Клетка - Виктор Каннинг

– Вы чертовски хитрый лис, – рассмеялся Беллмастер. – Каким были, таким и остались.

– А вы в прекрасном расположении духа, милорд. И я знаю, отчего.

– Вы были бы – не обижайтесь – круглым дураком, если бы не догадались. Леди Джин исчерпала себя и для меня, и для Клетки. Однако я считал, что где-то в сейфе она заперла множество скелетов, которые так и рвутся наружу. И хотел убедиться, правда ли это.

– Но когда сейф открыли, там не оказалось ничего кроме красивой драгоценности. Сказка закончилась счастливо. Но мы остановились на Вашингтоне – да или нет? И на Кэслейке – да или нет?

Беллмастер допил портвейн. Полуденное солнце бросило желтый луч на лицо истукана во дворе. Куинт катал по скатерти шарик из хлебных крошек.

Наконец аристократ негромко произнес: «Вашингтон – да. Объявят через шесть недель».

Куинт, смакуя победу, надул губы и ответил: «Кэслейк – да. Через шесть недель».

– Ну и хитрец, – усмехнулся Беллмастер, – вы пришли сюда, готовый торговаться.

– Так же, как и вы, милорд, – кивнул Куинт. – Надеюсь, мы оба не в накладе?

– Естественно. Теперь, я полагаю, Кэслейка можно считать более или менее моим человеком. Через шесть недель то есть.

– Да, конечно, – ответил Куинт, хотя знал, что Беллмастер, если приспичит, воспользуется Кэслейком завтра же. Убедит или принудит его служить. Впрочем, это не так важно. Важно другое: Беллмастер собирается в Вашингтон. Так, по крайней мере, он сам считает. Но Клетку такой оборот не устраивает совершенно. Как хорошо, что в запасе целых шесть недель. И как жаль, что леди Джин не оставила дочери обличающих записей, которые подчинили бы Беллмастера Клетке, позволили использовать его постыдные способности полностью. По иронии судьбы Беллмастер достиг такого возраста и влияния, что пожелал занять место, доступное лишь человеку с безукоризненной репутацией. Как можно столь простодушно считать, будто все грехи уже искуплены, забыты? Признай он Клетку своей безраздельной госпожой, и там бы его, как кандидата в Вашингтон, поддержали. Однако – хотя веских доказательств не было, что раздражало, особенно боссов – сама жизнь подсказывала: он работал и на других, Клетку предавал не однажды. Но он был и чрезвычайно обходителен, что позволило ему иметь в союзницах леди Джин – очаровать и поработить эту женщину почти до самой ее кончины. Женись он на леди Джин, и его карьера была бы в безопасности. Но он женился на деньгах одной американки, которая через пять лет после свадьбы благополучно сломала шею, упав с лошади на охоте. Куинту, бывало, приходила в голову бессердечная мысль, а не подстроил ли этот несчастный случай сам Беллмастер. Жена оставила аристократу двух похотливых, здоровых сыновей – они продолжают род лордов Конарейских – и свои миллионы в придачу. Лучшего он и желать не мог. Да… вполне возможно, он отделался от нее… разрубил этот гордиев узел. «Боже мой, – вздохнул про себя Куинт, приняв от Беллмастера графин с портвейном, – неужели Клетку провел столь бесстыже один из ее собственных сотрудников? Такого еще не бывало». Этот вопрос давно не давал ему покоя. Как жаль леди Джин. Пара откровенных строк в ее дневнике, и Беллмастер оказался бы в клетке буквально, покорно надел бы хомут и стал бы плясать под их дудку.

Сара сгорала от нетерпения. Было шесть вечера, она сидела у себя в спальне, переоделась к ужину. Вот уже три часа ждала она, когда зашуршит по дорожке машина Ричарда. Не раз приказывала себе быть терпеливой. А он, наверно, остался у Норберов на обед, а потом… ведь у него так много друзей. Но терпение, как теперь убеждалась Сара – это добродетель, которую она истратила на жизнь в монастыре. Как он не догадается, что она просто жаждет узнать цену пояса… обсудить планы Ричарда, его новую жизнь. О, сколь много она ему желала, но больше всего – вывести из праздности, снабдить настоящей целью в жизни под стать его характepy и способностям…

Сара отвернулась от окна, из которого виднелся поворот дороги к вилле, и заметалась по комнате. Остановилась перед зеркалом. Рассеянно отметила: волосы отрасли уже настолько, что никого не удивляют, а ее саму не смущает носить короткое платье, выставлять напоказ загорелые руки и ноги. На мгновение она поддалась искушению признать себя женщиной, притом красивой… позволила себе бросить мимолетный взгляд в будущее… подумать о замужестве, о том, кого полюбит и кто полюбит ее. Стыдливо зарделась.

Отошла от зеркала. Подумала: «Надо заняться чем-нибудь до приезда Ричарда. Найти подходящую книгу. Успокоиться и почитать. Да, надо почитать. Угомониться. Не вести себя как взбалмошная школьница».

Она подошла к книжному шкафу, стала разглядывать корешки книг. Имена авторов и названия ничего не говорили. К литературе она была в общем-то равнодушна. Вот мать – та читала запоем… иногда почти ночи напролет. Взгляд остановился на синем переплете материнского дневника. Он ей и нужен. Она тихонько сядет и не спеша будет читать, пока не вернется Ричард.

С дневником в руках Сара уселась у окна – там, откуда легче увидеть и услышать машину. Открыла наугад и прочла:

"Бо-бо купил полуразвалившийся дом в мрачном Котсуолдсе. Когда-то дом принадлежал его предкам, -по-моему, тем, что ушли в священники, – и все-таки удивительно, как это род Брантонов не вымер от воспаления легких. Я настаиваю только на одном – сменить в доме весь водопровод. Ведь он допотопный: чтобы смыть унитаз, надо сначала накачать воду в бачок (чувствуешь себя каторжницей на галере), а если откроешь кран, вода бежит так же неохотно, как ребенок идет в школу. Бобо всем этим очень воодушевлен, что закономерно. Военных всегда воодушевляют холод и неудобства. Это, по их мнению, делает человека мужчиной, а им я становиться не хочу…

Пригласила Олистера Куинта посоветоваться, как лучше переделать комнаты. Бобо величал его «Куини» – Это Олистеру не нравилось – и говорил, что у себя в кабинете ничего менять не позволит. Ведь там обои времен его прабабки. А на них – сплошь фазаны, лисицы и рыбы да пятна, словно от проказы, там, где раньше висели картины. Словом, хочется пожить на вилле, пока дом не приведут в порядок.

После обеда позвонил Беллмастер. Врач установил смерть от несчастного случая. Мне бы пожалеть Полидора, да, признаться, не хочется. Гнусный был тип. И мне не жаль, что Беллмастер намерен продать «Морского льва».

Тут послышался шум машины. Мощная волна возбуждения и любопытства захлестнула Сару, и, захлопнув дневник, она вскочила и выбежала из комнаты.

Когда она открыла входную дверь, Фарли поднимался по лестнице с футляром под мышкой. Сара бросилась к нему, схватила за руку и воскликнула: «Где вы пропадали, Ричард? Я уже все глаза проглядела. Ну, что сказал Норбер? Что?»

Ричард взял ее за плечо, прикрикнул: «Ну, тихо, тихо! Успокойтесь!»

– Но я хочу знать! Я должна знать!

– Узнаете. Однако сперва мне надо выпить. – Он увлек ее в прихожую. – Простите что задержался. Я пообедал с Германом – вы его помните?

– Конечно, помню.

– Потом пришлось заехать к Марсоксу и кое-что с ним обсудить. А на обратном пути засорился карбюратор.

– Ну, это все ерунда. Главное – вы вернулись и сейчас же расскажете обо всем. – Она почти вытолкнула его на веранду. – Садитесь и начинайте, а я тем временем приготовлю вам выпить.

– Отлично. Меня мучит жажда. Налейте пива.

Ричард сел за столик, футляр положил перед собой. Сара налила пива из банки. На мгновение их взгляды встретились, и нечто в его глазах, в лице обеспокоило Сару так сильно, что у нее даже руки задрожали. Она подала Ричарду стакан, уселась напротив и не выдержала, воскликнула: «Что-то неладно! Вы расстроены, правда?»

Он поставил стакан, так и не пригубив пива, ответил: «Я – нет. Но это не главное. Я за вас беспокоюсь. – И виновато продолжил: – Сара, милая, весть я принес печальную. Этот пояс Венеры – увы, лишь копия. По сравнению с оригиналом он ничего не стоит».

Она слушала не слыша – потрясение было столь велико, что мысли на несколько секунд, казалось, утонули в холодном тумане. Она откинулась на спинку кресла медленно, словно туман лишил ее способности не только соображать, но и двигаться. Однажды она познала страх и в тот миг закричала. Сейчас она познала разочарование, но понимала – на сей раз чувства придется скрыть… Теперь понятно, почему Ричард так долго не возвращался. Он оттягивал объяснение, но щадил не собственные чувства, а ее, Сару… боялся разрушить ее надежду помочь ему. А сейчас уже ей приходится сдерживаться, щадить его, избавлять от овладевшего ею отчаяния. Как много она рассчитывала сделать для Ричарда! И вот теперь, лишенная этой радости, не должна выказать, что тяжело страдает.

Наконец она спокойно попросила: «Ричард, расскажите без утайки, о чем говорил ваш друг. Ничего не бойтесь. Худшее уже позади, и я, – ей удалось улыбнуться, – теперь выдержу все».