закончилось слезами расставания, и обещаниями навещать друг друга. О своей истинной роли в недавних событиях никто из них даже не заикнулся. Морис это воспринял с пониманием. Служба есть служба, и не может является причиной для упреков. А вот, попрощаться с Жаклин он не решился. Объяснения с ней были бы очень не простые. А главное лишенные смысла по причине грядущей неопределенности в жизни Мориса. Финансовое положение Ревиаля стало плачевным. Жалование исчезло. Слава богу, суд не наложил взысканий на его сбережения. Но квартира в Париже уже сейчас была ему не по карману. Да и оставаться в Париже было лишено и смысла, и желания. Угнетали опасения случайных встреч с бывшими сослуживцами и просто знакомыми, надобность в бестолковых объяснениях с ними. Возникало желание забиться подальше в какой-нибудь угол, где его никто не знает и не будет лезть с ненужными расспросами. Новое пристанище Ревиаль нашел себе по интернету. На новом месте Морису удалось довольно быстро и удачно снять квартиру, и оформить карточку соискателя работы. Правда, вскоре он понял, что работу ему найти не удастся. В городке, где он поселился, его инженерные навыки и знания не были востребованы. А, уж тем более, здесь не были востребованы его знания иностранных языков. Вопреки предсказаниям Софи, Ревиалю все-таки удалось обнаружить городок, где и в его шпионских способностях никто совершенно не нуждались. Здесь ни у кого не от кого не было секретов, способных принести выгоду. Ему оставалось одно — жить на пособие по безработице, и бесцельно слоняться по улочкам города. Безделье его тяготило, как всякого нормального человека, привыкшего жить размеренной жизнью человека обеспеченного работой. Но и появление неограниченного количества свободного времени имело свои положительные стороны и достоинства. Тревожное состояние, вызванное неопределенностью будущего, как-то незаметно сменилось апатией. На смену апатии постепенно пришла потребность проанализировать свою прошлую жизнь и отразить это в мемуарах. Сначала это желание было вялым, но со временем оно окрепло. Не последнюю роль в этой трансформации сыграло регулярное посещение одного кафе неподалеку от нового жилища Ревиаля. Сначала Морис в перерывах между своими прогулками просто заглядывал в это кафе, сидел за столиком у окна, делая пометки в записной книжке. Из окна он созерцал незатейливую жизнь городка, прикидывая какие бы изменения он внес в жизнь городка, будь он мэром. По своей привычке разведчика инстинктивно прислушивался к посторонним разговорам в кафе. Вскоре он был в курсе всех местных событий и новостей, узнал обстоятельней большинство обитателей городка. Кого-то из обитателей городка он знал просто по именам и фамилиям, кого-то знал в лицо в результате повседневных встреч, некоторые удостоили его личным знакомством. Морис естественно не ограничился посещением только этого кафе. Аналогичные заведения городка ему были так же хорошо знакомы. Но посещению этого кафе он отдавал предпочтение по сравнению с другими. Его привлекало в нем не только близкое расположение к его жилищу, и благосклонность хозяина кафе, но и наличие в кафе бильярдного стола. Здесь у него изредка появлялась возможность сразиться в бильярд с кем-нибудь из завсегдатаев заведения. Иногда в ожидании случайного партнера он совершенствовался в ударах кием в одиночестве. Часто, обдумывая и оценивая расположение шаров на столе, ему на ум приходили аналогии бильярдных ситуаций с житейскими ситуациями в которых ему довелось побывать. Хозяин кафе с любопытством и легким недоумением посматривал на Мориса, застывавшего в разных позах у бильярдного стола с кием в руке. Порой пометки в записной книжке о своих воспоминаниях Морис делал тут же у бильярдного стола. Особенно часто его занимали, и одновременно вызывали досаду мысли о том, как он потерпел свое фиаско. Профессиональные неудачи бывали у него и раньше, но не такие сокрушительные как теперь. Он отождествлял шары с фигурантами своих былых приключений, удары кия с побудительными мотивами и причинами происходивших событий. Движение шаров у Мориса ассоциировались с развитием взаимоотношений и коллизий между участниками вспомнившихся событий. Особенно часто память возвращала образ его коллеги англичанина, который по представлению Мориса и был источником его неприятностей.
Совещание с Геннадием
Геннадий поставил пластиковую бутылку с водой на столик мангала и полез в карман за мобильником:
— А это ты? Во-время. Открываю, заходи.
Геннадий что-то набрал на мобильнике и створка входных ворот отворилась. В проем вошел Богданов и прикрыл ее за собой. Щелкнул замок. Суржиков был занят переворачиванием шампуров на мангале. С мяса на шампурах капал жир на угли, и они шипели. Когда жир на углях загорался Геннадий брызгал на огонь воду из пластиковой бутылки. Он мельком глянул на Леонида и обыденно, словно тот ненадолго отлучался, а не только что пришел, сообщил:
— Шашлык почти готов. Давай по маленькой, для разгону. Тащи стопки сюда, я оторваться не могу. Шашлык,… его главное не пересушить.
Леонид поднялся на крыльцо веранды, рядом с которой стоял мангал и осмотрел стол. На потертой клеенке стола стояла початая бутылка водки, две стопки, батон колбасы, шмат сала, черный хлеб, баночка маринованного имбиря и банка хрена. На дне одной из стопок виднелись остатки водки. Он нахмурился разглядывая незатейливое убранство стола, обреченно вздохнул, и стал наливать водку в стопки. Соорудил пару маленьких бутербродов с салом и направился со стопками и бутербродами к мангалу. Геннадий сосредоточенно наблюдавший за шампурами, оглянулся на Леонида, взял одну из принесенных стопок и молча опрокинул в рот. Леонид протянул ему бутерброд. В ответ Геннадий отрицательно мотнул головой:
— Нет. Не на ходу. Сейчас сядем, нормально по-человечески, закушу. А ты давай закусывай. Тебе с дороги надо. Эх, лебота.
Леонид опрокинул в рот стопку и стал жевать бутерброды. Геннадий его подбодрил:
— Еще минутку, и за стол сядем. Тащи большую тарелку мясо с шампуров сгружать.
Леонид оглянулся на стол, не увидев ничего похожего на то о чем его просил друг и растерянно буркнул:
— А где тарелка-то?
— В шкафчике навесном в доме посмотри.
Леонид нашел подходящего размера тарелку и двинулся обратно к мангалу. У него все больше формировалось ощущение дискомфорта. С одной стороны обстоятельства требовали немедленно сообщить другу о том, что за ним следят, с другой стороны он боялся выглядеть банальным паникером с болезненным самомнением. Да просто интуитивно побаивался сознаваться в своем головотяпстве въедливому другу. Тем более, что Генка ему вопросов пока не задает, да и по телефону на встревоженный голос Богданова он отреагировал спокойно. Леонид представил себе свое растерянное лицо и
