Второй вариант - Георгий Северский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появление Астахова и Грабовской не прошло незамеченным, молодая элегантная женщина привлекала к себе внимание. Тонкие черты удлиненного лица, грациозность стана и поступи, улыбчиво-задумчивый взгляд- все это производило впечатление. Склонив голову к плечу Астахова, она улыбнулась:
— Будем играть? Почему бы и нам не испытать судьбу? — Не ожидая ответа, а быть может, предугадывая его, расстегнула черную лакированную сумочку.
Астахов, тоже улыбнувшись, положил на сумочку руку:
— Сегодня вы моя гостья, — и пошел за фишками.
К удивлению Грабовской, Астахов, усадив ее за стол рулетки, сам остался стоять сзади. Заметив недоумение, весело шепнул:
— Нет, пани Елена! Свои ставки я делаю на биржах Европы, — и, улыбаясь, показал взглядом на столбики фишек перед Грабовской.
В тот же миг крупье объявил:
— Дамы и господа, делайте ваши ставки!..
Огромный двухцветный стол, расчерченный квадратами, покрылся фишками разного достоинства.
— Игра сделана! Ставок больше нет!
С треском помчался по диску шарик, множество горящих глаз пытались уследить за ним… А диск кружил все медленнее, все медленнее прыгал через лунки с цифрами шарик.
Прикусив губу, Елена смотрела на стол. Длинные ее ресницы вздрагивали, глаза расширились.
— Двадцать пять! Нечет! Черная половина! — выкрикнул крупье.
Елена проиграла. Делая новые ставки, она забыла, казалось, об Астахове — так увлекла ее игра.
Фишки кончились, и, прежде чем Астахов успел предложить новые, Елена встала.
— Довольно! Слишком однообразно да и не по-везет. — Лицо се было спокойно, без следа недавнего азарта.
Не торопясь, прошли они по другим залам. В том, где шла карточная игра, увидели Красовского. Судя по толстой пачке банкнотов, лежащей перед Красовским, удача не оставляла его. Тонкие, длинные пальцы Красовского ласкали карты, изящно открывали их, небрежно касались денег…
— Чему вы улыбаетесь? — спросила Астахова Елена.
— Меня восхищает отточенность движений графа… Поразительный артистизм!
— Еще бы! — презрительно поморщилась Грабовская. — Ловкость рук у него потрясающая!
— Не судите строго игроков, пани Елена, — внимательно посмотрев на нее, сказал Астахов. — Поверьте, азарт — не худший из человеческих грехов…
— Это не азарт, — покачала головой Грабовская, — Это — порок.
Они спустились в ресторан. Разливая шампанское, Астахов продолжал начатую тему:
— И все-таки не понимаю, в чем провинился перед вами бедный граф. Буквально днями мы виделись с ним, и я заметил, что он преисполнен к вам почтения…
— Не заблуждайтесь на его счет, — опять поморщилась пани Елена. — И я бы не советовала вам иметь с ним дело — обманет!
— Кто, граф? — изумился Астахов.
— Какой там граф! Это самозванец, квалифицированный мошенник, — увидев, что Астахов растерялся, Грабовская доверительно добавила: — Шулер — не единственная его «специальность». Он еще и профессиональный взломщик. Нам с вами труднее открыть консервную байку, нежели ему любой сейф!
— Но…
— Не спрашивайте, откуда я это знаю, — остановила его Грабовская. — Но в истинности моих слов можете не сомневаться!
За ужином Астахов рассказывал ей о Константинополе, где Грабовская была лишь проездом. Чувствовалось, что он прекрасно знает этот город, расположенный одновременно в двух частях света, — город, в облике и жизни которого так тесно и противоречиво переплелись европейская современность и древняя азиатская дикость… Астахов говорил о знаменитых дворцах, о всемирно известных мечетях, о бесподобных стамбульских фонтанах. Рассказывал увлеченно, интересно, зримо, но заметил вдруг, что Грабовская слушает его невнимательно, что мысли ее заняты чем-то другим.
— У вас утомленный вид, пани Елена, — прервав рассказ, заметил Астахов. — Вы устали?
— Признаться, да, — виновато улыбнулась Грабовская.
— В таком случае, позвольте проводить вас…
Когда вышли из казино, Астахов хотел взять извозчика, но Грабовская отказалась: идти было недалеко, всего квартал.
Прощаясь, она смотрела вопросительно, выжидающе. но Астахов коротко поблагодарил за приятный вечер и ушел. Поднимаясь в номер, Грабовская подумала о нем не без разочарования: она рассчитывала, что Астахов будет просить о новой встрече.
… Астахов уже подходил к своей гостинице, когда на пути его встали трое. Мгновенно затолкали совладельца константинопольского банкирского дома в тоннель темной подворотни. Кто-то ударил его сзади по голове. Удар был настолько сильный, что Астахов едва не упал. Попытался было рвануться в сторону, но тут же холодное лезвие ножа коснулось горла.
— Поднимешь хай, порежу, чтоб мне жизни не видать! — угрожающе прозвучал чей-то голос.
Три пары рук проворно вывернули карманы. Бумажник, записная книжка, пачка визиток — все перекочевало к налетчикам. Один из них заметил упавшую бумажку, поднял и ее. Исчезли налетчики так же внезапно, как и появились.
Астахов пощупал голову, крови на руках не было. В полутьме тускло блеснули на пальцах перстни… Оказалось, что и золотой брегет остался в жилетном кармане… Астахов посмотрел на часы, опять — на перстни… И — засмеялся.
Утром, когда полковник Туманов приехал на службу, капитан Савин уже ждал его в приемной.
— Что-нибудь срочное? — добродушно полюбопытствовал Туманов, пропуская помощника в кабинет. — Или, упаси бог, неприятности?
— А это как сказать… — усмехнулся Савин.
— Интригующее начало! — Туманов кивнул на кресло у стола: — Прошу. Ну-с, что у вас?
Савин молча положил перед ним донесение, из которого явствовало, что сотрудникам контрразведки не удалось обнаружить у Астахова сергеевского документа.
— Кто конкретно принимал участие в операции? — спросил Туманов.
— В гостинице был я. — Савин замолчал, полагая, что этим все сказано.
— Я не сомневаюсь в вашем профессионализме, Василий Мефодиевич, — нахмурился Туманов, — но все- таки: вы уверены, что он не догадался о вашем визите?
— Александр Густавович! — укоризненно посмотрел на него капитан. — Подобных обысков на своем веку я провел десятки! — Пожав плечами, добавил: — Какие-то незначительные следы моего пребывания в номере, наверное, можно обнаружить, но… Для того, чтобы их заметить, Астахов должен обладать не меньшим опытом, чем ваш покорный слуга. А он, как нам известно, в жандармском корпусе не служил.
— Хорошо, — кивнул Туманов, — пойдем дальше. Вечерний налет вы обставили достаточно топко?
— Старались. Учитывались даже мелочи… — Видимо, вспомнив что-то, Савин усмехнулся. Заметив нетерпение полковника, пояснил: — Я потребовал от моих помощников, чтобы они изъяснялись со своей жертвой на блатном жаргоне, как настоящие налетчики-рецидивисты. Но все это оказалось ни к чему, документа при нем не было.
— Ваши выводы?
— Одно из двух, — тихо произнес Савин, — или Астахов сумел перехитрить и меня и моих людей, во что я не склонен верить, или… — он посмотрел в глаза Ту-манову, — или нет у него этого документа и не было никогда. Это афера.
— Позвольте, Василий Мефодиевич, — откинулся на спинку кресла удивленный Туманов. — Мы же знаем с вами, что Астахов солидный коммерсант, а не афе-рист.
— А разве обязательно, чтобы одно исключало Другое? — невозмутимо ответил Савин. — Всего лишь один пример из недавнего прошлого. Вы помните Митьку Рубинштейна? Как же — банкир-миллионщик! К его услугам прибегала сама императрица… А чем кончилось, каким скандалом?! Так вот, боюсь, что и в нашем случае…
— Не спешите, Василий Мефодиевич, не спешите… — Туманов встал из-за стола, прошелся по кабинету. — Не забывайте, что появлению здесь Астахова предшествовало рекомендательное письмо генерала Лукомского.
— Старый маразматик! — быстро вставил капитан. — Смотрел, как Сергеев потрясает у него под носом документом особой важности и не мог принять нужные меры! Хотя бы из виду не выпускал мерзавца! А то ведь пока я приехал в Константинополь, Сергеева и след простыл…
— Обида, Василий Мефодиевич, обида в вас говорит, — недовольно остановил помощника Туманов, — А это для нас непозволительная роскошь: обида мешает делать правильные выводы. Но — к делу! Допустим, Астахов, прослышав о сергеевском документе, сумел убедить Лукомского, что обладает таковым. И допустим, что он отважился шантажировать нас… Но это же все равно, что примеривать, стоя на ходулях, петлю! Астахов не производит впечатление человека, способного на это. Нет, Василий Мефодиевич, не производит!
Недовольство начальника контрразведки было напускным: ему не хотелось, чтобы Савин понял, какое значение придает он высказанным в адрес Астахова подозрениям. Ему вдруг представились перспективы, открывшиеся лично перед ним в случае, если сергеевского документа у совладельца константинопольского банкирского дома действительно нет…