Тьма наступает - Лиза Смит

А может, это просто какое-то средство вроде антифриза для машины, подумал он, когда испытал еще одно нехорошее чувство, ощутив, какая она холодная. Ее запястье было ледяным. Он бросил взгляд на двух других людей — брюнетку с раздражающими умными глазами и парня-блондина, который все время хотел с ним подраться. Им, кажется, тоже не повезло. Но спасти он собирался первую. Потому что это была его прихоть. Потому что она так жалобно просила о помощи. Потому что эти существа, малахи, хотели сделать так, чтобы он наблюдал за ее смертью вполглаза, и для этого загрузили его сознание роскошными мечтаниями. Малахи — так называли всех созданий темноты, сестер и братьев ночи. Однако сейчас Дамону казалось, что и в самом этом слове есть что-то злое, что это звук, который надо выплевывать или шипеть.

Дамон совершенно не собирался допустить, чтобы победили они. Он легко, как пушинку одуванчика, поднял Бонни и перебросил через плечо. Потом оттолкнулся от машины и полетел. Он в первый раз летел, не меняя облика, и это было трудно. Дамон любил трудности.

Он собирался доставить ее к ближайшему источнику теплой воды — то есть к общежитию. Беспокоить Стефана незачем — в этом скворечнике, уже начавшем свой неторопливый путь к превращению в виргинскую грязь, найдется полдюжины свободных комнат. Если Стефан не чрезмерно любопытен, он не станет совать нос в соседские ванные комнаты.

Оказалось, что Стефан не только любопытен, но и очень быстр. Они едва не столкнулись: Дамон со своей ношей огибал угол и увидел Стефана, который выезжал на машине по темной дорожке. Елена летела по воздуху, как и Дамон, болтаясь, словно воздушный шарик.

Первые реплики, которыми обменялись братья, не были ни глубокомысленными, ни остроумными.

— Какого черта ты тут делаешь? — заорал Стефан.

— Какого черта ты тут делаешь? — крикнул в ответ Дамой. Вернее, начал кричать, но умолк, потому что почувствовал, что в Стефане произошли какие-то колоссальные перемены. И что Елена теперь стала громадной Силой. Несмотря на свой шок, уголком сознания он немедленно начал анализировать ситуацию и питаться попять, как Стефан ухитрился превратиться из полного нуля в... в...

Беда. Остается делать хорошую мину при плохой игре.

— Я почувствовал какую-то драку, — сказал Стефан. — А с каких пор ты играешь в Питера Пэна?

— Тебе повезло, что ты не участвовал в этой драке. А летаю я потому, что у меня есть Сила, мальчик.

Это была исключительно бравада, правда, вполне корректная: давным-давно, когда они родились, младших родственников было принято называтьragazzo, то есть «мальчик».

Впрочем, сейчас это было неуместно. И уголок его сознания, который не поддался шоку, продолжал анализировать. Дамон мог сделать с аурой Стефана что модно — видеть, почувствовать, — но он не мог до нее дотронуться. И она была... невероятной. Если бы Дамон не был совсем близко, если бы не видел этого собственными глазами, он ни за что не поверил бы, что у кого-то может быть так много Силы.

И все же даже в этой ситуации способность Дамона к холодному логичному суждению осталась при нем. Поэтому он понимал, что его собственная Сила — даже теперь, после того как он опьянел от смешения женских кровей, выпитых за последние дни, — его Сила не шла ни в какое сравнение с Силой Стефана. И та же способность рассуждать холодно и логично сказала ему, что Стефан именно из-за этого и поднялся с постели, и что у него не хватило времени — или не хватило ума — скрыть свою ауру.

— Ого. Посмотри на себя, — сказал Дамон, собран весь сарказм, на который был способен (оказалось, что его довольно много). — Это что, нимб? Стоило мне отвернуться, и тебя уже причислили к лику святых? Я разговариваю со святым Стефаном?

Стефан ответил ему телепатически. Непечатными словами.

— Где Мередит и Мэтт? — яростно спросил он вслух.

— Или, — продолжал Дамон, пропуская мимо ушей слова Стефана, — тебя, наконец, надо поздравить: ты научился обманывать?

— И что ты делаешь с Бонни? — осведомился Стефан, в свою очередь пропустив мимо ушей реплику Дамона.

— Поскольку многосложный английский, судя по всему, до сих пор тебе не дается, сформулирую предельно просто. Ты мне тогда поддался.

— Да. Я поддался, — ровным голосом ответил Стефан, который, кажется, понял, что Дамон не собирается отвечать ни на один из его вопросов, пока он не расскажет правду, — Слава богу, ты был слишком безумен или пьян, чтобы проявить наблюдательность. Я не хотел, чтобы ты и кто угодно другой на свете знал, каким эффектом на самом деле обладает кровь Елены. Чтобы ты уехал, не пытаясь взглянуть на нее. И не подозревая, что я с самого начала мог прихлопнуть тебя, как блоху.

— Никогда не думал, что ты на это способен, — Дамон в живых подробностях вспомнил их маленькую стычку. Это было правдой: он никогда не подозревал, что поведение Стефана от начала до конца было представлением, и что он мог в любой момент завалить Дамона и сделать с ним все что угодно.

— А это, значит, твоя благодетельница, — Дамон кивком показал на парящую в воздухе Елену, к которой — да-да, именно так — была привязана бельевая веревка. — Всего на полступеньки ниже ангела, увенчанная славой и почетом, — добавил он, не в силах сдержаться при взгляде на нее. Смотреть на Елену было все равно, что смотреть на солнце, так ярко она светилась, и такая Сила струилась из ее глаз.

— Кажется, она тоже забыла, как прятаться. Сияет, как желтый карлик.

— Она не умеет врать, Дамон, — было очевидно, что Стефан злится все больше и больше. — А теперь расскажи, что происходит и что ты сделал с Бонни.

Желание ответить: «Ничего. С какой стати мне с ней что-то делать», — было почти непреодолимым — почти. Дело в том, что сейчас перед ним стоял совсем другой Стефан, которого он никогда раньше не видел. «Это не тот маленький брат, которого ты знаешь и любишь втаптывать в грязь», — сказал ему голос логики, и он сдержался.

— Два других челове-е-еческих существа-а-а,— Дамон растянул эти слова до неприличной длины, — сидят и своем автомоби-и-иле. И, — закончил он неожиданно добродушно, — я нес Бонни к тебе.

Стефан стоял у машины, на идеальном расстоянии для того, чтобы обследовать руку Бонни, висевшую как плеть. Следы от уколов превращались в пятна крови, когда он прикасался к ним, и Стефан с ужасом посмотрел на свои собственные пальцы. Он продолжал эксперимент. Дамон почувствовал, что вот-вот распустит нюни; он не мог допустить такого позора и переключил все свое внимание на астрономический феномен.