Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

– Может, так даже лучше, – вроде бы невпопад ответила Джами. – И нам уж точно пора, Вэрри.

– Джами, все это неправильно. Я поговорю с Иганом, – сердито скомкал свиток магистр. – Риэл уж точно не согласится…

– Даже когда мы улетим? – невесело усмехнулась она. – Кто знает! Дядюшка Тиссэ, вы–то отлично понимаете, меня на вашей родине никто не примет. Традиции…

– Глупые, – сердито нахмурился Григон. – Конечно, будет очень много проблем. Но вдруг все удастся утрясти? Рила любит брата.

– Его все любят, – совсем грустно кивнула Джами. – И постараются спасти от ошибки. Вы бы тоже постарались два года назад… и даже полтора. Ведь так?

– Не знаю, – тяжело покачал головой магистр.

– Вы странно живете, – грустно улыбнулась Джами. – Одни правила для корабля и совершено иные – для суши. Так все раздвоено и непросто! Здесь мы все на «ты» и почти одна семья. А там, на Таире, я или Вэрри едва ли пройдем дальше ворот вашего замка. Ведь чужеземцев принимают вне родовых стен, чтобы помнили свое место.

– Ты меня внимательно слушала, – невесело усмехнулся магистр Тиссэ. – Так и есть. Но Риэл начал менять правила. Да и война могла многое ускорить. И наш новый кормчий – Иган – не терпит глупых церемоний. Не стоит делать поспешных шагов, малыш. Вэрри, ну хоть ты–то…

– Насколько я поняла из второго письма, полученного Вэрри, моя семья тоже нашла мне партию, – чуть резковато оборвала его Джами. – Так что каждому – свое место. Мне было очень приятно путешествовать с вами всеми. И я знала давно, что не увижу острова на обратном пути. Прощайте.

После коротких сборов две птицы унесли седоков.

Впечатлительный боцман вздыхал, Риф тихонечко выл, упчоч сидел рядом и чесал за ухом у пса, пытаясь хоть так его утешить. А что делал капитан в каюте – не знает никто. Он не выходил до самого порта, поручив «Лебедя» заботам магистра Тиссэ.

Григон хмурился все сильнее. Идти против воли кормчего – значит, покинуть Архипелаг навсегда. Согласиться с его требованием тоже немыслимо. В первом случае капитану придется сойти на берег в дорожном платье, не взяв с собой ничего. Во втором – уже сейчас усердно выбирать достойное помолвки праздничное одеяние, дополненное парадным оружием и драгоценностями.

То и другое плохо. Потому что выбор надо сделать прежде первой же возможности нормально поговорить с Бэнро. А без этого разговора предсказать его реакцию невозможно, характер Игана тяжел, и он может совершенно неправильно понять отказ от помолвки. Хуже того, кормчий почти никогда не меняет своих решений, даже принятых сгоряча и неоправданно жестких, если не жестоких. И что еще удумает, увидев дорожный костюм, помыслить страшно. А в том, что князь выберет именно этот вариант одежды, лорд Тиссэ не сомневался.

Все началось в ту хмурую ночь, когда Риэл мрачно сидел в своей каюте, а Джами тащила Тоэля, тогда еще не получившего новое имя – Вэрри, через весь город к порту. К самой грязной и бедной его части, где пирсы подгнили, а запах тухлой рыбы не дает вздохнуть… Даже сам Тоэль не знал еще, что уплывает, оставляя в городе неоконченные дела и непринятое пока обязательство перед Деяной – совершить чудо.

Захра Багдэш вернулась с бала у городского головы Кумата глубоко за полночь. Дождь, ставший с середины июля ежедневным и почти непрерывным, продолжал напаивать прелой сыростью воздух. Казалось, весь город разбух, раскис и превращается в слякоть.

Скользкие улицы, словно нарочно выворачивающие стопы прохожих, давая работу костоправам и знахарям.

Скрипучие перекошенные в проемах двери, неохотно, с руганью и оханьем досок пускающие хозяев в собственные в дома.

Темные унылые крыши и стены в лишайнике плесени, создающие эффект осыпавшейся штукатурки и на новых строениях…

Город гнил и дурно пах. Захра полагала, что причина не в погоде, а в городском голове, который давно и много брал со щедрого богатого порта, с приходящих по суше караванов, с приезжающих на отдых из столицы гостей…

Так много и так нагло, что поток людей стал редеть, а некогда натоптанные тропы – зарастать белесым гнилым мхом. Купцы уже говорили с интересом про южный Римас и северный Гирт, устав от зеленовато–плесневого взгляда головы, способного испортить самую солнечную погоду. Голова брал от щедрот города, но, удивительное дело, его долги росли вопреки усердию в изъятии средств из казны.

Жизнь семьи Багдэш он отравлял уже второй год. Когда Захра стала поставлять ткани, пряности, вина и пушнину в столицу, ее точеная фигурка попала в сферу интересов маркиза Дамита Коммитэн–и–Тэй. Самым привлекательным качеством в старшей из женщин рода Багдэш голова находил ее растущую состоятельность. И незамужнюю дочь, через которую можно добраться до сундука с фамильным достоянием. Это оказалось, к изумлению маркиза, непросто. Захра практически не зависела от Кумата и легко могла сменить место жительства, а ее связи и возможности оказались слишком серьезны. Но маркиз не сдавался, поскольку долги требовали активных действий.

Романтическая история любви знатного юноши к прекрасной, но лишенной достойного происхождения девушке в конце концов растрогала не слишком сентиментальную матушку князя Карна. Вероятнее всего пожилая дама, именуемая в определенных кругах «паучихой», решила: сын маркиза только для торговки и хорош. Так или иначе, младший Коммитэн–и–Тэй получил высочайшее соизволение на брак. Фактически такое «соизволение» для подданных равносильно приказу, и Захра это отлично понимала. Теперь она шла домой с торжества, где и было оглашено разрешение, в назойливом сопровождении хозяина праздника и его сына, желающих немедленно поговорить с будущей родней. Можно сказать – в радостном ожидании скорого праздника. А можно и проще – фактически под конвоем. Ей было тяжело и до слез обидно. Чего стоило сохранить спину прямой, взгляд дежурно–приветливым, а голос уверенным! Багдэши – род купцов, но дочерью они торговать не собиралась. Слишком много в этом торге горьких «если».

Если бы к знатному происхождению головы города, маркиза Дамита Коммитэн–и–Тэй, прилагалась хоть малая доля порядочности.

Если бы дочь могла без гримасы тоскливого омерзения, прикрытого натянутой улыбкой, смотреть на рослого молодого хама, жадно раздевающего ее глазами.

Если бы, наконец, этот хам и его папаша ценили именно Джами, а не ее деньги. Если бы ждали от брака хоть чего–то нормального, человеческого, вроде детей и семейных радостей! Но нет. Дочь торговца – не партия для настоящей столичной жизни. Значит, брак наверняка окажется непродолжительным и распадется скандально…

Она, Захра Багдэш, знает цену и обещаниям знати, и самой этой мрази голубых кровей, скопившейся в Кумате.

Впрочем, для Захры отношение к знати – дело семейное. Ее мать была младшей, шестой, дочерью не слишком богатого казной и землями князя западных бороев. Красивой, но лишенной видов на наследство, никому не нужной иначе, как для «улучшения породы», то есть вплетения в чью–то родовую вязь линий голубой крови. И вот однажды восемнадцатилетнюю Ладу Канэмскую отослали со старухой–кормилицей и могучей охраной, состоящей из одного хромого ветерана–кучера, на старых санях в дальний замок. Зима уже второй месяц вязала для елок пуховые шали, мороз был крепок, дни коротки. Но отец сказал – так надо. И правда, надо: в княжеском взоре отчетливо читался упрек. В ее возрасте уже пора выскочить хоть за какого завалящего вассала, сколько можно на шее у родителя сидеть? А еще взгляд отца был непривычно снисходителен и почти весел. Значит, все уже решено. И до места ей не добраться. Тяжелое предчувствие беды сжало тоской сердце. Осело невысказанной тяжестью на дне души. Разве ее спрашивали, хочет ли ехать? Надо…

В первом же глухом лесочке их догнали. Зевающие от скуки наемники пристроились на сытых конях по бокам от толстого мерина, с натугой тянущего неудобный княжеский экипаж. Все оговорено с папой–князем, никаких погонь и нервов.

У невесты на глазах принялись деловито имитировать нападение. Сердце старухи–кормилицы не выдержало всего ужаса происходящего. Очень кстати: ей целили в спину уже мертвой, ведь у жестоких разбойников, похитивших княжну, должны быть жертвы, а не лишние свидетели, не желающие держать язык за зубами. Единственный охранник сразу бросил бесполезный меч, обещал молчать, принял дрожащими руками мешочек с мелкой медью и торопливо ушел в лес от греха, не желая делать картину нападения еще более достоверной и кровавой.

Отец и дядя жениха не скрывали лиц. Хороший род, им чуть–чуть не хватало числа и знатности предков, чтобы сидеть за первым столом на пирах. Оба смеялись, довольные легкой добычей: скоро сядут во главе стола. Княжна Лада сжалась в комок и ждала своего приговора. Дождалась: назвали имя мужа и честно добавили, что ее согласие не требуется. Пойдет по доброй воле, глядишь, ему и достанется. А нет – довезут до ближайшей охотничьей избы и сами молодость вспомнят, потешатся. Кровь рода течет и в их жилах, а прочее значения не имеет. Главное – через год предъявить младенца, повиниться и золотом заплатить за ущерб княжьей чести. Цена уже оговорена.