Орден Прометея - Одран Нюктэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не смотря на то, что дороги больше не было, между гладкими, словно полированными, ножками грибов-деревьев, оставался довольно широкий промежуток. Постепенно, привыкая к душной мгле, Лазарь стал различать, что среди тишины и мрака затаились бледные тени, что они следуют неотступно за путниками, не то паря, не то передвигаясь прыжками, достойными заезжих акробатов.
Так они шли, сопровождаемые незримым эскортом. Юлиус улыбался, его движения замедлялись. Вот он остановился.
– Что?
– Поют… Чуднό так поют…
Лазарь напряг слух и ничего не услышал.
– И что поют?..
Ульш не ответил. В его голове кружились и пели тени. Он никак не мог определить, один певец или их много. Стоило кому-то замолчать, мелодию подхватывал новый голос. Они шипели и визжали, рыдали и смеялись, они не умолкали ни на миг.
Старые,
наполовину замороженные в одиночестве,
быстрее и быстрее мы вели хоровод…
Заключенные в боль,
кричащие беззвучно…
мертвые в тумане…
наши печальные глаза говорят:
мы потеряли наш взгляд!
Мертвые души не знают покоя…
могилы одиноки и холодны…
но обещанный покой,
боюсь я,
мы никогда не обретем,
потому что то место
лежит далеко,
за мучительным светом…
Спрятанные меж благостных теней,
огражденные от дневного света,
вынужденные охотиться и убивать,
мы зовемся 'детьми ночи'.
Через тысячи столетий
мы шепчем из праха
о нашем бессмертии.
Ты можешь убить нас
тысячи раз,
но мы – те,
кто воскреснет вновь,
в муках.
Смерть и прах.
Трупные яды.
Для нас нет рая,
только ад.
После поцелуя мертвого любовника
ты падешь в оцепенении,
но с твоим вторым дыханием
ты станешь принцем в нашем мире.
День ото дня,
когда миллионы солнц
убивают своими лучами,
тьма гробниц сохраняет меня и мое…
Живой!
Посмотрите на живого!
Слепо танцуйте,
Теряйте равновесие!
Выберешь ли ты муку?
Или предпочтешь Покаяние?
Живой!
Посмотрите на живого!
Слепо танцуйте,
Теряйте равновесие!
Выберешь ли ты муку?
Или предпочтешь Покаяние?
Покаяние.
Живой и немертвый -
Танец живого и немертвого -
Это Покаяние.
Покаяние и мука.
Живой!
Посмотрите на живого!
Слепо танцуйте,
Теряйте равновесие!
Выберешь ли ты муку?
Или предпочтешь Покаяние?
Покаяние?
Свет и тьма,
Две главные тропы.
Умереть, чтобы воскреснуть.
Или жить в не-смерти…
Жить в не-смерти.
Одна для живого,
Другая для немертвого.
Немертвого.
Немертвого.
Немертвого.
Свет и тьма,
Две главные тропы.
Умереть, чтобы воскреснуть.
Или жить в не-смерти…
Жить в не-смерти.
Одна для живого,
Для живого,
Только для живого.
Другая для немертвого.
Для немертвого.
Жизнь с одной стороны,
Не-смерть с другой стороны:
Она на темной стороне.
"Я никогда не вернусь на твою сторону!
Я – один из немертвых!" -
Вот что сказал бледный мальчик.
Бедный мальчик!
Лазарь достал револьвер. Заколебался – отойти ли от Ротмунда или прижаться к нему спиной. Встал в некотором отдалении. Бледные силуэты между деревьев зашевелились, подступили ближе. В их рядах возникло некоторое замешательство – они не пускали к путникам своего собрата, безмолвно цепляясь за его шелестящее одеяние. Существо вырвалось и внезапно выросло перед замершими недвижно Лазарем и Юлиусом.
'Экая страхолюдина!' – подумал Лазарь.
Человеком назвать пришельца язык не поворачивался. На труп человека он еще более-менее походил. Совершенно белая кожа обтягивала кости; огромные выпуклые темные глаза; острые зубы; длинные, в несколько дюймов, ногти. Существо скрестило руки на груди, задрапировалось в кусок холстины. На голове у пришельца был венец, словно сотканный из паутины и капель росы. Венец светился, маленькие шарики-капли, скрепленные серебристыми проволочками, подобно бриллиантам в свете луны, переливались.
Юлиус услышал мягкую, плавную речь:
'Приветствую, брат. Зачем ты взял с собой, к нам, этого человека? Смотри, он глуп и слаб. Страх сковывает его. Он способен натворить множество неумных дел, обеспокоив сон братьев. Пусть стоит смирно. Я его не обижу. Я пришел с тобой говорить. Не с ним'.
– Посланник, не шевелитесь! – полушепотом приказал Ротмунд прицеливающемуся Лазарю. – Не смейте стрелять! Мы в гостях. Мы под защитой духов Леса, – обернулся к встречающему, поклонился.
Пришелец грациозно поклонился в ответ.
– Вас так много. Братья подобны тебе? Как тебя зовут?
'Юлиус, Юлиус! Не разочаровывай меня! Мы все разные. Мы не носим имен. Мы всегда знаем, мы чувствуем, кто из нас кто. А ты ничуть не изменился. Все такой же. Ничему новому не научился. Ты почти не отличаешься от своего сопровождающего, от человека…'
– Это плохо?
Лазарь чуть шею не свернул, стараясь наблюдать разом и зубастую бледную тень, с обезьяньими ужимками приплясывающую вокруг, и говорящего с ней Юлиуса, и таящихся за стволами эруду.
'Плохо ли это? Это странно. Милый юноша, большинство из нас так долго не тянули с перевоплощением. Мы рады, что, наконец, ты пришел к нам. Это поступок. Все прочее, на что ты тратил время, бесценное время, четыреста лет, четыреста лет – пустота'.
– Я так не считаю. И я не к вам иду. Вы знаете.
'Да. Мы знаем. Конечно, не к нам. Но ведь ты мог выбрать другую дорогу? А пошел этой. И не любопытство погнало тебя сюда. Долг. Ты уже осязаешь связь. Мы связаны с тобой. Ты связан с нами'.
– Я думал, вы мне ответите.
'А мы задарим тебя вопросами! Все ответы – в тебе. Не жди, что мы облегчим твою участь. Ты достаточно силен, но слишком осторожен. Это застопорило твое развитие. Твоя медлительность губит в тебе ростки нового знания. Ты несвободен. Нас это огорчает'.
– Да мне и так неплохо, – попробовал отшутиться Юлиус.
Лес жутко засмеялся.
'Шутник, брат! Всем плохо. Всем тяжело. Ну, да, Бог с тобой… Посмотреть на тебя хотел. А то советы расточаю, а кому советую – затрудняюсь сказать. Позволь пообщаться с твоим спутником. Предупреди, чтобы не делал резких выпадов – нам в Лесу ни к чему скандалы с Инквизицией'.
– Лазарь… ты не дури, ладно?..
Посланник попятился было назад, взводя курок, но остановился, расслабился. Поступил верно: существо не проявляло злого умысла и не причинило вреда. Дотронулось до щеки, провело легонько по коже кончиками ледяных пальцев. Аккуратно, не задев острыми ногтями. Улыбнулось.
– Мальчик, мы следили за тобой и, к нашему прискорбию, вынуждены сообщить, что на искупление содеянного тебе не хватит оставшейся жизни!
Лазарь оторопел. Не успел отозваться – существо сгинуло, как рассеивается утренний
