Канонир - Юрий Корчевский

И я остался. Когда так просят, грех отвергать протянутую руку, тем более вскоре события завертелись, как белка в колесе.

Одним солнечным днём Илья запряг лошадь в возок.

— Юра, не хочешь с нами просвежиться? Я по делам еду, недалече — вёрст пять. У меня коптильня там, рыбки свежекопчёной отведаем, а то я там три седмицы не был.

— Я не против — поехали, а то действительно засиделся в городе.

Я сбегал в свою комнату, опоясался поясом с саблей, сунул за него пистолет и накинул лёгкую летнюю ферязь, прекрасно скрывавшую моё оружие. Хоть и на прогулку едем, да бережёного Бог бережёт.

Когда я вышел, в возке уже сидела Дарья.

Я легко поднялся на сиденье, Илья восседал на месте кучера. Он тронул вожжи, и мы выехали со двора. Маша закрыла за нами ворота.

В пути Илья раскланивался со знакомыми, те также с достоинством снимали шапки.

Мы выехали за город. Мостовая кончилась, трясти стало меньше, возок мягко покачивался на грунтовой дороге. Дарья периодически соприкасалась со мной то плечом, то рукой, и на щеках её выступал румянец.

Природа и в самом деле была хороша — слева и справа от дороги тянулись луга, невдалеке темнел лес, а слева поблескивала река. Воздух был напоён запахом трав и луговых цветов, дыши полной грудью — не надышишься. В городе такого воздуха нет — пахнет дымом от многочисленных печей, варящимися щами, навозом от домашней живности.

Илья, полуобернувшись к нам, рассказывал о пасеке, что стояла невдалеке, и на которой он покупал ну совершенно потрясающий мёд и которым собирался нас угостить.

Мы добрались до коптильни — небольшого деревянного барака, в котором на верёвочках висела уже готовая рыба. Рядом с ним стояла сама коптильня — печь с идущим от неё по земле каменным воздуховодом. Как раз из него рабочие вытаскивали рыбку, отливающую золотистыми боками. С рыбки падали капли янтарного жира, а запах был просто умопомрачительным. Потекли слюнки, и немедленно так захотелось её отведать.

Илья уловил наше с Дашей желание, отдал распоряжение, нас усадили за неказистый стол, на который поставили миску с крупно нарезанными ломтями свежего хлеба и длинное медное блюдо с лежащими на нём крупными рыбинами.

На правах хозяина Илья великодушно предложил отведать рыбки.

— Вот вязига, вот налим холодного копчения, щурят рекомендую. А уж белорыбицу не попробовать — грех.

Я ножом располовинил белорыбицу, кусок отдал Дарье, во второй вонзился зубами сам. О! Божественно! Конечно, и вяленую, и копчёную рыбу я ел и раньше, но вот так — горяченькую, только что из коптильни, да на свежем воздухе — впервые. Вот уж уважил Илья, молодец.

Когда отлучившийся по делам Илья подошёл, почти вся рыба была съедена.

— Ого! — удивился Илья. — Не уж так оголодали на моих харчах?

— Нет, но не скушать такую рыбу — обидеть хозяина. Уж очень хороша — никогда такой не пробовал.

— А то! Посмотри, какие мастера работают. Тезка мой, Илья — мастер у ватажки. И дед его, и отец всю жизнь рыбу коптили, все секреты знают.

— Хороша рыбка, спору нет. К ней бы ещё пивка холодного.

— Ах я, старый дурень, про пиво‑то и запамятовал. Ведь на кухне бочонок стоял, Маша приготовила. Взять забыл! Ну ничего, не в последний раз сюда наведываемся. Сыты? Тогда поехали назад, в город — ещё дела есть.

Мы уселись в возок и поехали назад. Выехали с узкой дорожки на широкую дорогу, ведущую в город. Отдохнувшая лошадка бодро тянула повозку.

Вдруг сзади послышался лихой посвист и топот копыт. Я обернулся — нас догоняли всадники. Из‑за того, что лес подступал к дороге с обеих сторон, нельзя было определить их численность — видно было только трёх первых, скакавших впереди. Я рассмотрел на них синие мундиры и успокоился — не разбойники, те всегда одеты во что придётся.

Каково же было моё удивление, когда Илья обернулся, и я увидел его искажённое страхом лицо. Он стал нахлёстывать коня, прокричав мне:

— Шведы!

Какие шведы, откуда им здесь взяться? До города ведь всего ничего. Слухи ходили — шведы де напасть собираются, силы копят, но сегодня утром никто даже полслова не сказал. Никак — разведка или передовой дозор.

Сзади раздались выстрелы, пули просвистели над головой.

— Илья, гони в город, я их попробую задержать.

На повороте дороги, когда Илья немного придержал коня, чтобы возок не перевернулся, я соскочил с него и, не устояв на ногах, покатился кубарем. Однако повезло — ничего себе не сломал.

Я встал за дерево, вытащил пистолет, взвёл курок.

Через пару минут кавалькада всадников приблизилась. Я вскинул пистолет, поймал на мушку переднего, в синем доломане и с бляшкой на груди — не иначе как воинский начальник, вероятнее всего, десятник, и спустил курок. Громыхнул выстрел, и всадник вылетел из седла, попав под копыта скачущих следом лошадей. Два коня споткнулись и упали, рухнув на седоков. Образовалась свалка — задние всадники с ходу налетели на упавших коней и ратников, нагромоздилась куча–мала.

Я выскочил из‑за дерева и вонзил саблю в бок шведу, что был ко мне вполоборота. Меня заметили, и два всадника ринулись ко мне. Только лес — не дорога, здесь деревья мешают.

Я крутанулся вокруг дерева и саблей пропорол бок шведской лошади, и, когда она стала заваливаться, ударил всадника саблей в грудь. Во время падения он был почти беззащитен, опершись руками о луку седла и пытаясь вытащить ноги из стремян, чтобы его не придавило тушей коня.

Второй швед взмахнул саблей, и скуфейку с моей головы как ветром сдуло. Смерть прошла совсем рядом — сабля срезала волосы с макушки.

Я окинул дорогу взглядом. Один швед был убит мной из пистолета, тела двух виднелись из‑под крупов лошадей, ещё один всадник держался за упавшую лошадь и едва стоял на ногах. Рядом со мной лежал вместе с убитой лошадью ещё один швед, итого — половина из десятка.

Теперь стоит спасать свою жизнь — урон шведам я нанёс, возок благополучно уехал. Вот только дадут ли мне рейтары уйти?

Двое на лошадях обходили меня со стороны, тот, что чуть не снёс мне голову, надвигался сзади. Двое оставшихся не у дел повернули коней и поскакали назад. К чему бы они ретировались? Предупредить основные силы, что они обнаружены?

Я надеялся, что Илья уже в городе и поднял тревогу. Если повезёт, вскоре навстречу должна выехать дружина псковская, пусть и небольшая её часть. Или воевода, князь Василий Семёнович Серебряной, решит не рисковать и закроет ворота, собравшись обороняться в крепости?

Времени для размышлений у меня не было — надо спасаться. Жалко, что пистолет разряжен — пороха и пуль перезарядить не было, и сейчас он бесполезным грузом торчит за поясом. Оп–па! Да на поясе у меня два ножа — длинный и тяжёлый боевой и маленький — для еды и хозяйственных нужд.

Я перебросил саблю в левую руку и вытащил боевой нож. Драться им со всадником — безумие, но я и не собирался этого делать. Не удобен этот нож для метания, да придётся.

Задний рейтар был уже близко, и я решил начать с него. Метать нож с моей позиции невозможно — голова лошади наполовину закрывает всадника. Я метнулся в сторону и кинул нож в шведа, вложив в бросок всю силу. Одновременно спереди раздался пистолетный выстрел, и от дерева, за которым я стоял мгновение назад, отскочила щепка. Я упал на землю и перекатился в сторону, под укрытие ствола другого дерева. Швед взмахнул саблей, но достать ею меня, лежащего за деревом, не смог. Зато я снизу ударил саблей по ногам его коня. Бедная лошадка рухнула на передние ноги, а я ударил шведа своей саблей по шее.

Теперь у меня остался один единственный противник. Вначале шведы не воспринимали меня всерьез, но теперь всадник вытащил пистолет и водил им, держа меня на прицеле. По всей видимости, видя бесславную гибель сослуживцев, он решил не приближаться и убить меня на расстоянии.

Я встал за дерево — ствол его почти закрывал тело, и если швед не приблизится, сразить меня пистолетным выстрелом будет затруднительно.

Одним глазом я поглядывал на шведа. Он был в замешательстве. На лице явно читалась работа мысли. Подъехать ближе — рискованно: он видел, чем это кончилось для его соратников. Издалека же — невозможно прицельно попасть из‑за дерева.

Швед принял решение и спрыгнул с коня. Конь хорош на открытой местности, когда он даёт скорость, своим весом опрокидывая противника. В лесу же, среди деревьев, конь становится помехой, как слон в посудной лавке — ни разогнаться, ни развернуться быстро.

Между нами было около пяти метров. Как заставить его выстрелить, разрядить пистолет? Я сбросил с себя ферязь и резко отшвырнул её в сторону. Швед среагировал на летящую в сторону одежду, приняв её за меня, и выстрелил. Я успел заметить, как ферязь подбросило попавшей в неё пулей.

Ловок, метко стреляет! Я же буквально выпал из‑за дерева в другую сторону и метнул в шведа маленький обеденный нож. Целил я ему в горло, но не попал — рука ли дрогнула, или швед успел уклониться, но в левое плечо я ему попал. Швед от неожиданности и боли вскрикнул, рукав его окрасился кровью. Я бросился на него с саблей в руке.