Перси Джексон и Лабиринт смерти - Рик Риордан

К несчастью, как только мы последовали ее совету, левая стена вдруг исчезла и мы оказались в центре круглой пещеры, из которой выходило восемь туннелей. И мы понятия не имели, по какому из них мы сюда вошли.

— Фу-ты, незадача.— В ворчании Гроувера слышался страх.— Каким путем мы шли сюда?

— Надо вернуться назад,— решила Аннабет.

Смешно, но все мы при этом направились в разные стороны. Не имея никакого понятия о том, откуда мы только что вышли, теперь ни один из нас не знал, каким путем мы могли бы вернуться в лагерь.

— С левой стеной ничего не получилось,— примирительно сказал Тайсон.— Что теперь делаем?

Луч фонарика, который держала в руках Аннабет, обежал арки восьми туннелей. Насколько я мог видеть, они были совершенно одинаковые.

— Сюда,— скомандовала она, показывая на один.

— С чего ты так решила? — поинтересовался я.

— Применив метод дедукции.

— Значит, это всего лишь твое предположение?

— Ладно, пошли.

Туннель, который она выбрала, стал быстро сужаться, кирпичная кладка стен сменилась серым цементом, а высота так быстро уменьшалась, что скоро нам пришлось идти пригибаясь. Бедняга Тайсон с его ростом вообще уже двигался ползком.

Хриплое и частое дыхание Гроувера было единственным звуком, слышимым в тишине лабиринта.

Я больше не выдержу,— шепотом сообщил он.— Долго нам еще идти?

— Мы двигаемся по туннелю всего минут пять, не больше,— отвечал» ему Аннабет.

— Не может быть. Мы здесь ужасно давно,— стоял на своем Гроувер.— И с чего бы это Пану вздумалось забрести сюда? Для бога дикой природы здесь самое неподходящее место.

Мы продолжали продвигаться вперед. И как раз в тот момент, когда я решил, что туннель стал слишком узок и дальше нам путь закрыт, коридор внезапно оборвался и мы очутились в огромном помещении. Я пробежал фонариком по стенам и не смог сдержать возгласа изумления:

— Ух ты!

Все стены покрывала красочная мозаика. Конечно, изображения потускнели и потеряли прежнюю яркость, но разобрать первоначальные цвета — красный, синий, зеленый, золотой — еще можно было. Бежавший по верху фриз изображал богов-олимпийцев на пиру. Там был и мой отец Посейдон со своим трезубцем. Он держал в руке грозди винограда, готовый вручить их Дионису, чтобы бог виноделия превратил их в вино. Зевс веселился в окружении сатиров, Гермес летел куда-то в крылатых сандалиях. Картины прекрасные, но не отличавшиеся достоверностью. Мне доводилось видеть богов. Дионис и вполовину не был так красив, а нос Гермеса не настолько велик, как изображалось здесь.

В центре помещения возвышался трехъярусный фонтан, но выглядел он давно пересохшим.

— Что это за место? — пробормотал я почти про себя.— Оно напоминает...

— Рим,— подсказала Аннабет.— Мозаики, которые ты видишь, были созданы две тысячи лет назад.

— Как? Это Рим?

Я, конечно, не силен в древней истории, но что-то мне подсказывает, что пределы Римской империи не простирались до Лонг-Айленда.

— Лабиринт представляет собой нечто вроде лоскутного одеяла,— объяснила мне Аннабет.— Я уже говорила тебе, он составлен из отдельных фрагментов. Это единственное архитектурное сооружение, способное изменять свою форму и размеры самостоятельно.

— Ты говоришь о лабиринте так, будто он живой.

Протяжный стон пронесся по переходу, тянувшемуся впереди нас.

— Давайте не будем говорить о нем как о живом, хорошо? — прошелестел испуганный голос Гроувера.— Пожалуйста.

— Договорились. Вперед! — скомандовала Аннабет.

— Куда вперед? Туда, откуда раздались те неприятные звуки? — спросил Тайсон. Кажется, даже он нервничал.

— Именно туда. Все, созданное архитектором, подвержено старению. И то, что пещера, в которой мы находимся, кажется такой древней, это добрый знак. Мастерская Дедала должна находиться в самой старой части лабиринта.

Здравая мысль. Но скоро лабиринт начал насмехаться над нами — мы прошли футов пятьдесят, и стены его опять стали цементными, по ним сбегали медные трубы канализации. Теперь все они были покрыты рисунками и надписями, сделанными из распылителей. Вдруг сверкнул неоновый щит с надписью «ЛУЧШИЙ ФИЛЬМ ГОДА».

— Почему-то мне это не кажется работой римлян,— услужливо сказал я.

Аннабет испустила глубокий вздох и ринулась вперед.

Каждые несколько футов туннель ветвился, образовывая переходы, повороты, развилки. Пол под нашими ногами из цементного сначала превратился в глиняный, глина сменилась кирпичной кладкой, на место которой снова пришел цемент. Во всем этом не было ни капли смысла. В какой-то момент мы неожиданно обнаружили, что находимся в винном погребе — вокруг нас громоздились на деревянных полках сотни запыленных бутылок,— словно оказались под чьим-то домом. Только лестницы наверх в этом погребе определенно не было, нас окружали туннели, туннели и еще раз туннели.

Мы пошли дальше. Теперь потолок покрыли деревянные планки, наверху над нами стали раздаваться голоса, послышалось шарканье чьих-то ног. Мне показалось, что мы очутились под каким-нибудь баром. Мысль о том, что сейчас мы встретим людей, подбодрила нас на какое-то мгновение, но потом стало ясно, что добраться до них нам не удастся. Оттуда, где мы находились, выхода не было.

Именно тогда мы в первый раз наткнулись на скелет.

Одежда на нем была белого цвета и по виду немного напоминала рабочую куртку. Рядом с ним на земле стоял деревянный ящик с бутылками.

— Молочник,— догадалась Аннабет.

— Что? — не понял я.

— Такие люди раньше развозили молоко.

— Нет, я не об этом. Я знаю, что такое молочник, только... только они жили на свете, еще когда моя мама была маленькой. А что он сейчас тут делает?

— Некоторые люди оказывались в лабиринте случайно, по ошибке,— объяснила мне Аннабет.— Другие пытались изучать его специально, и больше их никто никогда не видел. Когда-то давно, на Крите, даже совершали человеческие жертвоприношения, обрекая жертву на гибель в лабиринте...

— Он здесь уже очень давно! — перебил ее взволнованным восклицанием Гроувер.

Сатир указал на бутылки у ног молочника, щедро покрытые белой пылью. Пальцы скелета вцепились в кирпичную кладку стены с такой силой, будто он до последней минуты своей жизни пытался выбраться отсюда.

— Обыкновенные кости,— сказал Тайсон.— Не волнуйся ты так, сатирище. Молочник давно помер.

— Молочник меня не волнует, это я из-за запаха. Чудовища. Разве ты не чувствуешь?

— Чудовищ тут хватает,— кивнул Тайсон.— Но подземелье и должно так пахнуть. Монстрами и разными мертвыми молочниками.