Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже - Фазлиддин Мухаммадиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Ты говоришь, режь, Аллах говорит, не режь, ― вспылив, крикнул нож. От гнева он чуть не добавил: «Только голову морочите», ― но тут же сообразил, какое высокое положение занимают те, о ком он говорит, и осадил свой гнев..[80]
Вот почему ныне, мясники-мусульмане, собираясь зарезать какое-нибудь живое существо, сперва трижды легонько проводят ножом по горлу и лишь в четвертый раз нажимают на лезвие. Поэтому-то здесь, в святой долине Мина, в трех местах установлены истуканы, воплощающие распроклятого шайтана, чтобы мусульмане ежегодно приезжали сюда и в течение трех дней мстили за оскорбление чувства своего халилульллаха и его достойного отрока.
Историки утверждают, что побиение шайтана камнями стало обычаем не случайно. Эта традиция существовала еще в первобытном обществе. И тогда чертей забрасывали камнями, комками земли или даже пометом животных. Арабка, например, после смерти мужа в течение года соблюдала траур, выполняя обет ифтидад.[81]
В годовщину смерти мужа, стоя у своего шатра, она швыряла помет в сторону кладбища. Да, такие обычаи существовали. Книг тогда не было, не было и наук, и бедная вдова верила, что дух ее мужа продолжает кружиться над ее шатром и что его надо прогнать, чтобы он не творил зла новому ее мужу и ей самой.
Честное слово, ваш покорный слуга чрезвычайно рад, что с течением времени люди все-таки забывают кое-какие былые обычаи.
Когда-то у древних племен существовала мода проводить нечто вроде экзамена на зрелость. Юноше делали обрезание, затем выбивали три-четыре зуба, чтобы убедиться в том, может ли он как мужчина мужественно переносить боль.
Но обычай выбивания зубов, слава Аллаху, забыт, оx-ox, представьте себе, что было бы, существуй этот обычай и поныне! Может быть, зубные техники и не рады тому, что он канул в прошлое, но ваш покорный слуга, будучи терапевтом, нисколько этим не опечален.
Исрафил, перебирая четки, шел молча, опустив подбородок на грудь. Я поинтересовался, почему он кидал камни только в два первых образа шайтана, а в третий нет. Он не ответил. Решив, что он не расслышал меня, я повторил вопрос.
― Ни о чем не спрашивай сейчас, дорогой, ― грустно отозвался Исрафил, просительно глянув на меня.
Мы понуро брели дальше, пока не достигли своего нового обиталища у подножия горы.
Теперь мы избавлены от житья в палатках. Для нашей группы выделили одну комнату с навесом. В остальных комнатах, выходящих на тот же двор, живут другие гости Сайфи Ишана.
Мои спутники принялись брить головы, совершать полное омовение, снимать ихрамы и переодеваться. Мулла Нариман, разоблачившись прежде других, надел на себя длинную арабскую рубаху и, приблизившись ко мне, по привычке начал произносить речь.
― Уважаемый сударь, обо мне не беспокойтесь, самочувствие у меня отменное. Знайте, сударь, что мой отец, ходжа Кахрамон, до последнего своего дыхания носил такое же одеяние, нет, не возражайте, носил, да предоставит Аллах ему место в раю. Носить такое одеяние, сударь, весьма богоугодное дело. Обязательно купите, сударь. Всего двадцать пять риалов, нет, не возражайте, всего двадцать пять.
― Спасибо, возможно и куплю. Кто может знать, что сделает человек в следующую минуту.
― Да, да, сударь, именно, никто не может знать. Не возражайте, не может.
Бреясь, я увидел на своих висках несколько седых волос, которых прежде не замечал. До тридцати пяти лет я прожил без единого седого волоса, вызывая этим зависть сверстников.
Что же, теперь они успокоятся.
Подошла наша очередь за водой, и мы с Исрафилом, поливая друг другу, смыли священную пыль святого Арафата.
Возвращение к обычной человеческой одежде нашего времени явилось для меня большой радостью.
Новая профессия
На рассвете пятого мая меня разбудил сеид Абдулла:
― Скорее, доктор, человек помирает.
От нашего дома до самой дороги раскинулись разноцветные шатры. У одного из них на циновке лежал мужчина. Над ним, всхлипывая, сидела женщина в черной чадре. Сердце мужчины давно уже не билось. Увидев, что я быстро встал, женщина испустила душераздирающий крик. В предрассветной тишине ее одинокий вопль был страшен.
― Что с ним? — спросил сеид Абдулла. Я развел руками:
― Поздно.
― Да осенит его Аллах, ― отозвался Абдулла.
Состояние кори Мушаррафа с вечера было неважным. Рези в желудке за два дня истощили старика. Увидев смерть чужого паломника, я забеспокоился и поспешил к старому кори. К счастью, сегодня ему стало лучше. Я строго предупредил его, чтобы он продолжал соблюдать диету и упросил сеида Абдуллу готовить старику пищу отдельно.
Мы теперь щеголяли в своей обычной одежде и паломники из других стран, признав нас по тюбетейкам, вступали с нами в беседы. Мы бродили по торговым рядам, когда один из наших бывших соотечественников, поздоровавшись и расспросив о здоровье и самочувствии, поманил нас в сторонку:
― Я купил часы, прошу вас, посмотрите, пожалуйста.
― Но мы не разбираемся в часах, ― удивленно ответил я.
― Досконально разбираться незачем, взгляните, и на том спасибо.
Он вынул из внутреннего кармана халата золотые часы и протянул нам. Исрафил с видом знатока стал рассматривать их со всех сторон.
― Отменные часы. У моего сына такие же, хорошо ходят, ― сказал он и, как это случалось с ним и прежде, вспомнив о сыне, насупился и взгрустнул.
― Я сам вижу, что хорошо ходят. Вы только скажите, это настоящее золото или нет. Иностранные буквы мы не можем читать.
Часы были марки «Полет». Мы объяснили незнакомцу, что часы эти выпускает московский завод, что корпус из чистого золота, пусть он успокоится.
Нас позвал в гости один из эмигрантов, Абу-Саадул-ла Ферганский. Мы отправились в его шатер. Перед нами расстелили дастархон, принесли фрукты, лепешки.
Саадулла Ферганский познакомил нас со своими братьями. Кори-ака в свою очередь представил каждого из нас. Один из братьев хозяина, сидевший рядом со мной, горделиво сообщил, что его старший сын летчик, а младший в этом году кончает полицейское училище. Я сказал, что отец таких способных сыновей должен чувствовать себя счастливым.
― Аль-хамдуллила! Слава всевышнему! ― воскликнул он и, помолчав, без всякой связи с тем, что говорилось до этого, спросил: ― Ну, а как в вашей стране идет борьба с пережитками?
― Неплохо. Там, где строят новый дом, непременно выметают остатки старого.
― А разве следует выметать такие «остатки», как поэзия Низами и Бедиля, Саади и Навои?
― Простите, но ваши слова откровение для меня. Кто вам сказал, что поэзия Саади и других классиков это ненужные пережитки прошлого? Кто вам это сказал?
― Так уж повелось в вашей стране.
― У таджиков есть поговорка: «С мельницы пришел я, а ты утверждаешь, что там закрома пусты». Можно очутиться в паутине лжи, но ведь за десятки лет не так уж трудно узнать правду о своей бывшей родине.
Я шепотом передал Кори-ака вопрос брата хозяина. Поскольку среди них я один не был муллой, мне хотелось, чтобы этот мужлан услышал ответ из уст человека, который является для него бесспорным авторитетом.
Кори-ака с улыбкой ответил, что у нас в стране никогда не запрещали произведений классиков, напротив, изучение их введено в программу обязательного обучения в школах.
Я добавил, что диваны поэтов и мыслителей прошлого издаются и переиздаются нашими крупнейшими издательствами во многих тысячах экземпляров и продаются по доступным ценам не только на языке оригинала, но и в переводах на языки народов Советского Союза.
Впрочем, только теперь я вспомнил, что самая хлопотливая часть паломничества завершалась со снятием ихрама. Теперь хаджи и их хозяева имели много времени для разговоров. Беседы с моими спутниками завязывались прямо на улицах и рынках, им задавали разные вопросы и рассказывали разные новости. Тимурджана-кори, например, вчера спросили:
― Говорят, в вашей стране жены обобществлены. Как терпят это положение джигиты-мусульмане?
Молодой кори рассказал нам, что он едва не схватился с этим пустобрехом, но, сообразив, что такой дурацкий вопрос тот мог задать только с чужих слов, сдержал гнев и спокойно разъяснил, как обстоят дела в действительности.
Другого нашего паломника известили о том, будто на родине мы питаемся из общего котла махаллы, то есть, взяв миски и чашки, дважды в день бегаем к квартальному котлу, где Советская власть варит суп из капусты для всех жителей квартала.
Догадываюсь, что источником подобных сведений является «Голос Америки» или радио «Свободная Европа». От их информации несет плесенью обветшалой антисоветской пропаганды. Некоторое время тому назад в Москве были опубликованы протоколы юридической комиссии сената Соединенных Штатов Америки. Еще в феврале и марте 1919 года эта комиссия пыталась вынудить прогрессивного литератора Джона Рида и его жену Луизу Брайант, Раймонда Роббинса и других американцев выступить в печати с заявлением о том, что жены в Советской России обобществлены, все питаются из общего котла, спят под одним одеялом и так далее.