Шурупы - Владимир Николаевич Васильев

Виталий, естественно, тут же переключился на медблок. Тут логи тоже просматривались совсем недавно, однако, помимо самого факта существования лакун, не нашлось ничего интересного. К сожалению, оперативники R-80 – неважные доктора, и сути манипуляций с организмом Ярина по логам Виталий уловить не сумел. Единственно разумной стратегией в данном случае было привлечь врача или, на худой конец, медпрограммера и внимательно его выслушать. На рейде нужные спецы, безусловно, имелись, и Виталий тут же внес пометку в план дальнейших действий.

Потом Виталий догадался сопоставить по хронологии лакуну в штурманской части с медицинскими логами. Оказалось, изъятое по времени расходилось. Раньше произошло то, что затерли в штурманской части. Спустя несколько часов случились события первой медицинской лакуны. И, наконец, аж через целых пять с половиной недель – события второй. В сущности, этой лакуной медицинские логи и заканчивались, потому что самый хвост занимала сугубо техническая компьютерная информация, к медицине отношения вообще не имеющая.

Что это могло означать? Единственное, до чего Виталий додумался еще раньше, – версия с травмой пилота. Причем, судя по сравнительной хронологии, скорее не в результате стыковки, а в результате посадки, каковая, как было уже совершенно точно известно, прошла с проблемами. Целиком картина выглядела чрезвычайно расплывчато и содержала больше невыясненного, чем известного: вблизи Тигона или несколько раньше, на подлете, «Джейран» Ярина сталкивается с неизвестным кораблем, стыкуется, и вскоре оба идут на посадку. Ярин травмируется, какое-то время пытается бороться с последствиями травмы амбулаторно, но, в конце концов, все же вынужденно залегает в «гроб», оперативно-диагностический модуль бортового медицинского блока, со вполне понятной и логичной целью – качественно починиться. И тут начинается финальная лакуна в медицинских отчетах.

«Гроб» на двухсотках «Джейран Соло-М» располагался в самом дальнем углу крошечной обитаемой зоны, напротив сортира и вплотную к кожух-переборке, отделяющей кубрик от техзоны. Виталий там особо еще не шарил и не всматривался, хотя в сортир таки заглядывал. Не по прямому назначению, просто осмотреться – нет ли там чего. А вот в «гроб» сунуться ему в голову не пришло, потому что обыкновенно тот законсервирован и начисто завален-завешан-заставлен всякой всячиной вроде скафандра, инструментов и ящиков с ЗИПом, а поверх все еще и страховочной сеткой прихвачено, чтобы все накопившееся добро не летало по кабине во время резкого маневрирования. Легкие травмы пилоты всегда лечат на бегу, можно сказать, навскидку. Всякие ушибы-порезы. Добровольно в «гроб» лезут, только если требуется действительно серьезное вмешательство вплоть до внутриполостной операции (аппендицит какой-нибудь, к примеру). Однако по статистике более девяноста процентов залеганий в «гроб» приходятся на стоматологию. Зуб навскидку не вылечишь, там и анестезия нужна, и, главное, механическая фиксация пациента, дабы башкой не дергал и рта не закрывал. Поэтому даже самые отмороженные храбрецы всегда предпочитали залезть, отключиться, очнуться уже с пролеченным зубом и забыть о недомогании навеки, нежели иметь сомнительную радость принимать лечение в кресле и в сознании. В конце концов, это бывает больно и (что стократ хуже) неприятно. Пилотам, как правило, есть где проявить героизм и без бортовых киберстоматологов.

Виталий и сам не знал, что ожидает увидеть внутри, когда расконсервировал дверцу «гроба».

Внутри он обнаружил мумифицированный труп лейтенанта Ярина, что следовало из нашивки над левым карманом пилотского комбинезона, в который мумия была облачена. Лица или того, что от лица осталось, с ходу было не рассмотреть – на голову был надет мнемошлем, который в равной степени охватывал и лицо, и затылок, – как колокол древнего водолазного костюма. Мнемошлем был равномерно утыкан сотнями проводков, которые собирались в толстый пучок и уходили в стенку «гроба», к вычислительному кубу медблока. Помимо мнемошлема, к запястьям, предплечьям и плечам тянулись трубки системы жизнеобеспечения, и даже памперс был надет, а соответствующие клапаны пилотского комбеза должным образом откинуты и зафиксированы в открытом положении, дабы не болтались во время возможной тряски.

Похоже, в «гроб» Ярин залегал надолго и прекрасно этот факт осознавал. Что заодно объясняло, каким образом крышка оказалась законсервированной, если Ярин внутри. Вопрос «как» не стоял – режим автоконсервации медблок поддерживал в полной мере. Тут интереснее был вопрос «зачем». Неужели Ярин получил настолько серьезные повреждения, что требовалась отключка уровня искусственной комы? Но как тогда он вообще сумел забраться в «гроб» без посторонней помощи?

«Так, стоп, стоп, – одернул себя Виталий. – В медицине ты не смыслишь ни бельмеса. Наверняка любой желторотый врачила назовет десяток ситуаций, когда требуется искусственная кома, но пациент не являет собою груду костей и мяса или бездыханное тело, а остается в сознании, вполне способен забраться в „гроб“ самостоятельно и даже нацепить памперс. Это оставим спецам иного профиля, мое дело – понять, почему гробанулся этот гребаный „Джейран“… За тавтологию сам себя прощаю».

Однако сам факт обнаружения тела Ярина, по мнению Виталия, был достаточно важным, чтобы сообщить о нем немедленно. Тем более этого требовали и спецы в штатском. Поэтому Виталий закрыл и заблокировал «гроб», и полез из «Джейрана» наружу, на ходу выуживая ком из нагрудного кармана.

Морозный воздух Тигона опалил лицо. Мелкая поземка высевалась из забитой снегом трещины и, словно бы нехотя, струилась по серо-коричневой каменной тверди вдаль, к каменным россыпям, близким скалам и дальше, в сизую дымку у горизонта.

Мастер ответил сразу, будто ожидал вызова. Хотя почему «будто»? Спецы в штатском открытым текстом вынудили шефа R-80 уделять первостепенное внимание новостям по злополучному «Джейрану».

– Что там, штабс?

– Я нашел Ярина, – сообщил Виталий мрачно. – Точнее, его труп.

– Где?

– В медблоке, в «гробу».

– Так-так-так… Повиси-ка пока на связи, я проконсультируюсь.

Виталий и безо всяких консультаций представлял, что снова придется на некоторое время отойти в сторону, пока флотские дознаватели не отработают все формальности по гибели пилота и не изымут его останки. Каждый шаг Виталия в расследовании крушения тут же выливается в вынужденные простои – прямо мистика какая-то.

Минуты через две мастер вновь возник на связи:

– Штабс?

– Я, мастер.

– Задраивай люки, оповещай охрану и дуй ко мне. Сам понимаешь, сейчас чей выход…

– Понимаю, мастер. Часа через два буду.

Уже в каюте полковника Красина разговор продолжился. Виталий кратко изложил все, что сделал, и все, что по этому поводу думает. Шеф молча выслушал, потом болезненно поморщился и отпил чаю из стакана в казенном подстаканнике.

Он, несомненно, был недоволен.

– «Гроб» был задраен штатно, когда ты в него заглянул?

– А шут его знает. В логах это затерто.

– Ну да, ну да… – покивал Красин. – Очевидно, братцы в партикулярном