Поиски счастья - Николай Максимов

Юноша огляделся, вспомнил встречу, посмотрел на свой вещевой мешок. Мешок цел. Таньг такой же, как и был. Только солнце поднялось почти до самого верха. Ничто, как видно, не угрожало Тымкару, и он успокоился, наблюдая, как таньг мыл лицо.

Начали пить чай.

— Откуда ты, юноша? — спросил, наконец, Богораз.

— Дальний человек я, — уклончиво ответил Тымкар, думая: как научился этот таньг чукотскому языку?

Богораз счел уместным помолчать. Пил чай. Тымкар не отставал, не спуская на всякий случай с таньга глаз. За свою небольшую жизнь он видел уже немало разных людей, но этот ему казался совсем странным. Может хорошо говорить по-чукотски. Угощает, как чукча, и кушает вместе с ним, хотя и таньг…

— Как зовут тебя? — вдруг сам спросил Тымкар.

Этнограф назвал себя.

Тымкар слушал, перестав есть.

— Я сам был в другой земле, — как равный собеседник, сказал он. — Меня зовут Тымкар. Теперь я — «одиноко живущий человек».

Богораз быстро достал записную книжку и начал записывать.

Тымкар умолк. Он с любопытством заглядывал в записи таньга. Впрочем, видеть, как таньги и американцы что-то рисуют, ему приходилось не раз. Но Ройс, например, не смог объяснить Тымкару смысл этих рисунков, ибо недостаточно в то время владел чукотским языком. А это очень интересно. Тымкар ведь и сам на моржовых клыках делал рисунки, по которым Сипкалюк могла понимать все, что он ей рассказывал. Сипкалюк… Помнит ли она его? Тымкар глядел на море, как будто мог там увидеть ее или получить ответ на свой вопрос. Потом, задумчивый, перевел взор на таньга.

— Ты что рисуешь?

— Я записал то, что ты сказал мне, — твое имя и где ты был.

Тымкар улыбнулся:

— Отсохни твой язык. Ты говоришь пустое!

Теперь смеялся Богораз. Он записал и это…

— Ты почему смеешься? — обиделся было юноша.

Сразу сделав серьезное лицо, Богораз ответил:

— Разве я обидел тебя?

Юноша заметно успокоился. Этнограф понял, что смех его был неуместен. И он начал рассказывать ему о письменности. Это показалось Тымкару занятным, но, недоверчивый, он решил проверить слова этого большелобого человека с бровями, как крылья у летящей чайки.

— Если язык твой болтает не пустое, дай цену твоим словам.

Богораз сосредоточенно молчал, довольный, что не напрасно полдня оберегал сон этого смелого и дерзкого юноши…

— Я вижу, ты не дух. Возможно, ты даже умный человек… — продолжал молодой чукча.

Примирение состоялось. Теперь Богоразу оставалось только доказать, что он говорил правду, то есть «дать цену своим словам». И он продолжал:

— Согласен. Пусть будет по-твоему. Ты станешь говорить, я буду рисовать. Потом по рисункам я повторю тебе все, что ты расскажешь мне о себе. Если я скажу неправду, тогда, значит, язык мой говорил пустое, я буду лживый человек.

Тымкар довольно улыбнулся. Ему определенно нравился этот таньг.

— Пусть будет так, — согласился он и начал рассказывать.

Присев рядом, юноша всматривался в странные рисунки.

— Наверное усталость одолела тебя, — не без самодовольства заметил молодой чукча, когда Богораз прекратил запись и стал чинить карандаш. После сытного завтрака настроение Тымкара явно поднялось.

В ту пору Богоразу не было и сорока лет, выглядел он довольно молодо, и Тымкар, вероятно, считал себя вправе разговаривать с ним, как с равным. К тому же разве есть различие между ними? Тымкар — «одиноко живущий человек» и таньг тоже. Они встретились у костра. И разве только то, что место для костра выбрал он и огонь принадлежал ему, давало таньгу некоторые преимущества перед Тымкаром. Но ведь огонь костра — это не семейный очаг яранги. Тымкару было весело.

— Напротив, Тымкар, я боюсь, что язык твой высунется от усталости до земли. Говори!

И юноша продолжал. Он рассказал о плавании в Ном, о ружье, о смерти матери и отца, брата и… запнулся: ему не хотелось касаться вопроса о Тауруквуне. Но мысль Богораза не дремала, он прекрасно изучил чукотские обычаи и традиции.

— Твой брат был старше тебя?

— И-и, — неохотно протянул юноша.

— Где же его жена?

Тымкар снова недоверчиво оглядел этнографа: уж не кэле ли вселился в него? Откуда он знает мысли Тымкара?

— Ко-о. Она ушла. Я не стал ее искать. Разве это плохо? Разве я прогнал ее? Она сама оставила нашу ярангу, — оправдывался Тымкар. Лицо его стало сосредоточенным. Он боялся, что этот таньг, похожий на чукчу, осудит его за нарушение обычая.

Но Богораз понял, отчего смутился юноша. Об этом, кстати, красноречиво свидетельствовало и содержимое его мешка. И этнограф разъяснил юноше, что обычай, по которому младший брат берет себе в жены жену умершего старшего брата, не является долгом, он, этот обычай, имеет в виду больше право младшего брата, чем обязанность, хотя обычно от этого права не отказываются, так как, во-первых, куда же деваться женщине с детьми, а во-вторых, кто же откажется — даже если у младшего брата уже есть жена — от лишней работницы? Но так как у Тымкара нет нужды в работнице, а у Тауруквуны нет детей, которых ей было бы трудно прокормить одной, и к тому же она сама оставила его очаг, то он вправе считать себя свободным. Тымкар слышал то самое, о чем он недавно так смутно думал, рассуждая наедине с собой. Он просветлел. «Хорошо было бы, если бы все чукчи думали так!.. — и он оглянулся назад, где еще слегка виднелось поселение Энурмино. — Но что скажут старики? Не прогневит ли он духов?»

Богораз не стал убеждать его в том, что никаких духов не существует, а только укрепил в сознании, что он ничего плохого не сделал.

В душе Тымкар был благодарен ему за это. Ведь так нужна была сейчас поддержка! Тем не менее рассказывать о Кайпэ и о цели своего путешествия в тундру, к оленеводам, он не стал. Зачем болтать попусту? Могут подслушать злые духи и навредить…

Но Богоразу этого и не потребовалось, так как все остальное понятно было без рассказа.

…Наконец Тымкар окончил свое длинное и невеселое повествование.

— Мой язык устал. Пусть теперь говорит твой. Послушаем! — самодовольно засмеялся он, почти уверенный, что таньг — хвастун и бездельник.

Этнограф переворачивал обратно листки, разыскивая начало записи.

— Ты, однако, медлишь, я вижу? Пожалуй, я тебя попросту оставлю, — и Тымкар сделал вид, что собирается уходить. Он взглянул на опускающееся солнце — и тут в самом деле пожалел, что потерял напрасно столько времени. Но в этот момент Богораз начал читать:

«Ну, однако, пусть Тымкар станет рассказывать… Было время освежения воздуха. Судно «бородатых людей» пришло в Уэном. Их было двое. Вода заливала товары. «Помогите», — сказал чернобородый…»