах усмехнулся в редкую седую бороду.

– Зачем кошке кочевать? Чабанов ждать дома надо. Всё закрыто, зато труба есть. Конешно, сажи шибко много. Пока туда-сюда лезут, вороные стали. А зимой сивые, пегие, всякие были.

– Как же коты не дохнут летом от голода?

– Зачем дохнуть? А эти, как их по-вашему? – И проводник показал рукой на ближайший бархан, усеянный норками песчанок.

Значит, полгода кошки живут дикарями, но каждая в своём доме!

ВОРОНЫ НА СТОЛБЕ

Машина стремительно мчится шоссейной дорогой, прямой как стрела. По сторонам одни барханы, однообразные и скучные, лишь кое-где оживляемые зарослями саксаула. Телеграфные столбы уходят вдаль, исчезая в мареве лёгкой дымки после недавнего дождя. Это дорога от Баканаса до Илийска, пересекающая бугристые пески Муюн-Кумов. Если долго ехать по ней, начинает казаться, что асфальт мчится навстречу. Глазу не на чем остановиться...

Но вот на одном из столбов показалась чёрная точка. Приближаемся и видим, что это сидит чёрная ворона. Мимо с грохотом проносятся грузовые машины, но ворона спокойно причёсывает свои перья. Казалось бы, что интересного в ней – мало ли ворон сидит на столбах у дорог! Но нога невольно нажимает на тормоз: на столбе между фарфоровыми чашечками изоляторов свито воронье гнездо, а из него выглядывает вторая ворона!

Как только машина остановилась, обе вороны взлетели и закружились, никуда не улетая. Конечно, в гнезде у них яйца. И сразу же приходит в голову: что может быть нелепее, чем гнёзда на открытом месте, видном любому врагу за несколько километров? Но если подумать, не так-то уж и плохо эти вороны устраивают свой очаг. Ведь взобраться на высокий гладкий телеграфный столб труднее, чем на низкорослые саксаул или тамариск. Да и кто полезет? До ближайшего посёлка километров двадцать, а машины проносятся не останавливаясь. Вороны хорошо приспособились к новой технике в пустыне. Чем ближе к озеру Балхаш, тем больше вороньих поселений на столбах. Гнёзд там местами так много, что связистам приходится очищать от них столбы.

Наша машина двинулась дальше. В заднее окошечко видно, что ворона опять села в гнездо. Её супруг примостился на вершине столба. Они могут быть теперь совершенно спокойны – машина с натуралистами только одна в потоке автотранспорта и ни один шофёр не затормозит при виде вороньего гнезда на столбе!

НЕРАЗГАДАННАЯ ТАЙНА КЕКЛИКОВ

Приехал я на лесной кордон Бартугай поздно вечером и не успел рассказать о цели своего приезда егерю Чуне. А он, как истый житель горных лесов, никогда ни о чём сам не спрашивал. Только на следующий день утром, когда мы сели на кошму перед столиком на крошечных ножках и стали пить чай с баурсаками, я задал Чуне тревожный для меня вопрос:

– Как в этом году, Чуне, в горах есть кеклики?

– Мал-мала есть, – ответил Чуне, сразу поняв, что начался служебный разговор.

«Мал-мала» в понятии Чуне значило много, и поэтому приехал я в Бартугай не напрасно.

– Видишь ли, Чуне, – приступил я к трудному разговору, – учёные зарубежных стран считают, что кеклики-самки сносят яйца в два гнезда, и на одном высиживает самка, на другом – самец. Так и ходят потом каждый со своим выводком. Я приехал проверить, так ли это.

Чуне мрачно молчал и громко втягивал чай. По всему его недовольному виду было ясно, какого он невысокого мнения обо мне – всегда я занят пустяками!

– Тау-теке на Турайгыре шибко много, – неуверенно произнёс он, глядя в окно и стараясь сбить меня на такое дело, которое было бы для него интересным.

– А ты, Чуне, не замечал, два гнезда у кекликов или одно?

– Кто его знает...

– После чая оседлай коней и поедешь со мной!

– Ладно.

Мне не удалось пока заинтересовать Чуне кекликами, но я надеялся сделать это в горах. Его наблюдательность и знание повадок животных нужно было обязательно использовать.

Через час наши кони побрели через Чилик. Белая пена клубилась со стороны течения, достигая седла. Кони шагали тяжело, слегка наваливаясь всей тяжестью на воду, чтобы не быть сбитыми с ног течением. Я много раз переезжал вброд через Чилик, но каждый раз вздыхал облегчённо, оказавшись на том берегу.

– Тут чушка днюет! – сделал Чуне последнюю попытку заинтересовать меня охотой на кабанов и показал камчой на тугай.

Я не ответил, и он потащился сзади, всё время отставая. Около каменистых россыпей закричали кеклики. Мы слезли и пустили лошадей пастись.

– Чуне, ты находил когда-нибудь гнёзда кекликов? – спросил я.

– Приходилось...

– Давай поищем!

– Зачем?

– Как – зачем? Я же тебе объяснял!

– У них гнёзд сичас нету.

– Почему?

– Они теперь с ребятами бегают.

Это была первая неприятность. Значит, я опоздал, и в этом году искать гнёзда было бесполезно: птенцы вылупились из яиц.

– Ну ничего, – сказал я, не подавая виду, что ответ Чуне меня огорчил, – поищем выводки.

Мы медленно начали карабкаться вверх по скалам. То и дело приходилось поджидать Чуне. Едва я выглянул из-за небольшого перевала, как на другом склоне закричал кеклик. Мы притаились за камнями. Кеклик успокоился и замолчал. В бинокль я долго осматривал противоположный склон. До него было недалеко, но заметить кеклика не удавалось: окраска его оперения не отличалась от камней. Кеклик неподвижно затаился, и увидеть его было невозможно. Нужно ждать. И мы с Чуне улеглись на камни, не спуская глаз с места, откуда раздавался крик кеклика.

Прошло полчаса. Солнце поднималось всё выше, и делалось жарко. От нечего делать я наблюдал за насекомыми. Крупный богомол сидел неподвижно на кустике полыни, и особый отросток у него на голове, как зеркало, отражал солнечные лучи, сверкая бриллиантовой капелькой. «Вода» среди сухого южного склона привлекала насекомых, и маленький хищник ловко хватал их своими передними ножками.