Желтые обои, Женландия и другие истории - Шарлотта Перкинс Гилман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так зарождалась Женландия! Единая семья, ведущая род от одной матери! Она дожила до ста лет, увидев сто двадцать пять своих правнучек, в качестве Царицы-Жрицы-Матери, и скончалась, полная гордости и радости, едва ли ведомой кому-то из людей. Она одна породила новое племя!
Первые пять дочерей выросли в атмосфере благоговейного спокойствия, трепетного ожидания и истовой мольбы. Для них долгожданное материнство несло не только радость, но и надежду всех людей. В свою очередь, их двадцать пять дочерей, окрыленные усилившейся надеждой, обладающие более широким кругозором и пользующиеся любовью и заботой всех уцелевших, выросли как сестринская община, с юношеской пылкостью стремясь к исполнению священного долга. Наконец они остались одни: седовласая Мать-Прародительница ушла в мир иной, и эта семья из пяти сестер, двадцати пяти двоюродных сестер и ста двадцати пяти троюродных положила начало новому племени.
Не подлежит сомнению, что они люди, однако мы долго не могли понять, как эти сверхженщины, наследовавшие только от женщин, избавились не только от некоторых мужских особенностей, которых мы, конечно же, не выискивали, но и от многого из того, что мы всегда считали неотъемлемыми атрибутами женственности.
Традиционная функция мужчин как охранителей и защитников исчезла целиком и полностью. Этим отважным девственницам незачем было бояться представителей нашего пола, а поэтому они не нуждались в защите. Что же до диких зверей — в их изолированном краю таковых просто не было.
Сила материнской любви и материнский инстинкт, столь восхваляемые нами, у них, разумеется, присутствовали и были возведены в абсолют наряду с сестринской любовью, которую мы, даже признавая кровное родство, едва ли замечаем.
Терри, полный недоверия и даже отвращения, когда мы оставались одни, отказывался принимать на веру эти постулаты.
— Масса традиций и преданий, древних, как Геродот, и столь же правдивых! — горячился он. — Вполне вероятно, что женщины — небольшая их группа — могли так сблизиться! Но все мы знаем, что они не способны к организации — всегда цапаются из-за чего попало и ужасно ревнивы.
— Однако вспомни, что этим Новым Матерям некого ревновать, — протянул Джефф.
— Свежо предание! — фыркнул Терри.
— А отчего бы тебе не придумать что-то более правдоподобное? — спросил я. — Здесь женщины, одни только женщины, и ты сам признаешь, что нет ни малейших следов мужчин.
Разговор этот произошел, когда мы уже успели провести там достаточно времени.
— Признаю, — пробурчал Терри. — И это большое упущение. Без них не только нет остроты, состязания и соревновательности, но и женщины не женственны. Сами же видите.
Подобные разговоры всегда заводили Джеффа, и я постепенно начал принимать его сторону.
— Выходит, ты не называешь женственным тот тип женщин, который главной своей заботой считает материнство? — спросил я.
— Не называю, — резко бросил Терри. — Как мужчина может рассуждать о материнстве, когда у него нет ни малейшего шанса на отцовство? К тому же что толку говорить о сантиментах, если мы — просто оказавшиеся вместе мужчины? Мужчина хочет от женщины гораздо большего, чем все это «материнство»!
Мы проявляли к Терри максимум терпения. Когда с ним случилась эта вспышка, он уже девять месяцев прожил среди «старых вояк» без малейшего шанса на выброс адреналина, кроме как в гимнастическом зале — за исключением нашего неудавшегося побега. Думаю, Терри никогда раньше так долго не жил без Любви, Схваток и Опасности, дававших выход его бьющей через край энергии, и потому очень раздражался. Ни Джефф, ни я не чувствовали себя подавленными. У меня было столько пищи для ума, что заточение меня не тяготило. А что до Джеффа с его благородным сердцем, то общество наставницы доставляло ему такое удовольствие, словно он ухаживал за девушкой — возможно, что и большее.
Что же касается критических замечаний Терри, то они были справедливы. Эти женщины, чье изначальное предназначение к материнству являлось доминирующим во всей их культуре, были на удивление лишены того, что мы называем «женственностью». Это тотчас подтолкнуло меня к убеждению, что столь любимые нами «женские чары» вовсе не женские, а всего лишь зеркально отраженная мужественность, развитая на радость нам, поскольку нас надо радовать, и они никоим образом не являются обязательными для реального достижения их главной цели. Но Терри таких выводов не делал.
— Вот погодите — дайте мне только отсюда выйти! — бормотал он.
Тут мы вдвоем принимались его осаживать.
— Послушай, Терри, дружище! Осторожнее! Они прекрасно к нам относятся, а вот наркоз ты помнишь? Если ты набезобразничаешь в этой стране девственниц, бойся возмездия Дев-Тетушек! Будь мужчиной! Это же не навсегда.
Вернемся, однако, к истории.
Они сразу же начали строить планы будущего для своих детей, вложив в это все силы коллективного разума. Каждая девочка, разумеется, воспитывалась в полном осознании своего высшего долга, и даже в те времена они очень высоко ставили сплачивающую силу материнства, наряду с образованием.
Какие высокие идеалы они ставили во главу угла! Красоту, Здоровье, Силу, Разум и Доброту — ради них они молились и трудились.
Врагов они не имели, они все были сестры и подруги. Они жили на дивной земле, и в умах их вырисовывалось великое будущее.
Их религия изначально очень походила на древнегреческую — многочисленный пантеон богов и богинь. Но они отказались от божеств войны и бедствий и постепенно стали поклоняться одной Богине Матери. Затем, по мере интеллектуального развития, их верования переродились в некий матерналистский пантеизм.
Есть Мать Земля, приносящая плоды. Все, что они едят, суть плоды материнства — от семени, яйца или их производных. Посредством материнства они рождались и материнством существовали. Жизнь для них была лишь долгим циклом материнства.
Однако они очень рано убедились в необходимости улучшения наряду с простым повторением и направили коллективный разум на решение проблемы создания самых совершенных людей. Сначала это была надежда на рождение лучших детей, а затем
