Кама с утрА. Картинки к Фрейду - Татьяна Розина

— А тут? Что меня ждёт тут? — сопела я, размазывая сопли по щекам. — Грязное кресло у Седого и…

— Ну, ты и дура! Кресло это не навсегда. Вот увидишь, вывернется судьба другим боком. Всё от тебя зависит. А в Иваново…

Я не хотела в Иваново. Однозначно не хотела. А кресло у Седого я не хотела с сомнением и оговоркой. В итоге выбор пал на второе.

Седого прозвали так из-за седых волос, которые покрыли серебром его буйную шевелюру, несмотря на довольно-таки молодой возраст. Похоже, он не мылся и не расчёсывался годами. От одного его вида можно было вырвать, но Седой ласково погладил меня по голове и уверил, чтобы я его не боялась.

— Да уж, — разочарованно протянул он, осматривая меня. — Где тебя Светка нашла, господя. Сколько тебе лет? Не хватало под статью загреметь? Тринадцать?

На мне были старые потёртые джинсы производства Ивановской ткацкой фабрики, вылинявшая майка с Микки Маусом на груди.

— Я школу окончила… — пролепетала я, — семнадцать, скоро…

— Уже хорошо… — прервал Седой. — Но с такими данными только на минет могу поставить… Кто на тебя позарится? Ни кожи, ни рожи. А вот минет… да…

Я заплакала. Не из-за того, что не хотела делать минеты чужим дядькам, а из-за того, что Седой про меня вот так сказал. Что на меня никто не позарится. Обидно стало. Но Седой решил, что я сильно боюсь и, желая подбодрить, сказал:

— Не бзди, девонька… всё устаканится. Я плохого не посоветую. Вот, сядешь тут… — он показал в дальний угол, где стояло кресло, — а я уж к тебе буду подсылать клиентов. Ни о чём думать не надо. Открывай рот и соси…. ну, как Чипу-Чупс на палочке. В обиду не дам. Если что не так, кричи. Я рядом.

В тот же вечер, накачавшись до краёв водкой, я исполнила первый свой минет на «ура!». Точно я ничего не помнила, потому что была в стельку пьяной. Я сидела, утонув худым, почти детским телом, в глубоком драном кресле в квартире Седого, а какие-то мужики подходили ко мне и, раздвигая руками, сцепленные зубы, всовывали в мой рот свои члены. У некоторых они были тонкие и маленькие, действительно не больше леденца, а некоторые едва входили в меня, раздирая губы. Они тыкались в горло, вызывая позывы рвоты и, в конце концов, я всё-таки вывернула из себя всё, что съела за день.

Тётка Светка оказалась права. «Приняв на грудь» дозу водки, я пребывала в полусне, и почти ничего не чувствовала. Члены мелькали перед глазами… они постепенно стали существовать как бы отдельно от своих хозяев. Мужчин я толком не видела. Большие и маленькие, толстые и тонкие, стоящие колом и вялые, с шариками под кожей, прямые как оловянные солдатики или изогнутые… в моём воображении превращались в животных. Я начала их квалифицировать и давать имена. Маленьких и толстеньких называла хорьками. Длинных и тонких — солдатиками. Вялых — варёной колбасой.

В моей работе было небольшое разнообразие. Седой оказался мужиком со смекалкой и продавал мою услугу, рекламируя меня под разными образами. Как-то он дал мне денег и сказал:

— Жанетка, дуй в «Детский мир» и купи себе платьишко короткое, сандалики, школьную форму с фартучком, и джинсики свои тоже принеси… пусть тут гардеробчик на разный случай стоит.

Сначала я не поняла, зачем нужен маскарад. Но потом всё встало на свои места.

Оказалось, мужики «за фантазии» готовы доплачивать. Если дядька хотел, чтобы ему сделала минет школьница, я надевала форму с пионерским галстуком. Если клиент просил, чтобы его отработал мальчик — я наряжалась в джинсики. Седой заранее обговаривал пожелания мужчины, звонил на квартиру и пока вёл клиента, я переодевалась и представала уже в образе. За эти спектакли Седой кассировал надбавку. А мне что? Что так, что эдак. Какая разница, в каком платье сосать. Один фиг. А клиенту приятно. Некоторые реально возбудившись, пытались проверить, что у меня между ног. Особенно опасно было, когда я работала под пацана. Но я тут же начинала вопить: «Дяденька не надо!» и из недр комнаты возникал Седой.

— Не тронь, отойди, — пресекал он запрещённые приёмы, — договорились же, только в рот.

Неизвестно, чем бы закончилась вся эта минетная деятельность, если бы не Вероника. Седой, кроме девиц «легкого поведения», ничем не чуждаясь, промышлял и травкой. Однажды, заскочив за травкой к Седому, Вероника увидела меня — полупьяную и совершенно несчастную.

— А что у тебя за девчонка там? — кивнув в мою сторону, спросила Вероника, собираясь уже уходить.

— Да ничего… девица, между прочим… в смысле девушка непорочная… продаю, вот, — насмехался Седой, — а ну, иди сюда, — крикнул он мне, — покажись Вероничке, она оценит, сколько за тебя взять можно…

Почти в полном безразличии я встала и подошла к Седому.

— Скинь-ка шмотки, Жанетка, — приказал он, и я послушно разделась, зная, если что не так, он может и огреть огромной лапищей, куда ни попадя, как случалось уже не раз.

Стянув через голову платье, я осталась в одних трусах. От сквозняка по телу побежали мурашки, а соски выперли толстыми горошинами.

Вероника внимательно посмотрела на меня, прищурившись, словно и правда подсчитывая, сколько стоят мои ноги, зубы и грудь вместе взятые.

— Не забудь за целку накинуть… — балагурил Седой, хлопнув меня по тощему заду, отчего я дёрнулась, едва удержавшись на ногах.

— А знаешь, я возьму её у тебя. — Вероника назвала цену, сразу же потянувшись в сумочку за деньгами. Седой хотел возражать или торговаться, но Вероника уже достала пачку долларов и, отслюнявив несколько купюр, протянула Седому.

— Вот… на, держи. Остальное после… сначала убедиться надо, что она девица. Одевайся, — сказала Вероника мне, — быстро… я жду на улице… — и вышла из квартиры.

Вероника стала моим ангелом. Знакомство с ней оказалось именно тем шансом, о котором вещала тётка Светка.

— С седовского кресла вывернешься, — обещала мудрая баба и оказалась права.

Не знаю, что привлекло во мне Веронику. Действительно ли я ей понравилась чем-то или она просто пожалела худосочную девчонку. Скорее второе. Разве может понравиться кому-то полудетское создание, с зачатками грудей, плоским, вдавленным животом и печально торчащим лобком, покрытым редкими жёлтыми кудрями. Во мне тогда не было и пятидесяти кило. На детском лице выделялись большие глаза, обрамлённые кругами тёмных обводов от вечного недосыпания, недоедания и непомерного приёма водки. Единственным, что меня немного украшало и вызывало симпатию, был курносый нос, браво торчащий кверху. Впрочем, такой же был и у Вероники, что делало нас похожими друг на друга. Правда, это было единственным нашим внешним сходством. Во всём остальном Вероника сильно отличалась от меня. У неё, хотя и не было лишнего веса, присутствовали все необходимые составляющие женской фигуры — и достаточно крупная попа, и прилично большие груди. Рядом с Вероникой я спокойно сходила за её дочь.