Она читала по губам - Анна и Сергей Литвиновы

Милейшая тетка. Пухленькая, добродушная. И просьба человеческая – помочь незамужней дочери жениха найти.

Но я никак не мог сосредоточиться. То и дело терял нить разговора, мекал-бекал, даже – совсем непростительно – перепутал отчество клиентки. (Она, мягко улыбаясь, поправила.)

– Значит, дочери вашей, вы сказали, уже тридцать шесть, – рассеянно повторил я.

– Да, и она…

Последовал рассказ о достижениях девушки в областях от кулинарии до ядерной физики, а я снова выключился.

Да что происходит сегодня?

Норд-ост, усталость, собственные проблемы – явно не оправдания.

Мелькнула малодушная мысль просто пообещать клиентке, что у дочери все будет, и очень скоро. Без гарантий и без деталей. Нет, подловато получается. Женщина ведь ждала. Заплатила немалые деньги.

– Давайте сделаем маленький перерыв? – попросил я. – Посидите, пожалуйста, здесь.

Сам вышел в приемную. Секретарша взметнулась мне навстречу. Сименса не было – впрочем, помощник и не обязан целый день торчать при мне неотлучно.

Все внешне обыденно, спокойно. Но почему на душе неотступная тревога?!

Жил Иннокентий Степанович в частном доме, в пяти километрах от города. Развалюха, топить надо дровами, удобства на улице. Летом здесь неплохо – море совсем близко, серебрится у подножия скалы, но в межсезонье просто ад. Адель всегда поражалась: почему Иннокентий Степанович не пытается в город переехать? Но тот отшучивался: я, мол, в уединении специально живу. Эликсир молодости вдали от посторонних взоров изобретаю. И добавлял:

– А чтобы квартиру купить – зарплаты честного врача не хватит.

…Когда он увидел Адель на пороге дома – явно встревожился. Шагнул навстречу:

– Что случилось, девочка?

Она натянуто улыбнулась:

– Поговорить с вами хочу.

– Позвонила бы лучше. Я сам бы подъехал. – Он пропустил ее в прихожую, виновато пробормотал: – У меня бардак и холодно, я не топил сегодня.

– Ерунда, – отмахнулась Адель.

Сняла с кресла стопку книг, переместила на пол, уселась на нее.

– Кофе выпьешь? – предложил Иннокентий Степанович.

– Кофе? – рассеянно повторила она. – Давайте.

Кофе она не хотела. Просто – инстинктивно! – пыталась оттянуть неприятный разговор.

Иннокентий Степанович явился из кухни очень быстро. Протянул ей чашечку – без сахара, с шоколадкой, как Адель любила.

Она сделала глоток. Пробормотала:

– Я сегодня узнала, что вы – Димин отец.

Ни тени удивления на его лице. Пожал плечами:

– Только сегодня? Я думал, Дима давно тебе сам сказал.

– Да нет. Как-то речи не заходило, – криво усмехнулась она. – А вы-то чего молчали? – Передразнила: – Лично незнаком, общались в социальных сетях…

– Виноват. Солгал, – легко согласился Иннокентий Степанович. – Но у меня есть смягчающие обстоятельства. Я действовал исключительно в твоих интересах. Изучил уж тебя – за столько-то лет! Тебе только предложи познакомиться с моим сыном. Сразу взорвалась бы: «Ненавижу, когда меня сватают!» Так ведь?

– Ну… хоть бы потом сказали… когда мы с Димой уже встречаться начали…

– Адель, – поморщился Иннокентий Степанович. – У нас с Димой, увы, не самые простые отношения. Ты чего кофе не пьешь?

Адель послушно, залпом прикончила чашку. Отставила ее на пол – излишеств вроде журнального столика в холостяцкой берлоге Иннокентия Степановича не было. Тут вообще все очень казенно, скучно. Холодные переплеты книг, вытертый ковер на полу, старенький, еще советских времен, телевизор – он без звука показывал советское же кино, что шло по городскому каналу.

Хозяин дома внимательно на нее взглянул:

– Ты хочешь, чтобы я рассказал про Диму и про меня?

– Ну, да, – смущенно пробормотала Адель. – Странно ж как-то. Мы с Димкой полгода знакомы, жениться думали… а он про вас – отца! – ни разу не упомянул даже. Почему?

– Он не считает меня своим отцом, – печально вздохнул Иннокентий Степанович. – Не одобряет, как я живу. А мне соответственно не нравится, чем занимается он.

– То есть вы в ссоре? – уточнила она.

– Ну, скорее… мы поддерживаем холодный нейтралитет. – Лицо его закаменело.

– А зачем вы познакомили Диму со мной?

Иннокентий Степанович неожиданно улыбнулся:

– Смеяться будешь.

– Смеяться?

– Да. Звезды подсказали. А я решил проверить.

– Что?

– Я ж человек, как ты знаешь, со странностями. Эликсир молодости, увы, изобрести не смог. А сейчас, на старости лет, астрологией увлекся. Оказалось: это настоящая наука! Причем интереснейшая! Составил собственный гороскоп – удивился: насколько все совпадает. Ну, и дальше стал практиковаться: твой, в том числе сделал. Ты ведь как-то спрашивала: почему тебе в любви не везет? Вот я и решил, – подмигнул он, – спросить у звезд. И выяснилась интереснейшая вещь. Что более всего подходят тебе мужчины, рожденные под знаком Стрельца. В год Собаки. Точно, как мой Дмитрий. Ну, я и решил тогда вас познакомить. Проверить.

– Вы смеетесь, – неуверенно произнесла она.

– Но я ведь угадал – вы счастливы вместе, – тихо сказал Иннокентий Степанович.

– Вы знаете, что Дима в больнице? – резко перевела разговор Адель.

– Знаю, – склонил голову он. Придвинул свое кресло поближе к ней. Взял за руку. Взглянул в глаза. Тихо молвил: – Я сейчас все тебе расскажу… моя дорогая Адель.

Ему всегда нравилась эта задорная, самоуверенная, нахальная девчонка. Искренне считал: школьному другу, Гришке, по-настоящему повезло, что сумел ее подцепить. Тот, правда, не сомневался, что домашнюю кошечку себе покупает. Искренне думал, будто юная, без гроша за душой провинциалочка будет безропотно обеспечивать ему уют и преданно заглядывать в рот. Впрочем, Григорий никогда не умел разбираться в людях.

– Дай ей свободу. Иллюзию свободы, – советовал другу Иннокентий Степанович.

Но Гришка только отмахивался:

– Что б ты понимал! Адельку, наоборот, надо на коротком поводке держать.

Ошибся. Приручить жену так и не смог.

Зато Адель – несчастная в браке, одинокая в чужом городе – искренне привязалась к Иннокентию Степановичу. Общение они поддерживали и после Гришиной смерти. Она продолжала звать его в гости. Просить совета, жаловаться на жизнь.

Ему всегда казалось, что Адель очень одинока. И еще она, как и ее безвременно почивший супруг Григорий, совсем не умела разбираться в людях. Иннокентий Степанович был знаком с так называемыми друзьями Адели – журналистом Костиком, ассистенткой Лидой – и просто ужасался. Они ведь откровенно не любили девушку. Завидовали ей, ее умению пробиваться, настаивать на своем. Но Адель словно ничего не замечала.

А чего стоила домработница! Тетя Нина, видел он, просто не выносит свою хозяйку. Завидует ей – молодой, красивой, образованной. Оскорбляется, что ей приходится подтирать за барыней. Но за место держалась – благо платили хорошо. А деньги женщине были ох как нужны.

Иннокентий Степанович хорошо запомнил, какими глазами смотрела домработница на Адель на второй ее свадьбе с Фрицем. По лицу можно было читать: «Ну, почему, почему одним все – а другим ничего?»

Тогда уже он предполагал: завистливая женщина обязательно со своей хозяйкой поквитается. При первой возможности.

Так и случилось.

Иннокентия Степановича чрезвычайно насторожили обстоятельства смерти Фрица.

По всему выходило: тот погиб от передозировки инсулина.

Однако Адель утверждала: она сделала мужу инъекцию со стандартной дозой. И столько же он уколол себе сам. Дома. Даже пустая ампула – в качестве доказательства – имелась. Всего-то вдвое больше – от этого не умирают. Тем не менее Фриц скончался. Патологоанатомы отделались стандартным диагнозом: острая сердечная недостаточность.

А Иннокентий Степанович заметил то, что ускользнуло от остальных. Виноватый, даже покаянный вид домработницы.

И однажды решил проверить свои подозрения. Явился, когда Адели не было дома, в коттедж и бросил тете Нине в лицо жестокое обвинение.

Доказательств у него не было. Никаких. Только ощущение. А еще умение разговорить даже самых несговорчивых, строптивых пациентов.

Совсем был не уверен, что авантюра удастся, – однако домработница разрыдалась. И, причитая, всхлипывая, призналась. Что просто не могла больше видеть глупого счастья Адели. Как муж преданно заглядывает женушке в рот, покупает ей цветы, возит на выходные в Париж.

– Чем она заслужила?! – патетически восклицала тетя Нина.

Воистину: душа женщины – потемки.

– Свою хозяйку бы и убили, – пожал плечами Иннокентий Степанович. – Немца-то за что?

– Знала бы как – давно б ее убила, – мрачно припечатала домработница. Утерла слезы. Произнесла жестко: – Мне в милицию самой позвонить?

– Да бог с вами, тетя Нина, – вздохнул он. – Дело закрыто, зачем милиция? Пусть вас ваша совесть наказывает.