Журнал «Вокруг Света» №08 за 1980 год - Вокруг Света

— А как насчет изображений антилоп, жирафов? Ведь водились же звери здесь, в Сахаре, Сахара-то была раньше саванной. Климат им благоприятствовал. И все из-за реки. А землетрясение ее погубило.

Смелая гипотеза. Не все с ней согласны. Но все же одно дело не соглашаться, а другое — опровергнуть.

Между тем задача наша была весьма скромной. Нам предстояло доказать, что не было на земле ливийской такого землетрясения, которое могло бы разрушить долгие усилия строителей. А для того предстояло перерыть десятки томов исторических сочинений, проехать тысячи километров, осмотреть руины городов, побеседовать с очевидцами земных катастроф, чтобы потом с чистым сердцем сказать одно только слово: «Ничего».

Ничего мы так и не нашли. Но ведь отсутствие результатов и есть результат. В нашем случае — самый лучший.

Временами казалось, что для Ананьина цель жизни — найти катастрофическое землетрясение в Ливии. В каждой книге, в каждой поездке он искал свидетельства того, что землетрясение в Ливии было, что именно этот факт должен оказать решающее воздействие на проект атомной станции.

Но его подстерегали разочарования...

С дотошностью следователя выяснял Ананьин у сторожа библиотеки Национального музея в Триполи Мухаммеда, где находился он во время землетрясения 1935 года и что при этом случилось.

— ...Как раскачивались осветительные приборы в помещении?

— Они раскачивались.

— А как?

— Сильно. А что такое осветительные приборы?

— ?

— Что они освещают?

— Осветительные приборы — это лампочки.

— Ах, лампочки! Нет, они не качались. Их у меня тогда не было.

— Падала ли мебель?

— Нет, хотя стул вот упал. Посуда с полок посыпалась.

— Какая посуда?

— Я спрошу у жены.

Из таких вопросов-ответов Ананьин как мозаику складывал картину землетрясения.

Сторож не поддавался. Его память оказалась нескончаемым лабиринтом историй и случаев, которые пересекались, прерывались и попадали в тупики склероза. Ананьин боролся за свое землетрясение как лев. Скоро он ориентировался в событиях 1935 года лучше самого очевидца. Ему было уже почти все ясно, но он продолжал свой разговор, добросовестно стараясь уяснить, можно ли положиться на память собеседника. Увы, старый Мухаммед точно не помнил даже год своего рождения. Я развел руками. Игорь Владимирович не унимался. Он утверждал, что человек, не помнящий дат, гораздо лучше запоминает бытовые детали.

— Вообще-то ничего страшного тогда не происходило.

— А до этого что-нибудь страшное происходило?

— Нет. Настоящий мужчина не боится ни легкого трясения земли, ни слабого шума из-под нее.

— Шум все-таки был?

— Очень слабый. То есть его почти не было.

Картина землетрясения, нарисованная сторожем скудными красками, не давала Игорю Владимировичу повода для фантазии. В конце концов наш шеф с грустью вздохнул и констатировал, что по собранным в результате беседы с Мухаммедом косвенным материалам такое землетрясение не могло сильно ощущаться на интересующей нас территории.

А день меж тем был прожит не зря. У Ананьина появилось еще одно доказательство (пусть маленькое) того, что самое крупное в Ливии землетрясение 1935 года в районе будущей стройплощадки «зарекомендовало себя с самой лучшей стороны».

Незаметно бежали дни в Гар-Юнисе. Петросян с утра погружался в античность. Миша исследовал причины трагической гибели цивилизации гарамантов, неизвестно откуда пришедших в VII веке н. э. в плодородную Сахару и — главное — неведомо куда исчезнувших. Фанатично преданному своей науке Ананьину было ясно и это: конечно, гарамантов погубило землетрясение. Миша не соглашался. Шли дискуссии со ссылками на источники.

Тем временем наступил ноябрь и началась не то осень, не то зима. Дул резкий ветер, случалось, шел дождь, и вечерами я влезал в старую куртку. Морское озеро серело, по нему бежала неприятная острая зыбь, как будто вода подрагивала от непривычного холода. Потускнели звезды, и дюжина вечно толкавшихся на западной стороне рейда кораблей сбивалась в кучу — точно им было холодно в открытом море.

Молчаливые развалины

Именно в такое вот пасмурное утро мы отправились из Бенгази в Кирену — один из крупнейших городов античного мира.

Поездка туда была предпринята отнюдь не с развлекательной целью. Отделение департамента античности, под эгидой которого в Кирене функционирует богатый музей и центр по реставрации античных памятников, обладает прекрасной библиотекой, в которой содержатся столь интересующие нас данные о землетрясениях в античный период истории. Кроме того, некоторый материал мог дать и осмотр руин Кирены, также пострадавшей от подземных толчков.

От Бенгази до Шаххата — так сейчас называется арабский городок, раскинувшийся прямо на развалинах древней Кирены, — больше двухсот километров. Полчаса от Бенгази, и «уазик» не спеша поднимается по серпантину, ведущему на горное плато Джебель аль-Ахдар — Зеленые горы, где вел свои последние сражения Омар Мухтар. Зеленые горы действительно зелены: они сплошь покрыты кустарником и невысокими деревьями. Видишь всю эту зелень и с трудом представляешь себе, что с трех сторон окружает ее самая большая пустыня на земле.

Когда поднялись на плато, тучи раздвинулись, выглянуло нежаркое солнце, и окрестные горы окрасились в два цвета — зеленый и голубой. Но у того и у другого было столько оттенков, что и земля и небо стали пестрыми.

Из дымки появлялись белые стройные минареты мечетей. Их силуэты, слегка расплывавшиеся в солнечном воздухе, казались миражами, и ощущение это не пропадало даже при приближении. Прозрачность и эфемерность мечетям придавали тончайшие архитектурные узоры. Орнамент мечетей был настолько сложен и замысловат, что в нем виделась изящная вязь арабских букв. Хотелось читать стены мечетей и минаретов как белые страницы книги сказок.

Кирена-Шаххат лежит в нескольких километрах в стороне от дороги. Арабский Шаххат действительно появился на месте античного города. Греки-дорийцы появились в этих местах около 630 года до н. э. Приплыв с острова Фера, они с помощью проводников из числа местных жителей перевалили через гряду прибрежных гор, прошли по каменистой равнине и поднялись на склоны Джебель аль-Ахдара. Селение назвали Кирена. Много династий правило в Кирене за двенадцать веков ее существования. Знал город и тиранию и демократию. В IV веке до н. э. Киренаика попала к Птолемеям. Затем в I веке до н. э. здесь утвердилась власть Рима... В середине VII века н. э. сюда пришли арабы. И все что-то ломали и строили. Разумеется, самое солидное наследство оставили греки.

Древняя Кирена протянулась с севера на юг километра на четыре, спускаясь вниз по склонам Джебель аль-Ахдара. Слева от шоссе — центр греческого города. Он невелик, но в нем уместились и алтарь, и три ряда колонн храма Аполлона, и тонкая мозаика банных полов, и амфитеатр, поднимающийся прямо над обрывом. Обрыв уходит вниз на сотни метров, и с него открывается вид на равнину, уходящую к морю, на гряду невысоких гор у самого берега и само море, похожее на тяжелую сине-фиолетовую тучу.

Дорога делает еще несколько петель. Греческий город остается позади. На обрыве пристроилось кладбище. Прямоугольные камни, саркофаги, даже небольшие мавзолеи. Кладбище тоже как город — свои улицы, дома. На краю пахнущей кедровником горы ветер шевелит траву, и каменные могилы выглядят живее, чем раскопанные и реставрированные храмы и дворцы.

Библиотека и впрямь оказалась богатой. Заместитель директора Салех Уанис, обаятельный сорокалетний человек, исследует античную историю Ливии. Он один из тех, кто стремился сохранить античное наследие для арабской Ливии, для всего человечества. Немного сутуловатый, по-домашнему одетый человек — он живет здесь неподалеку, — Салех само олицетворение единства мировой культуры: араб-мусульманин, стоящий на страже античных ценностей. О греках, об их погибшей культуре Салех говорил с такой неподдельной грустью, что, казалось, речь идет о его собственном разрушенном доме…

Киренские развалины нам много не дали: слишком уж часто завоеватели нарушали их покой.

В поисках следов землетрясения мы отправились на римские развалины в местечке Гирза, сильно пострадавшие в 1935 году.

Побродив среди полуразрушенных могильников, кажется, III века н. э. — они напомнили мне миниатюрные античные храмы — и прочих развалин, мы обнаружили, что их стены упали на один бок. Это подтвердило мнение специалистов о том, что они рухнули под ударами землетрясений, и помогло сделать вывод о направлении ударной волны. Отсутствие отрицательных результатов в других местах и слабость землетрясения 1935 года подтвердили главное — станцию можно строить. На этом кончилась деятельность нашего макросейсмического отряда.