Хроники Амбера. Книги Мерлина (авторский сборник) - Роджер Желязны

— Призрак?

Он станцевал долой с моего запястья, чтобы зависнуть в воздухе передо мной.

— Да?

— Тебя по-прежнему что-то удерживает от путешествия сквозь Отражения?

— Нет, — отозвался он. — Запрет снят, как только исчез Знак Логруса. Я могу путешествовать… и в Отражения, и обратно. Я могу обеспечить перемещение для тебя. Ты хотел бы этого?

— Да. Проведи меня в галерею наверху.

— Галерею? Я нырнул из залы Логруса прямо в тёмное море, папа. У меня нет уверенности относительно того, где здесь земля.

— Неважно, — сказал я. — Я справлюсь сам.

Я активизировал спикарт. Энергия из шести его зубцов свернулась спиралью, забирая нас с Призраком в клетку, затягивая вихрем вверх, к моему желанию в Лабиринте Искусства. Когда мы уходили, я попробовал организовать вспышку пламени, но не было возможности выяснить, достиг ли я чего-нибудь. Можно лишь удивляться, как другим — действительно умелым — удаётся наработать свои навыки.

7

Я доставил нас в Лабиринт, в тот жуткий зал, что всегда дарил старому главе Всевидящих клочок счастья. Это был сад скульптур без внешних источников света, но с небольшими светильниками у оснований огромных глыб, делавших зал в несколько раз темнее. Пол был неровный — вогнутый, выпуклый, ступеньками, складками — с положительной сферой в качестве доминирующего изгиба. Трудно было оценить протяжённость зала, ибо он казался разных размеров и контуров, в зависимости от того, где встанешь. Грэмбл, Лорд Всевидящих, повелел отстроить его без каких-либо ровных поверхностей — и я уверен, что к работе привлекали уникального мастера отражений.

Я стоял возле чего-то вроде сложной оснастки отсутствующего корабля или же хитроумного музыкального инструмента, пригодного, чтобы на нём бренчали титаны, — и свет превращал его линии в серебро, бегущее словно жизнь из тьмы во тьму внутри некой едва заметной рамы. Иные сегменты выдавались из стен и свисали, как сталактиты. Я прошёлся, и то, что казалось стенами, стало для меня полом. Сегменты, что, казалось, стояли на полу, теперь выступали из стен или опирались друг на друга. Пока я ходил, зал изменил облик, и через него потянуло сквозняком, вызвавшим вздохи, гудение, жужжание, перезвон. Грэмбл, мой отчим, получал явное удовольствие от этого зала, тогда как для меня он являл длинное символическое упражнение в неустрашимости перед приключениями по ту сторону его порога. Но когда я стал старше, то тоже начал наслаждаться им, частично из-за редкого frisson, которым он награждал мою юность. Хотя теперь… Теперь мне просто хотелось побродить по залу несколько мгновений, ради минувших дней, раскладывая мысли по полочкам. Их было чертовски много. События, которые большую часть моей взрослой жизни ввергали меня в танталовы муки, казались теперь невероятно близкими к объяснению. Я не был счастлив от всех тех возможных решений, что ворочались у меня в голове. Неважно, которое из них всплывёт наверх, главное, что оно разобьёт моё неведение.

— Папа?

— Да?

— Что это за место? — спросил Призрак.

— Часть громадной коллекции произведений искусств, хранящихся здесь, в Путях Всевидящих, — объяснил я. — Со всех Дворов и из близлежащего отражения идут люди, чтобы увидеть её. Это было страстью моего отчима. Кучу времени я провёл, блуждая по этим залам, когда был маленьким. Здесь скрыто множество тайных путей.

— И эта комната особенная? В ней что-то не так.

— И да, и нет, — сказал я. — Скорее, это зависит от того, что ты подразумеваешь под «не так».

— Странное воздействие на моё восприятие.

— Лишь потому, что пространство здесь свёрнуто в некий причудливый вариант оригами. Зал куда больше, чем кажется. Ты можешь странствовать через многие времена и свидетельствовать боевые порядки этого музея на любом этапе. Возможно, здесь есть и некие самостоятельные внутренние перестановки. Я не берусь сказать наверняка. Только сам Всевидящий знал точно.

— Я был прав. Что-то тут не так.

— А мне нравится.

Я уселся на серебряный пень возле ползучего серебряного древа.

— Я хочу видеть, как сворачивается пространство, — сказал Призрак в конце концов.

— Иди и смотри.

Как только он отдрейфовал, я подумал о недавнем интервью с мамочкой. Я вспомнил всё, что говорил или подразумевал Мандор, все о конфликте между Эмбером и Логрусом, все об отце как о лучшем воине Эмбера и о его предназначении быть королём Эмбера. Знала ли она об этом, знала ли как факт, а не как теорию? Я полагал, что — да: уж больно она наслаждалась особым расположением Логруса, а уж тот точно был осведомлён о явных решениях своего противника. И она призналась, что не любила. И алкала его лишь для изъятия генетического фонда, впечатавшего Лабиринт. Действительно ли старалась она вывести породу лучших воинов Логруса?

Я усмехнулся, обдумывая вывод. Она видела меня хорошо обученным в оружии, но я и близко не подплывал к папиной лиге. Я предпочитал колдовство, но колдуны во Дворах ценились на пятачок за пучок. В конце концов она сдала меня в колледж на том Отражении Земля, к которой так благоволят жители Эмбера. Но учёная степень по компьютерным наукам в Беркли не очень способствовала гордому подъёму знамени Хаоса против сил Порядка. Должно быть, я разочаровал её.

Я вернулся к мыслям о детстве, о некоторых странных приключениях, которым этот зал послужил причиной. Мы с Грайллом приходили сюда, Глайт скользила у наших ног, обвивалась вокруг моей руки или пряталась в одежде. Я издавал тот старый заунывный клич, которому научился во сне, и иногда к нам присоединялся Кегма, выкатываясь складками тьмы из какой-нибудь прорехи перекрученного пространства. Я никогда не был уверен, кем был Кегма или даже какого он был пола, ибо Кегма менял облик и летал, ползал, скакал и бегал в цепочке интересных форм.

Во внезапном порыве я издал древний зов. Конечно, ничего не случилось, и мгновением позже я понял, откуда он возник: плач по ушедшему детству — я так захотел окунуться в него. Теперь… теперь я был никем — не жителем Эмбера и не жителем Хаоса, но страшным разочарованием для родственников с обеих сторон. Я был неудавшимся экспериментом. Меня никогда не хотели как просто меня, а как нечто, что может появиться на свет. Глаза у меня вдруг стали влажными, и я сдержал судорожное рыдание. Но я никогда не узнаю, в какое настроение могу вогнать себя, потому что всегда отвлекаюсь.

Высоко на стене слева от меня полыхнуло красным. Вспышка в виде небольшого круга у ног человеческой фигуры.