Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало - Лилия Кузнецова

Довольно крупные сколы прославленного синего диаманта Французской Короны, иначе называемого «Голубым Тавернье», превращенные в бриллианты, еще в самом начале XIX века приобрели европейские коллекционеры[154].

Ныне взоры посетителей выставки Алмазного фонда России радует восхитительный голубой бриллиант в 7,6 карат, купленный императрицей Марией Феодоровной на ее собственные деньги. Августейшая хозяйка носила уник в перстне, завещанном любимой невестке, обеспечившей династию продолжением рода. Подарок был поистине царским: в центре щитка ярким блеском горел и переливался алмаз поразительной чистоты, редкостного небесного, как у цейлонских сапфиров, цвета, призванный напоминать дорогие сердцу Александры Феодоровны васильки, не раз предвестивших в девичьи годы дочери королевы Луизы Прусской светлое будущее. Окаймленные золотыми полосками алмазные ромбы восхитительной ажурной оправы строгого, но изящного рисунка, четырежды повторяли необычную форму дивного самоцвета. Не исключено, что то была работа «Собственного придворного ювелира» Якова Дюваля. (См. цвет. илл. 19, слева.)

Однако вдова Павла I предписала обязательное условие: после смерти супруги Николая I редкостный самоцвет присоединится к сокровищам Русской Короны. Так и произошло в 1860 году, но голубой бриллиант по прихоти императрицы Александры Феодоровны теперь находился не в кольце, а украшал навершие модной булавки, которой можно было кокетливо подколоть шляпку к прическе или красиво расположить кружева воротничка на платье[155].

Его форма, описанная знатоком геммологии Александром Евгеньевичем Ферсманом, как «неправильная ромбоидальная, с верхней стороны ступенчатой грани так же, как и с нижней»[156], невольно заставляет задуматься, не обломок ли это верхушки панделока «Голубого Тавернье», ибо во времена Людовика XIV бриллиантовая форма огранки еще только вырабатывалась, а ювелиру, стачивавшему боковые углы треугольного скола, нанося новые фасеты, пришлось сохранить и несколько старых, дабы сохранить, насколько возможно, массу редкостного синего алмаза. И как жаль, что во время экспонирования в 1997 году выставки «Сокровища Романовых» в столице США так и не отважились сравнить физические параметры этого бриллианта с данными «Хоупа», а ведь они довольно близки: при изучении обоих синих раритетов в рентгеновских лучах удалось уточнить, что они принадлежат к редкой разновидности полупроводниковых алмазов типа II b, причем уник Смитсоновского института в лучах ртутно-кварцевой лампы флюоресцирует не синим, а красновато-розовым цветом. Исследование стало невозможным из-за скандальных афер российской автономной некоммерческой организации, пышно называемой «Исполнительной дирекцией проекта «Миссия доброй воли» и руководимой Михаилом Соломоновичем Гусманом, от желания урвать побольше денег совершавшим, к стыду и сожалению, многочисленные обманы как своих американских партнеров, так и отечественных участников этой выставки.

А в Бриллиантовой кладовой Государственного Эрмитажа и сейчас можно полюбоваться золотым тоненьким гладким перстнем с сердцевидным бриллиантом «около 5 гран весом, весьма синего цвета», окаймленным ажурной серебряной лентой, усыпанной мелкими бриллиантиками. Он также входил в число русских коронных вещей (может быть, его некогда носила императрица Елизавета Алексеевна), пока по повелению Николая I не оказался передан в Галерею драгоценностей императорского музея. Правда, перстень этот, «парный камню в булавке Алмазного фонда», чуть было в 1932 году не продали за границей, но то ли из-за чересчур высокой цены, то ли из-за «слишком простого» вида царского кольца, показавшегося возможным покупателям не достаточно презентабельным, синий бриллиант-панделок в 1,10 карат вернулся в родные стены[157].

Вдохновленная получением от своего венценосного кузена шведского ордена Серафимов, Екатерина II, льстиво называемая иноземцами «Великим государем», лютеранка по рождению, перешедшая в России в православие, теперь воспылала иметь и самый вожделенный католический орден Золотого Руна. Но гордость не позволяла ей, в случае неудачи, получить открытый отказ, и императору Иосифу II, путешествовавшему в 1780 году по России вместе с «цесарским» посланником при петербургском Дворе Кобенцелем, не раз пришлось выслушивать весьма прозрачные намеки из уст всесильного князя Григория Александровича Потёмкина.

Уже 12 июля властитель Римской империи германской нации, придя от столь неожиданного предложения в сильное замешательство, обратился за помощью и советом к своей мудрой матери Марии-Терезии: монархине-соседке «до смерти хочется получить от меня в знак дружбы и признательности орден Золотого Руна, но она не знает, как у этому приступить; она понимает, что это против правил, но тем не менее страстно желает иметь принародное доказательство моей дружбы и хотела бы, чтобы для нее одной и только в ее случае, не создавая прецедента, было сделано исключение из правил». К тому времени Иосиф II хорошо успел узнать Екатерину II лично и понять, что «тщеславие есть ее единственный недостаток, и сознание того, что она могла бы стать первой женщиной, получившей такую награду, доставляет ей неимоверное удовольствие»[158].

Однако «Северная Семирамида» была не только умной правительницей обширного государства, но и главой русской православной церкви, а поэтому императору-гроссмейстеру ордена Золотого Руна пришлось прибегнуть к тактике проволочек, о чем послушный сын через неделю уведомил августейшую родительницу: «Дела до сих пор на той же точке. <…> насчет ордена я тоже помалкиваю и, во всяком случае, не собираюсь сам его предлагать; надобно, чтобы Императрица первая об этом заговорила, поэтому я прошу В<аше> В<еличество> сохранить в тайне все, что я имел честь Вам сообщить касательно сего предмета. Полагаю, что действовать надлежит именно так»[159]. Итак, поставленным в тупик Габсбургам оставалось только затягивать решение каверзного вопроса, пока сама Екатерина II не отказалась от своих несбыточных мечтаний.

Павел I об ордене Золотого Руна даже не помышлял. Женатому самодержцу больше грело душу избрание его вначале протектором, а затем и гроссмейстером католического Мальтийского ордена, что никак не желали признавать суверены Западной Европы.

В начале XIX века престиж ордена Золотого Руна еще более вырос. Французский император Наполеон 1, сместив с трона испанских Бурбонов и в очередной раз разгромив через год войска австрийского императора (таковым еще после разгрома под Аустерлицем стал титул повелителя Священной Римской империи германской нации), торжественно обнародовал 15 августа 1809 года в Шёнбрунне декрет об установлении своего ордена Трёх Золотых Рун. Бонапарт горделиво пояснял: «Мои орлы завоевали Золотое Руно королей Испании и Золотое Руно императоров Германии. Я хочу создать для Французской империи имперский орден Трёх Золотых Рун. Это будет мой орел с распростертыми крыльями, держащий подвешенными в каждой из своих лап по одному из старых Рун, которых он взял с бою, и он гордо поднимет вверх, в своем клюве, Руно, которое я учреждаю»[160]. Правда, из-за несчастливого похода на Россию награждения новоучрежденным наполеоновским орденом так и не состоялись.

19/31 марта 1814 года русские ратники во главе с Александром I и войска союзников по антинаполеоновской коалиции победоносно вошли в Париж. Сразу разгорелись нешуточные страсти за награждение триумфаторов, дошедшие до своеобразного соревнования между властителями больших и малых европейских государств, благодарными за освобождение от ига французского монарха-«узурпатора». Правда, еще в славном 1814 году хитрюга Талейран с ловким Меттернихом быстро, втайне от Александра I, соединили усилия с поддерживающей их Англией, дабы ослабить позиции России. Потом были Сто дней Наполеона, окончательный разгром его при Ватерлоо, Венский конгресс. Дождь орденов продолжил проливаться на победителей, однако двуличная политика бывших «верных» союзников отразилась даже в пожалованиях орденом Золотого Руна обоими его гроссмейстерами.