Старая дама, или Чехарда с ожерельем - Сергей Александров (Огрызкин)

— Неужели кто-то не сможет прожить без ваших стоптанных туфель или этого изъеденного молью воротника? — саркастически спросил ее Шульман. — Кого он сможет согреть?

— А кого могут сейчас согреть ваши книги? — с вызовом спросила Петровна. — Вот без чего уж точно все проживут! Все равно в них одна ложь!

— Какой кошмар! Это Достоевский и Чехов — ложь? — в ужасе вскричал Шульман.

— Конечно, ложь, — уверенно сказала Петровна. — Сказки о добрых людях! Нет их! И времена, о которых они писали, так и не пришли! Вот что тебе, Сема, дали эти книги? У меня была одна знакомая, тоже, как и ты, помешанная на книгах! Насобирала их несколько тысяч! И все говорила мне: «Петровна, это вечный капитал! Пройдет лет двадцать, и все это будет стоить больших денег!» И что? Прошли эти двадцать лет, а за ее макулатуру с вечными ценностями никто и ломаной копейки не дает! Так и померла в нищете! А ее внук половину этого вечного капитала потом просто выкинул на помойку!

— Петровна! Вы вопиюще невежественны, — покачал головой Шульман.

— Ничего! Может, мы люди и простые, но на свой хлеб с маслом и пол-литра водки всегда имеем, — самоуверенно ответила старушка. — А вот ты нищий, и почти все твои писатели тоже!

— Настоящий творец должен быть голодным, — гордо ответил Шульман.

— Тоже мне, творец задрипанный, — презрительно посмотрела на него Петровна. — Вот объясни мне, неграмотной, зачем им голодать, этим самым творцам? Чтобы лучше описывать помойки и ту беспросветную жизнь, которой живет большинство людей?

— Нет, для того чтобы понимать боль этих людей, — авторитетно ответил Шульман.

— У вас, голубчик, не творец, а прямо какой-то мазохист получается, — улыбнувшись, заметила Баратова, с интересом прислушиваясь к этой пикировке.

Шульман не нашелся что ответить.

— Да, наша культура, как всегда, в большой заднице, — после небольшого молчания глубокомысленно сказал майор и тут же спохватился и пробормотал: — Извините, Юлия Александровна, вырвалось!

— Ничего, Вася! Хоть и грубоватое, но очень образное сравнение, — ободряюще заметила Людмила.

— А главное, абсолютно точное, — горячо подтвердил Шульман. — Вы не представляете, как мы, интеллигентные люди, намучились! И мой отец мучился, и мой дядя Фима, и я мучился…

— Вкалывать надо, а не мучиться, — презрительно прервала его Петровна. — Интеллигент несчастный!

— Можно подумать, вы у нас передовик труда, — обиженно сказал Шульман. — Всю жизнь проработали бухгалтером, а потом сами себя еще и обсчитали!

— Я этими вот руками перетащила столько тяжеленных папок с бухгалтерскими отчетами! — патетически сказала Петровна, потрясая маленькими сухонькими ручками. — Да и сейчас дня не проходит, чтобы я не пошла торговать на местный рынок, чтобы помочь себе и людям! А ты, Сема, извини, просиживаешь со своей интеллигентностью засаленные штаны дома! И вообще, сначала себя в порядок приведи, а потом другим замечания делай!

— А у вас руки трясутся с перепою, — ответил ей Шульман.

— А у тебя штаны с заплатами, в которых ходил еще Котовский, — парировала Петровна.

— А при чем здесь Котовский? — оторопело спросил Семен Яковлевич.

— Так, тихо, — оборвал этот уже начинавший надоедать всем спор майор. — Не тот сегодня день, чтобы выяснять отношения! Давайте лучше еще раз помянем вашего соседа — и по домам!

— Вот это мудрый человек! А то все книги да книги, — с уважением сказала Петровна и первой протянула майору свою пустую рюмку…

Выпив водку, Петровна пошла к выходу. Баратова вышла в коридор проводить ее.

— Сейчас мы одни, Петровна, признайтесь, это ведь вы повесили тогда ожерелье на люстру? — тихо спросила она у старушки.

— Что вы такое говорите? — смутилась та.

— И я даже знаю, что вам за это посулили четыре бутылки водки, — продолжала Баратова.

— Да чтобы я за одну бутылку! — возмутилась Петровна.

— Не за одну, а за четыре, — поправила ее Баратова. — И посулила их вам наша соседка снизу — Лариса!

Услышав про Ларису, Петровна сразу сникла.

— Бес попутал, — сказала она сокрушенно. — Честное слово, Александровна, это все не я, а болезнь! Будь она неладна, — ударила старушка себя кулаком в грудь. — Иногда так схватит — просто сил нет! Даже мурашки по всему телу, потом голова закружится, ноги подкашиваются, а дальше ничего не помню! Вот и отец мой покойный говорил: «Трезвый я кроткий и ласковый, а когда пьяный, могу кого-нибудь убить!» Вот так и я, когда выпью, сама себя боюсь! Александровна, красавица моя, не будешь подавать на меня заявление? — с надеждой посмотрела она на Баратову.

— Бог с тобой, Петровна, — махнула рукой та.

— Золотая вы женщина, — попыталась обнять ее старушка. — Дайте я за ваше здоровье выпью! Прости, Александровна! Прости глупую старуху! Не по своей воле! Порчу на меня навели! Наверное, это все невестка, стерва! Когда уходила от моего покойного сынка, так и сказала: «У тебя, Петровна, ничего в твоей голове не было, нет и не будет! Ничего, кроме водки!» И как отрезала! С тех пор, пока водки не выпью, ну ничего не соображаю! И давно мы с невесткой уже разъехались, а порча во мне все живет! Так крепко она меня испортила, ничего сделать нельзя! Уже и Ларочка, дай Бог ей счастья и клиентов побольше, пробовала, ничего не помогает! Много раз пробовала, но отступалась! Не могу, говорит, Петровна! У всякого экстрасенса есть свой предел! Как вечер наступает, на меня какая-то тоска нападает и тянет выпить! Бывает, так схватит, что в голове все затуманится, а тело аж трусит! И пока не выпью — не отпускает! А ночь потом — один сплошной кошмар! Все эта гадость, вроде моих зеленых человечков, мерещится! И последнее время они все больше похожи на нашего Семена! Не к ночи будь помянуты, — перекрестилась она.

— Скажи, Петровна, а вчера ночью на кухне — это ведь тоже ты шумела? — прерывая ее, спросила Баратова.

— Ну я, — ответила Петровна, замявшись. — Только я не шумела, а тихонько зашла, и тут вдруг все как загремит!

— И тогда ты зашептала: «Чур, чур меня!» — и выскочила из квартиры? — уточнила Юлия Александровна.

— Все так и было, — вздохнула старушка. — Только в эту ночь я так ничего в квартире и не трогала, — поспешно добавила она.

— А кто же тогда тебя испугал? — заинтересовалась Баратова.

— Думаю, это все она — нечистая сила, — замогильным шепотом ответила старушка. — Ох, и намучаешься ты еще с ней, Александровна, — сочувственно сказала она. — А Ларису вы напрасно не слушаете! Она девка добрая, и почти всегда то, что она говорит, сбывается! Так что поживите пару дней в другом месте, от греха подальше!

— Ладно, Петровна, иди себе с Богом, — ответила Баратова, поняв, что большего от старушки она все равно не добьется.

— И то правда, заболталась я что-то, — покладисто сказала та. — Значит, не будешь подавать на меня заявление? Золотой ты человек, Александровна, просто редкостный!

Пустила старушка скупую слезу и вышла из квартиры Баратовой. Через минуту ее бормотание уже послышалось на лестничной клетке.

Когда Петровна ушла, стали собираться и остальные гости.

— Как странно, — неожиданно сказала Баратовой Анна. — Вот я сегодня первый раз видела твоего, Юлечка, покойного соседа, но мне почему-то кажется, что я его встречала и раньше!

— Тебе это показалось! При тебе он так ни разу ко мне в квартиру и не заходил, — ответила ей Юлия Александровна.

— И все-таки я уверена, что уже видела его, и совсем недавно, — убежденно сказала Анна.

— У тебя «дежа вю», — отмахнулась от подруги Людмила.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, но уверена, что что-то обидное, — с неодобрением посмотрела на нее Анна.

— Эх, подруга! Какая теперь разница, видела ты покойного или не видела! Все равно ни нам, ни ему до этого уже нет никакого дела! — примирительно сказала Людмила.

— Вспомнила! Я вспомнила, где его видела, — неожиданно вскричала Анна, и все даже вздрогнули.

— Свершилось! И на тебя, милая, снизошла Божья благодать, — молитвенно сложила ладони Людмила.

— Это было всего четыре дня назад в парке, совсем неподалеку от этого дома! И был он там не один, — не обращая на нее внимания, продолжала Анна.

— А с кем, с кем он был?! — в нетерпении спросила ее Баратова.

— Забыла! Опять забыла! Вот только две минуты назад помнила, и все, как отрезало, — мучительно наморщила лоб Анна. — Я же говорила, что у меня плохая память на имена!

— И на фамилии, и на даты, и даже на адреса ближайших подруг, — с улыбкой стала перечислять Людмила.

— Ну, а лицо, лицо собеседника Пети ты хотя бы помнишь?! — пыталась хоть чего-то добиться от подруги Юлия Александровна.

— Лицо? — переспросила та. — Кажется, помню! Во всяком случае, если я увижу этого человека, обязательно его узнаю!