Бунт османской Золушки - Наталья Вячеславовна Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… В гареме, куда кизляр-ага пошел сразу от Турхан-султан, наложницы облепили черную рабыню, будто пчелы медоносный цветок. Стоял непрерывный гул. Обсуждали хальвет.
– Три раза, ты только подумай!
– И утром, как только проснулись – опять!
– Она ведьма, не иначе!
– Такая обжора – и султана готова съесть!
– Пусть хоть маленький кусочек нам оставит!
Девушки были возбуждены. Кизляр-ага видел, что они ревнуют. Ну почему все должно достаться только одной из них? Где справедливость? Эфиопка торопливо прятала в кошель золотые монеты. Но не удержалась и зевнула. Ей очень хотелось спать, но каждый лишний час, проведенный в гареме, с наложницами, делал ее богаче. И она терпела.
– Хватит уже! Расходитесь! – прикрикнул на девушек кизляр-ага. – Калфы, что стоите, рты пооткрывали? Пора вести девушек на занятия. Порядок никому не позволено нарушать!
– Кроме одной, – насмешливо сказала бойкая на язык Садыка. Кизляр-ага давно ее приметил. Уж очень нахальная. – Кто-то нежится сейчас в постельке и получит за это кучу подарков. Я бы тоже утречком еще полежала, – она потянулась. – Вместо того чтобы буквы выводить да читать скучные книги. Моя-то очередь когда придет?
– А ну рот закрой! – прикрикнул на нее кизляр-ага. – Лентяйки! Ума вам не хватает, чтобы пройти по Золотому пути!
Он и сам не понял в тот момент, как недалек был от истины. Именно ум провел толстуху Ашхен, родившуюся в глухой деревне, по устланному золотом пути в покои падишаха. И это было началом новой эры в гареме.
Евнух, посланный кизляр-агой, чтобы узнать о гонце, с новостями не спешил. И кизляр-ага решил сам пойти к главным воротам. Заодно прогуляться по саду, освежить голову. Столько событий!
* * *
Исмаил прекрасно понимал, насколько важна эта ночь, поэтому почти не спал. Сестра допустила ошибку. Но с другой стороны, разве у нее был выбор? Валиде проницательна, глупо было думать, что ее легко удастся провести. Иначе она не была бы Кёсем-султан. Стражник обещал доложить, как только гонец вернется во дворец. Надо его перехватить.
А если он откажется пойти на сговор? Умолчать о том, что узнал в родной деревне? Исмаил сжал рукоять кинжала. Сестра в покоях у Повелителя. Но чтобы султан к ней привязался, нужно время. Ложь породит недоверие. Ведь это Исмаил уговорил старух внушить султану мысль, что ему надо попробовать толстуху для любовных утех. Искусно сплел паутину, и султан в нее попался. Исмаил ловко подложил ему в постель свою сестру. И если выяснится, что Шекер Пара его сестра и что ей вовсе не шестнадцать, а все двадцать один, то будет буря. Наложница уже в двадцать считалась перезрелой, и от нее стремились избавиться, если ее не приглашали больше на хальвет. Тем более если султан вообще не удостоил девушку своим вниманием.
Шекер Пара умело скрыла свой возраст. Но есть свидетели, которых гонец кизляр-аги наверняка отыскал.
Султан все еще был занят с наложницей, и Исмаил вышел в сад. Его глаза привычно скользнули по дворцовым окнам, отыскивая балкон в покоях красивой султанши. Им редко удавалось увидеться, даже если Фатьма оставалась на ночь в Топкапы. Исмаил должен быть осторожней. Сестре султана ничего не грозит за такое любопытство, если только в который уже раз насильно выдадут замуж за старого пашу. А вот ичоглану не сносить головы.
Но Фатьма-султан была настойчива. С тех пор как она увидела стройного зеленоглазого султанского пажа, Фатьма себе места не находила, прав был кизляр-ага, который прекрасно изучил томящихся в гареме женщин. Все они грезили о любви и отчаянно скучали. Их интерес к интимной жизни подогревали своими рассказами черные рабыни, прислуживающие падишаху, да и наставницы старались, давая уроки эротического танца и прочих уловок: как соблазнить мужчину. Все разговоры в гареме были только об этом.
Он весь был пропитан эротикой, будто пористое тесто приторным сиропом. Чем бы женщины в гареме ни занимались, их главной целью было угодить мужчине, каждая мечтала попасться на глаза султану. О любви говорили всегда, да еще и запах серой амбры распалял воображение. Поэтому и Фатьма была на грани и потеряла всякую осторожность.
Она плохо спала по ночам, все ее тело горело, в животе порхали бабочки, и Фатьма не знала, как их унять. К своим старым мужьям она чувствовала только отвращение, когда они трогали ее, касались своими слюнявыми ртами ее нежной чувствительной кожи и вкрадчиво говорили, что супружеский долг – это непременная часть брака. Фатьма уступала, но не чувствовала при этом ничего, кроме боли и горечи.
Меж тем она подозревала, что этот супружеский долг может оказаться чем-то иным, а не только неприятной обязанностью, если муж будет молодым и красивым. Когда Фатьма смотрела на Исмаила, у нее ноги подкашивались, хотелось повиснуть на нем, так чтобы он ее, обессилевшую, подхватил на руки и отнес в постель. И осыпал бы поцелуями. И она забыла бы обо всем, кроме его рук и губ, вся расплавилась бы под ними и почувствовала себя бесконечно счастливой.
И она уступила бы его настойчивым ласкам, но не так, как уступала всегда, закрыв глаза и думая лишь о том, чтобы все это поскорее закончилось. А желая, чтобы их близость длилась как можно дольше и эти бабочки в животе с их волшебными крылышками не прекращали бы свой хоровод. А потом, собравшись в стаю, дружно коснулись бы ее матки там, изнутри. И перед глазами вспыхнули бы звезды, а глаза наполнились влагой…
Фатьма застонала.
– Что с вами, госпожа? – кинулась к ней служанка. – Вам плохо?
– Отойди, – сквозь зубы сказала Фатьма и оттолкнула девушку рукой.
Ей было не плохо, а очень даже хорошо. Она не смогла бы сказать, что с ней сейчас случилось, эти мысли были запретные, греховные, но они ее мучили уже не только по ночам. А всякий раз, когда она думала об Исмаиле.
– Ой, вот он! – вскрикнула служанка.
– Кто? – вяло спросила Фатьма. Ей не хотелось прерывать свои сладкие грезы.
– Красавчик-паж, любимец Повелителя! Я часто смотрю в окно, надеясь увидеть его, – простодушно призналась рабыня. – Он так хорош, что у меня внутри все замирает. Какая стройная у него фигура! А волосы! Какие густые! Они, должно быть, шелковистые на ощупь… Но самое прекрасное – это его глаза…
– Где он?! – Фатьма вскочила, было, но потом опомнилась. – Моя мать ему покровительствует. Я хотела узнать об одном деле,
