Экзорцисты - Джон Сирлз

Мы погасили свет, улеглись в кровать и стали слушать друг друга.

Вместо обычного молочного запаха матери я ощущала аромат туалетного мыла, которым все пользовались в ванной комнате отеля. Я не знаю, сколько времени прошло, но, когда мне стало ясно, что заснуть не удается, я прошептала:

– Ты не спишь?

– Я не сплю, милая.

– Могу я задать тебе вопрос?

– Ты знаешь правило.

Правило. Давно они с отцом о нем не упоминали, но вот в чем оно состояло: Роуз и я можем задавать любые вопросы и делиться своими мыслями. Родители нас выслушают и постараются понять. Несмотря на правило, я испытывала тревогу, когда спросила:

– Когда вы были в конференц-центре…

– Да?

– Тот мужчина. И девочка.

– Ты имеешь в виду Альберта и Абигейл Линч? – Мама так произнесла их имена, словно говорила о них всю свою жизнь.

– Да.

– И что тебя интересует?

– Как… как ты поняла, что нужно делать?

Мама немного помедлила перед тем, как ответить, а я подвинула голову на подушке, чтобы оказаться поближе к ней.

– Наверное, самый правдивый ответ, который я могу дать тебе, Сильви, или кому-то другому, состоит в том, что я не знаю, – наконец заговорила она. – Могу лишь сказать, что подобные вещи я делаю уже довольно давно, не понимая, почему и как все происходит.

– И как давно?

– Ну, это началось, когда я была девочкой, лишь немногим старше тебя. Я обнаружила, что бывают моменты, когда меня охватывают странные предчувствия. Это тебе уже известно. Но иногда я просто ощущаю, что другой человек ищет умиротворения. Душа в нашем мире может быть такой напуганной, такой встревоженной, одинокой и печальной, Сильви, и когда так происходит, она больше всего нуждается в обещании мира, спокойствия и безопасности. Именно эти чувства я и попыталась внушить той девочке.

– Но ты даже не говорила с ней.

– Тут дело не в разговоре. Нужно просто почувствовать внутренний мир человека. Большинство людей на это способны, если постараются. И ты тоже.

– Я?

– Да, ты. – Она рассмеялась. – Здесь ведь больше никого нет, верно?

– Но как?

– К сожалению, у меня нет списка правил. Но попробуй взглянуть на меня.

Мама еще больше приблизила свое бледное красивое лицо ко мне. В свете, проникающем сквозь занавески, я видела, как моргают ее блестящие зеленые глаза. Довольно долго мы обе молчали, глядя друг на друга, и тихо дышали.

– Скажи мне, – наконец прошептала мама, – что я сейчас чувствую?

Я не планировала ответ, он сам соскочил с моих губ:

– Что ты меня любишь.

Мама улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня в лоб.

– Я права?

– В том, что я тебя люблю? Конечно.

– Нет. Угадала ли я то, о чем ты думала?

– Прежде всего, Сильви, «угадать» – это совсем не то слово, которое я имела в виду.

– Ну, ты понимаешь, что я имела в виду.

– Мне не нужно отвечать на твой вопрос. Ты уже знаешь правду. Но вот что я скажу: каждый из нас рождается с горящим внутри светом. У некоторых, как у тебя, он ярче, чем у других. Пока ты этого еще не понимаешь, но я его вижу. Но еще важнее не упустить свет, потому что тогда ты заблудишься в темноте. Иными словами, потеряешь надежду. Именно надежда делает наш мир прекрасным. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?

– Мне кажется, да, – ответила я, хотя бы для того, чтобы не разочаровать маму.

– Ну вот, моя хорошая девочка. Это далеко не всегда будет просто, но ты должна верить. Хорошо?

– Хорошо.

– А теперь, как я уже сказала, у нас был трудный день и нам нужно немного отдохнуть.

Мне хотелось узнать больше, но мама пожелала мне спокойной ночи и отвернулась. Очень скоро ее дыхание стало глубоким, и она погрузилась в сон. Я ждала, глядя в сторону окна, чувствуя себя одинокой в этой комнате, несмотря на мамину близость. Но без ее голоса, без глаз, глядящих в мои глаза, внутри возникла пустота. Прошло еще довольно много времени, когда я услышала, как поворачивается ручка двери.

В комнате было так темно, что мне показалось, будто вошли две тени. Они молча подошли к своим чемоданам и по очереди направились в ванную комнату. Роуз легла на койку, отец устроился на кровати, тяжело вздохнул и накрылся одеялом. Теперь, когда семья благополучно собралась в номере, мне бы следовало успокоиться. Однако я лежала и думала о разговоре с мамой. Несмотря на то что она сказала, мой ответ был лишь догадкой. Чтобы понять, что она меня любит, не требовался дар – я хорошая дочь, на которую родители рассчитывают и которой доверяют. Я подумала об умоляющем выражении лица Роуз и о том, как я промолчала, когда отец уводил ее из номера.

С Роуз что-то не так, и мы пытаемся исправить ситуацию…

Но если дар моей мамы позволил подарить покой дочери Линча, почему он не может успокоить Роуз, ее собственного ребенка? Мой разум мучительно искал ответ на этот вопрос, пока его не сломила усталость и ко мне наконец не пришел сон, но ответ я так и не нашла.

Перелетные птицы

Перелетные птицы[27] – сегодня познакомилась с новым понятием. Теперь я уверена, что слышу эти слова постоянно – так часто бывает с новыми терминами после того, как ты узнаешь об их существовании, не понимая, как могла не знать о них раньше. (Кто-то должен придумать термин, описывающий данное явление.) Так или иначе, но детектив Раммель назвал перелетными птицами пожилую супружескую пару, которая остановилась возле бензоколонки, где находился Альберт Линч (по его утверждению), в тот самый момент, когда я шла по следам к церкви прошлой зимой. Я увидела внутри три фигуры у алтаря, но Линч мыл руки в туалете бензоколонки «Тексако». Он говорит, что перебросился несколькими фразами с… перелетной птицей.

– Ты всегда вела дневник, Сильви? – спросил Раммель.

– Нет. Я недавно начала.

– Ты не против, если я спрошу, о чем ты там пишешь?

– О школьных проблемах, – сказала я, закрыв дневник, чтобы он не увидел письмо, которое я нашла под кроватью Роуз в ночь Хеллоуина. Потом я стала смотреть на серые стены комнаты, в которой мы разговаривали, до боли знакомые с тех самых пор, как две недели назад появилась статья в газете. Теперь меня и Роуз приглашали сюда почти ежедневно. – Все, что я должна держать в памяти, чтобы успешно сдавать тесты.

– Если верить твоей сестре, ты и без того прекрасно с ними справляешься, – сказала Луиза Хок из своего угла. Хотя было уже почти три часа дня, ее вьющиеся волосы выглядели влажными. Под спортивной курткой подкладные плечи переместились так, что она выглядела немного скособоченной. – Она говорит, что ты очень умная. Лучшая ученица в классе.

– Я много занимаюсь. Не более того.

Детектив Раммель скупо улыбнулся, что случалось все реже и реже. Пока он раскладывал на столе перед собой бумаги, я взяла дневник и засунула в сумку отца. Я бы его не достала, но с тех пор, как они стали разговаривать отдельно со мной и с Роуз, мне становилось не по себе всякий раз, когда они допрашивали ее в соседней комнате.

– Сегодня утром в суде было дано полное письменное показание под присягой, – начала Луиза и принялась расхаживать по комнате, не присаживаясь, как Раммель. – Там все изложено более подробно, чем в документах, которые мы показывали тебе во время твоих прежних визитов сюда. Я уверена, что ты помнишь, о чем мы говорили, так, Сильви?

Патрик Данн – так зовут перелетную птицу. Патрик Данн живет вместе со своей женой на севере (штат Мэн) все лето и на юге (штат Каролина) зимой. Обычно мистер Данн настаивает на перелете в теплые края сразу после Рождества, но в прошлом году они задержались, потому что сестра его жены сломала бедро и нуждалась в их присутствии. К тому времени, когда она поправилась и супруги Данн смогли отправиться на юг, наступил февраль. Их «Краун Виктория» («Вик», как называл автомобиль Раммель) был набит сумками и коробками для обуви миссис Данн, не говоря уже о трех шпицах. Несмотря на то что синоптики обещали плохую погоду, мистер Данн отказался ждать еще один день, он был сыт по горло зимой и твердо верил, что штормовое предупреждение – преувеличение. По дороге на юг они могли в любой момент съехать с автомагистрали к бензоколонке, но мистер Данн выбрал Балтимор. Он свернул к «Тексако» на съезде в Уайт-Марш. Там, в туалете, он мыл руки в раковине рядом со странным лысым человеком с редкими усиками. Они поболтали на очевидные темы: непогода, которая оказалась хуже предсказанной, а потом разошлись в разные стороны.

– Я помню, – ответила я ей. – Но вы же сами сказали, что речь идет о слове мистера Данна против моего. Видеокамеры на бензоколонке не работали. Никто другой, даже кассир, не видел Линча.

Они оба промолчали. Я смотрела на бумаги, изменчивое море слов между нами.