Сармат. Кофе на крови - Александр Звягинцев

Его крик мгновенно поднимает на ноги всех остальных. В сторону Силина ощетиниваются стволы. Но Силин скрюченными пальцами выдергивает чеку и заносит над собой гранату.

— Назад, сссуки! — кричит он. — Назад, всех замочу! Зззамочууу!

Тело Силина начинают сотрясать судороги, глаза наливаются кровью, а на губах пузырится пена.

— В гробу я видал вашу совдепию! — кричит он, размахивая гранатой. — Хватит, наелся дерьма!.. Сссыт по горло! Сссыт!

— Сашка, у тебя что, крыша съехала? — не веря в реальность происходящего, спрашивает Бурлак.

— За вас, сссук, штатники мне даже Никарагуа спишут! — орет тот, захлебываясь пеной. — А миллион баксов и в Африке миллион!.. Поняли, пидоры гнойные?!

Сарматов носком ботинка бьет Алана в пятку. Тот еле заметно, не поворачиваясь, кивает и делает неуловимое движение вперед. Силин заносит руку с гранатой для броска и осатанело орет:

— Ни с места! Все мордой в землю!.. Мордой в землю — или к Богу в рай, суки!

Алан делает вид, что становится на колени, и из-за его спины Сарматов мечет нож. Нож пропарывает Силину гортань, и оттуда сразу же начинает хлестать ярко-алым фонтаном кровь. В тот же миг к нему бросается Алан, зажимает гранату в ослабевших пальцах Громыхалы. Подоспевший Бурлак перехватывает ее несколькими витками невесть откуда взявшегося пластыря. Сарматов подхватывает разом обмякшее и ставшее покорным тело Силина под мышки и осторожно кладет на землю головой на свои колени. Встретившись с его глазами, Силин вместе с алыми брызгами крови выталкивает из себя слова:

— Тттумана не ббудет!.. Уходиии, кккомандир!.. Уууххходиии!

Из его открытых глаз вдруг начинают течь крупные слезы, но он не отводит взгляда от Сарматова, будто хочет сказать ему что-то очень важное, самое главное...

— Прости, Сашок, — со стоном выдавливает из себя Сарматов. — Бога ради, прости меня, грешного!

Силин сжимает его руку и пытается улыбнуться, но хлынувшая изо рта кровь смывает эту улыбку...

— Преставился Сашка Громыхала! — посмотрев на его застывшие глаза, говорит Прохоров и снимает с головы берет.

Савелов подходит к склоненному над Силиным Сарматову и, тронув его за плечо, сообщает:

— Я осмотрел рацию... Нет никаких сомнений — он успел выйти в эфир, а это значит, нас запеленговали. Надо немедленно уходить, Игорь!

Тот поднимает на него переполненные мукой и тоской усталые глаза, глаза человека, которому уже невмоготу хоронить друзей, и кивает, потом бережно берет безвольное тело Силина на руки и, шатаясь под его немалой тяжестью, несет к расщелине, в которой покоится прах английских солдат времен англо-афганской войны. Положив тело в расщелину, Сарматов начинает закладывать его камнями. К нему присоединяются Бурлак с Аланом. Когда вырастает холм из камней, всё трое замирают по стойке «смирно» и отдают честь.

— А ты, командир, не рви сердце! — почему-то шепотом говорит Бурлак, приблизив свое лицо к серому лицу Сарматова. — Судьба — она как кошка драная, к кому боком, к кому раком!.. В этом твоей вины нет! — кивает он на холм из камней.

— Есть! — шепчет Сарматов.

— Слушай, сейчас все бы мы были... — восклицает Алан.

— Есть! — перебивает его тот. — Соглашаясь на неподготовленную операцию, я обязан был учитывать, что человек всегда остается всего лишь человеком и душа его, бывает, с резьбы срывается!

— А в генеральских кабинетах стали бы слушать твои байки о душе? — резко спрашивает Бурлак. — То-то!.. Завяжи яйца узлом, командир, из дерьма выбираться надо! — заканчивает он.

Из рации несутся отрывистые голоса Рахмана и Абдулло, в них вклинивается четкая английская речь, которую по частям переводит переводчик на фарси.

— Янки приказывают Абдулло и Рахману блокировать ущелье и держать русских террористов до прибытия вертолетов с пакистанским спецназом. Если удастся освободить их полковника, обещают большой бакшиш, — поясняет припавший к рации Алан.

Сарматов дергает американца за руку.

— Извините, сэр, придется вам еще побыть на привязи! — произносит он и командует: — За мной!

Укрываясь в расщелинах, группа преодолевает подъем над пещерой. Бурлак и Алан помогают американцу и тот нехотя, но принимает их помощь. Наверху Сарматов осматривает ущелье в бинокль.

Видны охристые склоны, редкий кустарник, камни, палатка аксакала на берегу реки. Рядом, привязанный веревкой к кусту, болтается плот. Сам аксакал спокойно стоит возле отары овец, опираясь на свой допотопный «бур». Но вот он настораживается и берет ружье на изготовку.

— Не высовываться! — командует Сарматов, продолжая наблюдать за стариком.

С верховья доносится конское ржание, несколько выстрелов. Группа всадников подскакивает к аксакалу, и передний в ярком, как хвост павлина, халате что-то спрашивает у него. Тот с достоинством отвечает. Всадник вздыбливает коня и наотмашь сечет аксакала камчой по лицу. Всадники уносятся, а старик, утираясь, отходит к плоту.

Передав бинокль Бурлаку, Сарматов подползает к Савелову и сует ему в руки запечатанный конверт.

— Вадим, тебе пора, — говорит он. — Тумана не будет — уходите на гребень хребта. Остальное — как договорились... Донесение отдашь генералу из рук в руки!..

Савелов кивает головой и начинает отползать в сторону, но внезапно возвращается обратно:

— Игорь, хотел с собой унести, но не могу! — глядя Сарматову в глаза, произносит он. — Здесь такое дело... Понимаешь... В общем, я должен тебе сказать... У тебя растет сын, Игорь.

— Какой еще сын?.. — непонимающе таращится на него Сарматов.

— Рита назвала его Платоном, в честь твоего деда, а фамилию, уж ты извини, он носит мою.

Сарматов отстраняется от него, а Савелов лихорадочно продолжает говорить, словно торопится рассказать все, пока не кончился запал:

— Дай мне слово, что не откажешься от него, если я не дойду... Если выберемся из этой передряги оба — потом решим!..

— Что, я откажусь от сына? — сдавленным голосом восклицает Сарматов.

Сжав его руку, Савелов отползает в сторону, затем поднимается и, пригибаясь, бежит за своей группой. Вскоре Сарматов видит, как группа Савелова уходит по направлению к снежным вершинам. К Сарматову подползают Бурлак и Алан.

— Полковнику рот пластырем залепил и к корневищу приковал, — докладывает Бурлак и подозрительно спрашивает: — А ты чего лыбишься-то, как медный самовар?..

Сарматов шумно выдыхает и, сам еще до конца не веря в услышанную от Савелова весть, все так же глупо улыбаясь, говорит:

— Братцы, оказывается, у меня сын есть!

— И где он есть? — вскидывается Алан.

— В семье Савелова растет.

— Ничего себе! У вас что, так принято, своих детей в чужих семьях выращивать? — остолбенело спрашивает Бурлак.

— Да я сам ничего не знал, — как бы оправдываясь, поясняет Сарматов.

— И что же, Савелов, гад, до сих пор молчал об этом?

— А что, ему телеграммы слать нужно было: Мозамбик или Ангола — до востребования, майору Сарматову? — остужает Алана Бурлак и смотрит на Сарматова. — Мужики ушли, а мы как?..

— Ждать будем! — отвечает тот, все еще продолжая улыбаться.

— А потом?..

— Потом — суп с котом!.. Дойдет до перевала Савелов, и нашим преследователям станет не до нас...

— Секу!.. — кивает Алан. — Абдулло бросится догонять свой миллион...

Бурлак ничего не говорит, лишь с сомнением качает головой.

Однако тут происходит нечто не вписывающееся в сценарий Сарматова. Три тяжелых десантных вертолета появляются из-за гряды гор на востоке, разворачиваются над ущельем, проносятся над затаившейся в камнях группой Сарматова и уходят в сторону заснеженных вершин. Скоро оттуда доносятся трескучие, сухие разрывы...

— Вот вам и суп с котом! — зло бросает Бурлак, вслушиваясь в разрывы. — Засекли ребят вертушки — бьют прицельно...

— Похоже, влипли мы! — хмуро подтверждает Сарматов и высовывается из-за камня. — Они идут на разворот в нашу сторону! — кричит он и хватается за гранатомет.

Бурлак тянет гранатомет на себя:

— Не отбирай хлеб, командир!.. Скажи, в кого влепить?!

— В ближнего! — отвечает Сарматов.

— Ну, держись, ближний, мать твою так и растак! — весь подобравшись, сквозь зубы цедит Бурлак, привалившись к камню в обнимку с трубой гранатомета.

Первый вертолет проносится в километре от них, второй ближе, но на большой высоте, а третий рвет лопастями воздух над камнями, практически над головой. И когда в перекрестье прицела уже видны заклепки на его бронированном брюхе, Бурлак спускает гашетку. Граната раскалывает это брюхо, и из объятого пламенем вертолета вываливаются горящие люди. Пронесясь по инерции над охристыми разломами, машина гигантским факелом опрокидывается в ущелье. Грохот от удара о камни и следующий за этим взрыв жутким, резонирующим эхом катятся по ущелью.

Два других вертолета торопятся к месту крушения и даже выбрасывают лестницы, по которым начинают спускаться коммандос в пятнистой униформе, но вдруг, даже не убрав лестниц с болтающимися на них людьми, они резко набирают высоту и торопливо уходят в сторону пакистанской границы...