Помни войну - Герман Иванович Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погреба опустели, и дальнейший бой приведет только к напрасным потерям, ведь к русским подошло подкрепление. Конечно, преследовать сможет «Ослябя» и два больших броненосных крейсера, а вот русские броненосцы вряд ли — стрельба с них почти прекращена главным калибром, лишь изредка плюются огнем башни со 152 мм пушками.
Хейхатиро Того прикинул шансы на успех замысла — да, только так он сможет спасти «Касугу» и «Токиву», а заодно потопить «Наварин». А от таких потерь русские уже не оправятся, да и ремонт кораблей займет долгое время — док во Владивостоке единственный…
Глава 23
— Камимура уводит в сторону корабли Иессена, а к «Токиве» направился Того с своими броненосцами. Неужели решил оставить «Касугу» на заклание⁈ Что-то тут не так, ведь сюда спешат крейсера 'Уриу…
Фелькерзам не понимал в полной мере, что происходит, а это его изрядно беспокоило. В прорезь амбразуры даже через бинокль рассмотреть происходящее сражение более детально было невозможно. Однако смутное подозрение родилось явно не на пустом месте, иначе бы интуиция не стала бы так явственно предупреждать.
«Касуга» пока держался под огнем двенадцатидюймовых орудий, детище итальянских кораблестроителей оказалось удивительно живучим. Будь на «Наварине» новые орудия, скорострельность которых значительно больше, то исход был бы давно ясен. А так добивание вражеского корабля затянулось на непозволительно долгий срок, а ситуация в бою может измениться в любой момент, и в худшую сторону.
— Стреляйте, стреляйте, и даже последний снаряд, если он удачно попал, должен принести победу!
Фелькерзам говорил так, будто произносил заклинание, не в силах оторвать взгляд от загоревшегося, наконец, «Касуги». Видимо, наступил как раз тот момент, когда количество попаданий дало качественные последствия. «Итальянец» полыхнул, языки пламени вырывались с орудийных казематов, видимо пожар дорвался до погребов. Но взрыва не произошло, и скорее, по причине отсутствия там шестидюймовых снарядов. А вот пороховые картузы имелись, но немного, или снаряженные «патроны» к мелкокалиберным орудиям, и те начали взрываться. Последнее предположение походило на истину — будто сварочные огоньки засверкали, и с памяти тут же пришла подсказка, что такое не раз случалось на кораблях в будущие времена, о чем сам Дмитрий Густавович уже догадывался не раз, и принимал на веру.
«Наварин» сильно вздрагивал корпусом — шестидюймовые пушки из казематов уже стреляли на два борта. Левым по «Касуге», а правым по «Акаси» — небольшому бронепалубному крейсеру, что лез напролом, стремясь уничтожить буксиры, набитые спасенными матросами «Сисоя», и прикрывающий их «Алмаз». В яхту уже пошли попадания, на корме что-то загорелось — черный дым потянулся к небесам. И помочь «Наварин» мог только так — пустив в ход три уцелевшие казематные пушки, да 75 мм орудия. Да еще время от времени рядом с вражеским крейсером падали снаряды «Дмитрия Донского» — старый броненосный фрегат вел бой в окружении сразу трех вражеских крейсеров, пытаясь спасти буксиры.
«Нанива» и «Такачихо» наседали на корабль капитана 1 ранга Лебедева с одной стороны, обрушив на него шквал снарядов, «Акаси» обстреливал с другого борта. Ситуация была скверная — бортовой залп всех трех крейсеров 4-го отряда контр-адмирала Уриу 11–152 мм и 3–120 мм орудия, почти вдвое больше, чем на бывшем фрегате, но выручало то, что от штевня до штевня был протянут широкий броневой пояс.
— Вражеские миноносцы пошли в атаку на «Донского», ваше превосходительство! Два отряда!
Голос начальника штаба был настолько взволнованным, что Фелькерзам немедленно перешел к другой амбразуре и приложил к глазам бинокль. Действительно, семь узких, прижимающихся к самой воде силуэтов густо дымя трубами, заходили в атаку. Три с одной стороны, пока еще прикрытые корпусами двух крейсеров, а четыре уже миновали «Акаси».
— Прах подери! Весь огонь по миноносцам!
Однако приказывать не имело смысла — командир «Наварина» капитан 1 ранга Фитингоф следил за ситуацией куда более бдительно, чем Клапье де Колонг, а так как инициатива только приветствовалась командующим, уже приказал стрелять в более серьезного противника, чем вражеские крейсера. Да и на «Донском» Иван Николаевич сообразил, что происходит, и стрелять по миноносцам крейсер начал чуть раньше последних слов адмирала.
Все правильно — сколь бы долго не долбили фрегат 152 мм пушки, они не нанесут фатальных повреждений кораблю водоизмещением в шесть тысяч тонн. А вот одна единственная торпеда вполне может справиться с этим делом, а две тем более — ведь конструкция старого крейсера не рассчитана на подобные повреждения. Да и «Наварин» может отправиться на дно — не сразу, конечно, но агония надолго не затянется.
— Приказ «камушкам» — срочно идти сюда! Нет… не поднимать…
Фелькерзам остановился — желание спасти броненосец и старый крейсер, а, значит, и себя лично, пересилило чувство долга. «Изумруд» и «Жемчуг» сцепились с вражескими миноносцами к норду, и если разметают заслон, а они это смогут, то оба отряда русских «дестройеров» смогут торпедировать медленно уходящую к броненосцам Того «Токиву». По крайней мере, сам Фелькерзам на это яростно надеялся — такой обмен был более, чем выгоден, особенно если удастся, наконец, добить «Касугу».
— Того на это и надеется, Бруно Александрович, что мы не станем добивать его «гарибальдийца», и отойдем в сторону. Ведь атака миноносцев на нас станет просто самоубийственной — мы легко отобьемся, ведь сможем маневрировать.
Фелькерзам посмотрел на побледневшее, словно высеченное из камня лицо барона — тот молчал, прижимая к груди перебинтованную окровавленным холстом ладонь. Барон потерял два пальца, но продолжил командовать броненосцем, даже в лазарет не спускался.
— Японцы отремонтируют «Касугу», ваше превосходительство. До нее десять кабельтовых — можно таранить, дистанция подходящая, на трех узлах хода она не увернется! Нельзя отступать!
Голос Фитингофа звучал отрешенно — то, что произойдет с «Наварином» было понятно без слов. После тарана броненосец будет обречен и его просто отправят на дно со своей жертвой, добить торпедами неподвижный корабль будет проще простого, но хоть гибель будет не напрасной.
— Командуйте, Бруно Александрович! Мы идем на таран! Это будет действительно последний парад! Да, вот еще — чтобы удался наш замысел, стрелять беглым огнем. И пусть «Алмаз» с буксирами отсюда быстрее уходят, у них будет время для бегства — для японцев наш броненосец намного более значимая цель…
Отдав свой последний приказ, Дмитрий Густавович устало присел на железный настил и прислонился к стальной стенке.
