Бернард Мандевиль - Александр Субботин

Вот все, что я сообщил читателю в первом издании, ничего не добавив в качестве предисловия во втором. Но после этого поднялась буря протестов против книги, и тем самым полностью оправдались всегда имевшиеся у меня опасения в отношении справедливости, мудрости, милосердия и честности тех, на чью добрую волю я хотел надеяться. Против нее было вынесено обвинительное заключение большим жюри, ее осудили тысячи людей, вообще не видевших ни одного слова, в ней напечатанного. В присутствии лорд-мэра прочитали проповедь, направленную против нее; полное опровержение ее со дня на день ожидается от одного преподобного духовного лица, которое в своих высказываниях всячески поносит меня и угрожает вот уже в течение пяти месяцев дать мне ответ через два месяца. То, что я сам могу сказать о себе, читатель увидит в моей «Защите», напечатанной в конце книги, где он также найдет обвинительное заключение большого жюри и письмо достопочтенному лорду С., которое настолько наполнено пустой риторикой, что в нем нельзя обнаружить ни аргументов, ни внутренней связности. Автор его демонстрирует прекрасные способности к произнесению ругательств и большую проницательность в отыскании атеизма там, где другие его вообще не могут обнаружить. Он рьяно выступает против безнравственных книг, прямо указывает на «Басню о пчелах» и очень сердит на ее автора; он приводит четыре очень резких эпитета, характеризующих чудовищность его вины, и путем нескольких косвенных намеков, обращенных к толпе (например, на то, что терпеть на земле подобных авторов опасно, или на небесные кары, которым подвергнется весь народ), весьма милосердно препоручает меня ее заботам.

Учитывая, что это послание весьма длинно и направлено в целом не только против меня, я вначале намеревался привести из него лишь некоторые отрывки, имеющие непосредственное отношение ко мне, но, обнаружив при ближайшем рассмотрении, что все касающееся меня настолько связано и переплетено с тем, что ко мне не относится, был вынужден обеспокоить читателя, приведя все послание целиком в тайной надежде, что, несмотря на его многословие, нелепость его позабавит тех, кто изучит тот трактат, который оно осуждает с таким ужасом.

В просторном улье пчелы жили,Там все имелось в изобилье;И множились науки в нем,И шел промышленный подъем;Закона и оружья силаЕго величие хранила;И каждой новою веснойОн порождал за роем рой.Ни деспота не знал он власти,Ни демократии напасти;Им управлял король, чей тронЗаконом был давно стеснен.Так жили пчелы жизнью вольной,Но были вечно недовольны.

Ну, словом, был пчелиный ройВо всем похож на род людской.Производили то же пчелы,Что наши города и села:Все те предметы, что нужныДля мирной жизни и войны.И нет у нас таких строений,Машин, судов, изобретений,Наук, искусств и мастерских,Каких бы не было у них.Посредством крохотных орудийОни всё делали как люди;И нам хватает наших словДля описанья их трудов.Из человечьих дел едва лиОни чего-нибудь не знали,Ну разве что иных затей —Игральных, например, костей.И то едва ли; в самом деле,Ведь короли солдат имели —А разве был на свете полк,Где в играх бы не знали толк?

Итак, цвел улей плодовитый,До крышки пчелами набитый;И в нем, как в обществе людей,Кипели тысячи страстей.Иные утоляли страсти,Достигнув почестей и власти;Другие в копях, в мастерскихВсю жизнь работали на них,Полмира, почитай, кормили,А сами как илоты жили.Тот, кто имел свой капитал,Себя ничем не утруждалИ только прибыли считал;Другие знали лишь работу,Работу до седьмого поту,И спину гнули день-деньской,Питаясь хлебом и водой.Но было и немало сбродаСреди пчелиного народа,Тех пчел, кто ради темных делОбщеполезный труд презрел;Плуты, хапуги, сутенеры,Гадалки, шарлатаны, воры —Все шли на хитрость и обман,Дабы набить себе карман.И остальные, впрочем, тожеВели себя, увы, похоже:Весьма солидные мужиОтнюдь не избегали лжи,И были в улье том едва лиЗанятья, где б не плутовали.

Здесь каждый адвокат владелИскусством раздуванья делИ, ловко разжигая споры,Клиентов грабил хуже вора.Суды веденье тяжб всегдаРастягивали на года,Однако было все в порядке,Когда судье давали взятки;За эти воздаянья онТак рьяно изучал закон,Как взломщик изучает лавки,Чтоб лучше обобрать прилавки.

Врачи заботились скорейО репутации своей,А не о том, чтобы леченьеНесло больному облегченье;Стремясь доверье заслужить,Старались чуткими прослыть:Войти с улыбкой в дом больного,Приветливое молвить словоИ угодить его родне,Любой внимая болтовне.

Мужи духовного сословьяНе чужды были суесловьяИ, хоть служили при богах,Погрязли в низменных грехах.Всем досаждали их чванливость,Корыстолюбье, похотливость —Пороки, свойственные им,Как кражи мелкие — портным.Они, вперяя взоры в небо,Послать молили корку хлеба,А сами жаждали притомЗаполучить амбар с зерном.Пока жрецы вовсю радели,Те, кто их нанял, богатели,Благополучием своимВесьма обязанные им.

Бои ведущие солдатыНе оставались без оплаты.А тех, кто бойни избегал,Судил военный трибунал;Причем указ был очень строгий —Им просто отрубали ноги.Отнюдь не всякий генералС врагами честно воевал;Иной, на деньги шибко падкий,Щадил противника за взятки.Те, кто был в битвах смел и рьян,Считать не успевали ран;А трусы по домам сидели,Зато двойной оклад имели.

Лишь на оклад никто не жилИз тех, кто при дворе служил;Ревнители служенья тронуБесстыдно грабили коронуИ, обирая королей,Хвалились честностью своей.Везде чинуши плутовали;Но чтоб о том не толковали,Они мошенничества плодУмели выдать за доходИ называли честной сделкойЛюбую грязную проделку.Ну, словом, каждая пчелаОбогащалась как могла,Доходы большие имея,Чем думал тот, кто знался с нею;Так выигрыш скрывает свойОт остальных игрок любой.

Не перечесть все их проделки,Навоз — и тот бывал подделкой,И удобренье для полейСплошь состояло из камней.В своем стремленье жить богатоВсяк норовил надуть собратаИль вымещал на нем свой срам,Когда бывал обманут сам.

Хотя и были у ФемидыГлаза повязкою закрыты,Ее карающая дланьОхотно принимала дань.И всем, конечно, было ясно:Ее решение пристрастно,Богиня делает лишь вид,Что судит так, как долг велит.Она судом грозила строгимЛишь неимущим и убогим,Тем, кто нуждой был принужденНемного преступить закон.Зато богатый, именитыйБыл защищен мечом Фемиды,Всегда готовым чернь карать,Дабы обезопасить знать.

Пороком улей был снедаем,Но в целом он являлся раем.Он жизнестойкостью своейСтрашил врагов, дивил друзей;И не было средь ульев равныхЕму в его деяньях славных.Такой уж был гражданский строй,Что благо нес порок любой,Что все благие устремленьяПредполагали преступленья;И даже худшая пчелаДля пользы общества жила.

Весьма искусное правленьеВсех пчел хранило единенье.Хоть пчелы и роптали, ройСогласно жил семьей большой;Оказывали все друг другуКак бы невольную услугу;И добродетели однихПитали слабости других.

Здесь скупость мотовству служила,А роскошь бедняков кормила;Будили трудолюбье здесьТщеславье, зависть, алчность, спесь.К тому ж у этого народаНа все менялась быстро мода;Сей странный к переменам пылТорговли двигателем был.В еде, в одежде, в развлеченье —Во всем стремились к перемене;И образцы новейших модУж забывались через год.Сменяя в обществе порядки,В нем устраняли недостатки;В итоге славным пчелам злоБлагополучие несло.Плоды пороков пожиная,Цвела держава восковая.Изобретательность и трудВпрямь чудеса творили тут.Из поколенья в поколеньеРосли достатки населенья;И жил теперь бедняк простойПолучше, чем богач былой.

Но как обманчиво блаженство!Когда бы знать, что совершенствоИ боги нам не в силах дать,Не стали твари бы роптать.Они ж, чуть что, вовсю вопили:«Мошенники нас погубили!Что власть, что армия, что суд —На воре вор, на плуте плут!»И те, что сами плутовали,Других за плутни бичевали.

Один богач — как раз из тех,Кто жил, обманывая всех, —Орал, что к светопреставленьюВедут все эти преступленья.И кто же тот разбойник был,Кого так люто он бранил?Прохвост-перчаточник, продавшийЕму овчину вместо замши.

Прекрасно шли у пчел делаИ польза всем от них была,И всё же все кричали: «Боги,Хотим жить честно! Будьте строги!»Услышав их мольбы, ГермесЛишь усмехнулся; но ЗевесСказал, сверкнувши гневным оком:«Что ж, это будет им уроком».И вот — о чудо из чудес! —Из жизни пчел обман исчез;Забыты хитрости и плутни,Все стали честны, даже трутни;И вызывает только стыдУ трезвых пчел их прежний быт.

О славный улей! Даже жутко,Какую с ним сыграли шутку!За полчаса по всей странеПродукты снизились в цене;Все сняли маску лицемерьяИ жаждут полного доверья;Презрела роскошь даже знать;Ну прямо улей не узнать.Заимодавцам нет заботы,И адвокаты без работы,Поскольку сразу должникиВернули с радостью долги;А кои возвратить забыли,Тем кредиторы долг простили.За прекращеньем многих делИ род судейских поредел;Последним туго, как известно,Когда дела ведутся честно:Доходов не приносит суд,И из судов они бегут.

Одних преступников казнили,Других на волю отпустили.Едва застенок опустел,Оставшись вовсе не у дел,Из улья отбыла Фемида,А с ней — ее большая свита.Толпой шли чинно кузнецы —Тюремной утвари творцы —С железными дверьми, замками,Решетками и кандалами;Шел весь тюремный персонал,Что заключенных охранял;От них на должном расстоянье —Палач в багряном одеянье,Но не с мифическим мечом —С веревкой шел и топором;За ним, в кругу шерифов, судей,Везли богиню правосудья.

Теперь лечить недужных смелЛишь тот, кто врачевать умел;И даже в селах захолустныхХватало лекарей искусных.Больных старались так лечить,Чтоб их страданья облегчить,Причем без всяких выгод личныхИ без таблеток заграничных;Знал лекарь: и в своей странеЗамену им найдет вполне.

Жрецы отныне не ленились,Со всем усердием молилисьИ славословили богов,Не полагаясь на дьячков.А те, что барствовать хотели, —Все оказались не при деле(Которое для честных пчелИной бы и ненужным счел).Верховный жрец теперь всецелоОтдал себя святому делуИ голос свой подать не смелПри разрешенье светских дел.Зато любой бедняк и нищийМогли найти в его жилищеЧем подкрепиться: хлеб и эль,А путник — теплую постель.

Министры поняли, что надоЖить только на свои оклады;И нетерпим стал с этих порК любому жульничеству двор.И если сутками в приемнойЖдала своей награды скромнойИная бедная пчелаИ получить ее могла,Лишь сунув клерку в руку крону,—Того карали по закону;Хотя в былые временаПрощалась большая вина.Досель на каждом злачном местеСидело по три чина вместе,Дабы друг другу не даватьЧрезмерно много воровать;Они друг друга наблюдалиИ вскоре вместе плутовали.А ныне лишь один сидел,Другие были не у дел.

Всё пчелы для уплаты долгаРаспродают: отрезы шелка,Фарфор, кареты, скакуныИдут с торгов за полцены.Они готовы беднякамиСкорее быть, чем должниками.

Они бегут ненужных трат,Не шлют за рубежи солдат,Не ценят воинскую славу,Однако за свою державу,За право мирно, вольно житьГотовы головы сложить.

Куда ни глянь — не то, что было:Торговлю честность погубила,Осталась уйма пчел без дел,И улей быстро опустел.Пропали богачи и моты,Что деньги тратили без счета;Занятья где теперь найдутВсе те, кто продавал свой труд?Конец закупкам и заказам —И производство гибнет разом;Везде теперь один ответ:«Нет сбыта — и работы нет».

На землю даже пали цены;Сдают внаем дворцы, чьи стеныСамо искусство возвело;И, удивленные зело,Печально зрят сей строй убогийИх охраняющие боги.Без дела плотник, камнерез,На их работу спрос исчез;Пришло в упадок, захирелоГрадостроительное дело;И живописца дивный трудУж никому не нужен тут.

У пчел мизерные оклады,На день хватает — ну и рады,И больших нет у них забот,Чем оплатить в таверне счет.Теперь кокетки записныеНе носят платья золотые;Не закупает крупный чинНи дичи, ни французских вин;Да и придворный равнодушенК тому, что подают на ужин,Которому теперь ценаНе та, что в оны времена.

Еще совсем недавно ХлояБогатства ради и покояТолкала мужа своегоНа плутовство и воровство;Теперь пускает в распродажуЗлатую утварь, мебель даже —Те вещи, ради коих ройТворил в Вест-Индии разбой.Пришли иные в улей нравы;Забыты моды и забавы;Нет шелка, бархата, парчи —Не ткут их более ткачи.Беднее стали все раз во сто,Зато все дешево и просто,Зато обрел пчелиный ройИ мир, и счастье, и покой.Берут лишь то, что даст природа;Сады растут без садоводаИ глаз не радуют плодом,Взращенным знаньем и трудом.

Уж не плывут в чужие страныСудов торговых караваны;Нигде не видно ни купцов,Ни финансистов, ни дельцов;Все ремесло пришло в расстройство;Бич трудолюбия, довольство,Мешает выгоду искатьИ большего, чем есть, желать.И тут на улей опустелыйКоварные соседи смелоСо всех сторон пошли войной;И закипел кровавый бой!И год, и два — враги все рвутся;Отважно, храбро пчелы бьются;Их мужество в конце концовСпасает улей от врагов.Победа! Но победа роюДосталась дорогой ценою:Мильоны пали, и странаБыла вконец разорена.Финал послужит всем уроком:Покой — и тот сочтя пороком,Проникшись духом простотыИ первородный чистоты,Настолько пчелы опростели,Что все в дупло перелетели,Где, честной бедностью своейГордясь, живут до наших дней.

МОРАЛЬДа будет всем глупцам известно,Что улей жить не может честно.Богатство, славу умножать,Притом пороков избежать —Нельзя; такое положеньеВозможно лишь в воображенье.Нам — это все понять должны —Тщеславье, роскошь, ложь нужны;В делах нам будучи подмогой,Они приносят выгод много.Конечно, голод — это зло;Но без него бы не моглоРаздобывать себе съестное,Расти и крепнуть все живое.Лоза плодов не принесет,Пока дикаркою растет;Чтоб зрели грозди винограда,Лозу не раз подрезать надо;Но вот подвязана она,Вся ссохлась, вся искривлена,А сколько нам дает вина!Так и порок полезен людям,Когда он связан правосудьем.Чтоб стать народ великим мог,В нем должен свить гнездо порок;Достатка — всё тому свидетель —Не даст ему лишь добродетель.И те, кто век вернет иной,Прекраснодушный, золотой,Верша всё честными руками,Питаться будут желудями.

Указатель имен