Пленница Гора - Джон Норман

Некоторое время мы сидели в полной тишине, затем до нас донесся голос Тарго, договаривающегося с владельцем баржи об оплате перевозки на другой берег. После этого фургон еще несколько метров катился по обшитому досками пирсу. Запах рыбы и речных водорослей стал сильнее. Воздух был холодным и сырым.

– Рабыням – из фургонов! – услышали мы приказ.

Полог на нашем фургоне распахнулся. Седой одноглазый охранник отомкнул запоры, удерживающие цепи на центральном брусе.

– Выйти из фургона! – распорядился он.

Мы по одной выбирались из фургона, и охранник освобождал цепь, продетую сквозь кольцо, соединенное с ножным браслетом каждой невольницы.

После этого нас собрали всех вместе на краю деревянного пирса.

Я стояла у самой воды и дрожала от холода.

Вдруг я заметила под водой быстрое движение, и через секунду из темных речных глубин на поверхность рванулось гибкое мощное тело какой-то громадной рыбины. Ее высокий, треугольной формы, черный спинной плавник вспорол воду у самого края деревянного пирса, и рыбина тут же снова ушла в глубину.

Я невольно вскрикнула.

– Речная акула! – с дрожью в голосе воскликнула Лана.

Девушки испуганно посмотрели вслед рыбине, растворившейся в мрачных речных глубинах.

Я отошла от края пирса и встала рядом с Ингой и Ютой. Юта обняла меня за плечи.

Со стороны реки приближалась широкая, с низкими бортами баржа. На двух больших весельных рулях у нее на корме сидели матросы. Баржу тащили два гигантских перепончатолапых ящера. Тогда я впервые увидела этих животных, столь обычных для Гора речных тарларионов. Они меня ужасно напугали. Они были громадными, длинношеими, как броней покрытыми толстой чешуей. Что меня поразило, – несмотря на свои гигантские размеры, в воде они двигались довольно плавно. Внезапно голова одного из чудовищ скрылась под водой и тут же снова появилась над поверхностью. В зубах у него трепыхалась громадная рыба. Чудовище высоко запрокинуло голову, и рыба исчезла у пего в пасти.

Оба животных были впряжены в широкую баржу. Управлял ими погонщик, сидящий в кожаной корзине между двумя животными. Корзина с помощью ремней была подвешена к их мощным шеям. Погонщик то и дело покрикивал на чудовищ, обильно пересыпая свои команды крепкими горианскими выражениями, на что животные отвечали ему глухим трубным ревом.

Баржа быстро приближалась к пирсу.

Стоимость перевозки через Лаурию свободного человека составляла один серебряный тарск. Цена же за перевозку животного не превышала одной медной тарнской монеты. Я с самого начала догадалась, что стоимость перевозки рабынь будет такой же. Тарго заплатил двадцать один медный тарнский диск за доставку на другой берег всех своих невольниц – включая и вновь приобретенную Рену – и четырех босков. Четверых девушек он продал еще до того, как мы достигли берегов Лаурии.

Босков выпрягли из фургонов и завели в специально оборудованные для животных стойла. Рядом со стойлами находились клети для перевозки рабов, куда охранники и поместили всех девушек. В центре баржи на двух вращающихся деревянных помостах установили наши фургоны и закрепили их цепями. Вращающаяся конструкция помостов позволяла выгружать фургоны на берег с максимальным удобством, не разворачивая их на относительно небольшом пространстве баржи.

Я держалась за перила и смотрела на реку. Туман начал рассеиваться и приоткрыл поверхность воды, лениво плещущуюся о дощатые борта баржи. В нескольких футах от нас из воды на мгновение выскочила какая-то рыбешка и, сверкнув на солнце тусклым серебром чешуи, тут же снова ушла в глубину. Где-то над головой раздавались пронзительные крики чаек.

Погонщик в корзине громко закричал и щелкнул плетью по толстым шеям тарларионов.

Нет, в Лаурисе непременно должен найтись хоть один человек, способный помочь мне вернуться в Соединенные Штаты или познакомить меня с теми, кто имеет такую возможность!

На реке повсюду виднелись плывущие баржи – направляющиеся к другому берегу, в Лаурис или возвращающиеся назад. Спускающиеся по течению суда использовали для передвижения силу реки, а двигающиеся против течения тащили при помощи сухопутных тарларионов, для которых вдоль берега были проложены широкие, вымощенные бревнами тропы, или, скорее, целые дороги. Сухопутный тарларион, как я позднее узнала, тоже способен тащить за собой баржу по реке вплавь, но в воде он не столь эффективен, как мощный, громадных размеров речной тарларион. Для транспортировки барж в Лаурис погонщики, как правило, используют оба берега реки, хотя северный, менее затапливаемый во время речного половодья, считается более предпочтительным. Разгруженные в Лаурисе тарларионы возвращаются в расположенный в устье реки Лидис по южному, реже используемому погонщиками берегу. Поднимающиеся вверх по реке баржи, я видела, были сплошь уставлены клетями, ящиками и коробками со всевозможным строительным или отделочным материалом, железной рудой, металлическими изделиями, тканями и кожами. Навстречу шли баржи, груженные бочками с солью, рыбой и мехами. Некоторые из поднимающихся по течению барж везли пустые клети для рабов, очень похожие на те, в которых сидели мы с девушками. На спускающейся по течению барже я только один раз заметила клеть, заполненную невольниками. В ней находились пять-шесть рабов-мужчин. Они выглядели удрученными и подавленными. На голове у них зачем-то была выбрита широкая полоса волос, протянувшаяся ото лба до самого затылка. Увидев мужчин в клети, Лана тут же принялась потешаться над ними, но те даже не взглянули в ее сторону.

– Выбритая у них на голове полоса означает, что они попались в руки женщин, – пояснила мне Юта. – Тех, что обитают в дремучих северных лесах, вон там, – указала она на сплошную зеленую пелену леса, протянувшегося на северном берегу. – Никто не знает, насколько эти леса простираются в западном направлении, известно лишь, что на севере они доходят аж до Торвальдсленда. Их населяют лесные жители, но гораздо больше там банд всяких преступников – как мужчин, так и женщин.

– Женщин? – удивилась я.

– Некоторые называют их лесными женщинами, – кивнула Юта. – Другие зовут их женщинами-пантерами, потому что они носят шкуры убитых ими лесных пантер и бусы из их клыков.

Я не могла скрыть своего удивления.

– Они живут в лесах без мужчин, а свою плоть удовлетворяют теми, кого им удается поймать и обратить в своих рабов. Какое-то время они забавляются своими пленниками, затем, когда те им наскучат, продают их на невольничьих рынках. А чтобы сильнее унизить этих мужчин, женщины-пантеры выбривают у них на голове широкую полосу, свидетельствующую о том, что выставленный на продажу раб попался в руки женщин.