Инопланетянин (сборник) - Юрий Тупицын

План дяди Майкла пришелся по душе Хойлу, его некоторый авантюризм не смущал Рене, а придавал бодрости и жажды посоревноваться в хитрости и остроте ума со своей неотвязной рыжей тенью. Этот план Рене несколько раз мысленно проанализировал, проигрывая различные варианты развития событий. Не пора ли заняться этим делом уже не мысленно, а по существу?

Эта мысль оживила Рене: как-никак, а проверка «хвоста» — какая-то отдушина в расслабляющей серии дней пассивного ожидания и бесперспективных разговоров с секретарем. Сделав несколько неожиданных остановок и один попятный ход — к газетному киоску, Рене обнаружил наконец своего соглядатая. Рыжие волосы прикрывала пляжная кепочка, а голубые глаза велосипеды-светофильтры, потому-то он и не попался сразу в поле зрения Хойла. Рене изменил маршрут, через некоторое время углубился в старые кварталы и окунулся совсем в другой мир. Это был город, словно рассматриваемый через уменьшительное стекло в перевернутый бинокль: дома, магазины, деревья, улицы — все съежилось, стало миниатюрным, приобрело грустноватые и милые черты провинциальности. Автомашин, особенно дорогих лимузинов, тут было мало, зато пешеходов — много, и двигались они не только по узким тротуарам, а и по проезжей части. На перекрестках торговали жареными каштанами и мелкими апельсинами, больше похожими на мандарины. Газетчик спокойно отлучился куда-то. Газеты лежали, придавленные обыкновенным, правда, чисто вымытым булыжником, а рядом стояла тарелочка с мелочью.

Пройдя по одной из таких улочек сотню шагов, Рене круто повернул и деловито направился в обратную сторону. Соглядатай непринужденно приостановился и с ленивым любопытством принялся разглядывать витрину галантерейного магазина. Рене остановился с ним рядом.

— Добрый день, мсье.

— А? — обернувшись к нему, соглядатай расплылся в широкой улыбке и снял кепочку и очки. — Добрый день, сэр, добрый день.

Его французский язык был ужасен. Рене засмеялся, засмеялся и рыжий, чуть сконфуженно, но непринужденно.

— Я бы с удовольствием поболтал с вами о том о сем, — проникновенно сказал журналист, легонько прикасаясь к плечу своего рыжеволосого преследователя.

— О, я тоже, сэр. — Рыжеватый улыбнулся еще шире и не совсем решительно предложил: — Может, мы продолжим разговор за стаканчиком вина? А, сэр? И не на этом проклятом французском языке…

— Да будет так, — согласился Рене, переходя на английский, и в свою очередь предложил: — Только не заменить ли нам вино на пиво?

— Как вам угодно, сэр. По мне, так пиво еще лучше. — Он помолчал, шагая рядом с Рене, и признался: — Если откровенно, я давно хотел предложить вам посидеть за столиком, да все стеснялся.

— Это почему же?

— Неловко, — рыжеватый покосился на журналиста, — уж очень разные у нас с вами положения: вы голова, а я всего-навсего хвост!

Рене усмехнулся, а рыжеватый философски заметил:

— А что поделаешь? Всем нам нужен кусок хлеба с маслом.

Оба они толком не знали этого района, поэтому попросту зашли в первый попавшийся пивной бар. Он был небольшим, не очень чистым и не совсем уютным. Рене хотел занять столик у окна, но рыжеватый просительно сказал:

— Давайте-ка сядем в уголок, чтобы никто не мешал.

Официанток не было. Пиво принес сам хозяин, плотный, мрачноватый мужчина неопределенных лет. К пиву рыжеватый взял сервела — большую толстую сосиску, разрезанную вдоль и политую горчичным соусом, пояснив, что завтракал лишь на скорую руку. Рене ограничился креветками, крупными, сочными и неожиданно дорогими.

— Меня зовут Боб, Боб Лесли, — представился Рене сосед, — а вас я знаю: Рене Хойл, журналист.

— А вы кто по профессии?

— Сыщик, — простодушно ответил Боб, облизывая полные губы, выпачканные пивной пеной, — детектив. Работаю по частному найму.

Глаза у Боба были синие-синие, васильковые и такие честные, что в эту честность не совсем хотелось верить.

— И какого черта вы вцепились в меня, словно клещ? — спросил Рене довольно сердито.

— Приказали, — равнодушно пояснил Боб. — Вот я и хожу за вами следом.

— Ходите, и что?

— Как что? — удивился Лесли. — Потом пишу отчеты: где вы были, с кем виделись, если удастся подслушать, то и о чем говорили. И получаю денежки.

Рене уткнулся в кружку, чтобы скрыть улыбку и избавить себя от необходимости отвечать на эти более чем откровенные признания.

Боб проследил за тем, как журналист допил пиво, и благожелательно предложил:

— Еще по полкружечки светлого, а? Да я схожу, зачем беспокоить хозяина, он намаялся за день.

Вернувшись, он словоохотливо продолжал:

— Вы не волнуйтесь, я не какой-нибудь там гангстер или коммунист. Чарльза Митчела знаете? Так вот я из его конторы.

Вместе с пивом Боб принес себе еще одну сервела. Он был расторопным парнем, все успевал: и есть, и пить, и разговаривать; челюсти у него работали методично и размеренно.

— Попутно я еще вроде телохранителя при вас. Само собой, если к вам прицепится полиция, мое дело сторона. А вот хулиганье, жулье, всякие там апаши и хиппи — другое дело, тут я скажу свое веское слово.

Рене показалось, что при последних словах круглые васильковые глаза Боба сощурились и похолодели, но, может быть, это только показалось? Во всяком случае, слово его действительно было бы веским: об этом говорили крупные руки с толстыми пальцами, поросшими совсем светлыми, редкими волосами, мощная колонна шеи и бугры мышц, которые Рене хорошо разглядел еще в бассейне «Бишлет». Боб дожевал вторую сервела, не без сожаления отодвинул опустевшую тарелку, отпил солидный глоток пива и вытер слегка вспотевший лоб.

— Вы ведь давно меня приметили, верно? Глаз у вас острый. — В голосе Боба звучало уважение. — Но и я заметил, что вы меня приметили. — Лесли подмигнул, добродушно засмеялся и продолжал: — Вообще-то мне полагалось доложить шефу, что вы меня усекли. Но я промолчал.

— Это почему же? — с интересом спросил Хойл.

— А деловой престиж? Что я за сыщик, если вы, простой журналист, меня раскололи? — Боб хитровато взглянул на Рене своими васильковыми глазами. А заработок? Скорее всего меня бы со слежки сняли — и в резерв. Ну а резерв — это худо, у нас ведь как у моряков.

— Как у моряков?

— Как у моряков, — охотно подтвердил Лесли. — У них в плавании одно жалованье, а на берегу другое. Так и у нас: когда ты в деле — одно, а когда ждешь или на подхвате работаешь, куда хуже. Вы уж меня не выдавайте.

— Какой мне смысл?

— Вот именно, никакого. Уберут меня, приставят другого, только и всего. Да не сердитесь, что я так плотно вас держу, ближе-то проще, а знать, что я тянусь за вами хвостом, вы все равно знаете.