Бом Булинат. Индийские дневники - Александр В. Кашкаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Ко дню рождения Арсения я с Катериной решил устроить фейерверк на пляже, для чего я, чрезмерным усилием воли поборов лень, в три часа дня отправился в Тривандрум покупать фейерверки и майонез.
Доехав до города, я припарковал мотоцикл и нанял рикшу. Для начала я попытался объяснить ему, что мне нужно купить. Про винный магазин он понял, про майонез я умолчал (вряд ли он знал, что это такое), сложнее было объяснить про фейерверки. Мне потребовалось все мое воображение и словарный запас, чтобы рикша понял про «fire rockets and small bombs for holydays»[66], пришлось даже рисовать ему салют и ракеты на пыльной мостовой. Наконец он закивал, заулыбался и даже сбегал к своим коллегам посоветоваться, что не очень обнадеживало, ибо нет более уступчивого народа, чем индусы, которые в любых обстоятельствах рады согласиться с кем угодно и с чем угодно.
Первым делом заехали в wine shop, где я купил «Олд Монк» и бутылку портвейна. После чего рикша долго петлял по городу, останавливался и спрашивал что-то на тамили у своих соплеменников, а спустя полчаса на языке жестов объяснил мне, что надо ехать в другой город — ракеты в Тривандруме не продают.
Это новость меня насторожила, но я согласился, и мы поехали в город, который назывался Пумба. Через несколько минут, я попросил его остановиться, вышел и еще раз спросил у него, правильно ли он меня понял, вновь нарисовав салют, петарды, ракеты (нарисовал очень доступно и правдоподобно). Рикша кивал в ответ, но улыбался реже — это настораживало еще больше.
Рикша мчал меня вдоль длинных бетонных заборов, от этого сомнения только усиливались, но оставалась надежда, что меня везут на пиротехнический завод. Мы остановились у КПП, рядом с которым стояла чуть ли не рота солдат, выряженных в парадного вида форму. Рикша высунулся, что-то пробормотал офицеру и надолго замолк. Офицер подошел ближе, заглянул в кабинку, увидел меня, улыбнулся, поздоровался и вежливо попросил паспорт. Не успел я открыть рот, как офицер что-то крикнул солдатам, и те стали подымать шлагбаум, под который юркнула трехколесная повозка вместе со мной. Сомнений не оставалось — белые казенные дома, эшелоны вагонов, высокое здание с национальным флагом и эмблемой, на которой изображены ракета, щит и автомат. Меня завезли в ракетную часть. Идиотизм, конечно.
Всю дорогу рикша молчал и слушал меня, говорил я ему на русском и исключительно матом. Он меня понимал. После того, как я выговорился на русском, сказал ему на английском всего одно слово: «Comeback».
На трассe
Непонятливость рикши не имела предела, вместо того, чтобы отвезти меня назад к мотоциклу, он привез меня к железнодорожному вокзалу. Терпение мое лопнуло — два часа впустую. В течение десяти минут я тщетно пытался объяснить рикше, чтобы он отвез меня обратно, «туда, где меня в первый раз увидел». Он не понимал, он не знал английского, он ничего не знал. Тогда я нашел двух молодых ребят, которые знали английский и тамили (похоже, это единственное наречие, которым владел рикша) и попросил их перевести ему буквально следующее: «Хочу, чтобы он отвез меня туда, где я в первый раз сел в его гребанную повозку!». Ему перевели, выслушали ответ и, выслушав, расхохотались. Рикша не помнил. Я чуть было не удушил его на вокзальной площади. Мне пришлось садиться опять в эту чертову конструкцию и указывать руками, в какую сторону ехать.
* * *
После продолжительной и однообразной дороги, насыщенный бурной растительностью, штат Керала начал постепенно таять в рыжей сухости Тамил Наду. Мимо замелькали грязные придорожные поселения, а наша кавалькада все дольше задерживала на себе взгляды изумленного населения. Мы вновь ощущали, как углубляемся в чуждый всему европейскому, неспешный мир индийской действительности.
Проехали сорок семь километров. Справа, по противоположной стороне дороги, ведут стадо буйволов, их головы крепко перевязаны между собой за рога. Всем скопом, не в силах разбежаться по отдельности, они жмутся к обочине. Позади них бегает погонщик и что есть мочи лупит их бамбуковой палкой. За горбами буйволов мелькает надпись «Entrance Tamil Nadu»[67]. Это граница штатов Керала и Тамил Наду, об этом также напоминает заброшенный и поросший лианами шлагбаум.
До Каниякумари двадцать шесть километров. Начался мелкий, почти незаметный дождь, хотя на небе, вопреки всем законам природы, ни одного облачка.
Опять несемся по просторной сельской дороге, вдыхая свежесть наступающего вечера. Вдоль обочины с полей тянутся домой полуголые крестьяне с серпами для тростника или охапками хвороста. Женщины в ветхих сари, с кувшинами на головах, контрастно выделяются на фоне ослепительно зеленых рисовых полей.
Еще один поворот, и в душе рождается новый крик восхищения при виде синеющей в вечерней дымке гряды Западных Гатов[68]. Кажется, что горы вырастают прямо из четко очерченных квадратов полей и пышных пальмовых рощ. Сами пальмы начинают менять форму и расцветку. Из обычных изогнутых кокосовых пальм, с похожей на взрыв салюта кроной, они превращаются в абсолютно прямые, с острой и колючей как у ананаса верхушкой, чтобы затем эволюционировать в длинные, как бамбук, стволы, венчающиеся крохотным пучком остроконечных листьев.
Сильный порыв ветра, едва не сбросивший меня с мотоцикла, знаменует приближение к океану.
* * *
Наши ожидания Каниякумари никак не оправдал. Ожидания никогда не сходятся с действительностью, они либо приписывают местности больший колорит, чем она являет в натуре, либо наоборот лишают ее того, что потом удивляет и радует. Так и сейчас, поставив себе целью добраться до этого местечка, описанного в путеводителе как место столкновения трех морей, нам представлялось нечто сказочно красивое, так сказать, апогей тропической природы, нетронутый уголок туземной культуры, а попали в задрипаный портовый городок, наводненный индийскими пилигримами, съезжающимися сюда со всей страны.
Решено было долго тут
