Человек в витрине - Хьелль Даль

Гунарстранна, нахмурив лоб, долго смотрел в пространство.

— И после той встречи вы решили, что он болен?

Адвокат с серьезным видом кивнула.

— Я долго смотрела ему вслед. Он всегда производил впечатление очень гордого человека, а в тот раз вдруг показался старым и больным. И как он радовался… Я никогда не видела его таким, ни до, ни после. Он так спешил показать жене красивый лист… Помню, я еще подумала: ему недолго осталось жить.

— Значит, он показался вам больным?

— Не просто больным, а стоящим на пороге смерти. — Она нахмурилась. — Он выглядел хрупким, болезненным, еле держался на ногах.

Гунарстранна кивнул и спросил:

— А завещание?

— Оно хранится у меня, но, поскольку мой клиент аннулировал его, оно не будет зачитано наследникам.

— Когда его составили?

— Давно, еще до меня. Господин Фольке-Есперсен заходил ко мне прошлым летом, мы с ним уточняли отдельные пункты. Вот и все. Никаких изменений мы не вносили.

— Прошлым летом он еще не казался вам больным?

— Нет, — улыбнулась она. — Просто старым.

— Он назвал причину, по которой аннулировал завещание?

— Нет. — Адвокат покачала головой.

— А сама просьба… не сопровождалась какими-либо комментариями? Например, он не объяснил, почему звонит именно в этот день?

Она снова раздвинула губы в улыбке:

— К сожалению, нет. Так и подумала, что вы зададите такой вопрос… Но нет, он сразу приступил к делу. А я лишь спросила его, не хочет ли он составить новое завещание. Но он ответил: «Нет».

— Ничего не объяснив?

— Совершенно верно.

— А потом? — нетерпеливо спросил Гунарстранна.

— Вы о завещании? — уточнила адвокат и ответила: — Оно очень короткое. В нем нет ничего сверхъестественного… Думаю, вы будете разочарованы.

— Позвольте уж мне самому судить.

Без лишних слов она отодвинула в сторону какие-то бумаги и вскрыла пожелтевший конверт, лежавший на столе.

— Пожалуйста. Читайте. — Она придвинула к нему документ.

Глава 17

ВЕЧЕРНЕЕ НАСТРОЕНИЕ

Ева Бритт приготовила на ужин жареного гольца и долго распространялась о том, каких трудов ей стоило раздобыть хорошую рыбу. Фрёлик старался не обращать внимания на ее язвительные реплики, но полностью избавиться от них не удалось. Его благодушие лишь еще больше распалило ее; она принялась разглагольствовать о его безответственности, о том, что он прячется от жизни и совершенно не думает о других. Его эгоизм выразился в том, что он даже не подумал купить рыбы по пути домой, как она просила. Конечно, она так и знала, что он забудет о рыбе, и поэтому сама поехала за продуктами. На протяжении всей тирады Фрёлик не сводил взгляда с магнитной доски на стене. «Домой», — думал он, задумчиво разглядывая открытку, которую однажды прислал Еве Бритт из Бергена, — ряд винных этикеток с бутылок «Божоле нуво», другие открытки от ее друзей с броскими, но какими-то одинаковыми картинками средиземноморских пляжей. А внизу — несколько афоризмов Пита Хейна[5]. Он понимал: стоит ему открыть рот — он не выдержит и взорвется. Пусть себе Ева Бритт выпустит пар, ведь она ездила по магазинам, готовила ужин и устала. Поэтому Фрёлик ее не перебивал. Он надеялся, что ему удастся без скандала выпить хотя бы первую кружку пива за вечер.

После ужина Франк Фрёлик стал думать об Ингрид Есперсен. Он никак не мог отделаться от мыслей о ней. Почему такая красотка четверть века прожила с мужчиной на четверть века старше себя? Они с Евой Бритт перешли в гостиную и заняли привычные места перед ее новым широкоэкранным телевизором. Фрёлик щелкал пультом, перебирая каналы. Звук он выключил. Оказалось, что смотреть совершенно нечего. Везде либо рекламные ролики, либо сериалы о богатых и знаменитых. По «Евроспорту» показывали матч по боксу между двумя коротышками второго полусреднего веса — противники неуклюже топтались на ринге. Всякий раз, как он нажимал кнопку на пульте, экран начинал мерцать, рассылая по стенам синевато-зеленые полосы. Ева Бритт уютно свернулась калачиком в новеньком белом кресле из «Икеи» и погрузилась в книгу некой Мелиссы Бэнкс; она понятия не имела о том, как Франку скучно.

Франк выключил телевизор и спросил:

— Почему женщины выходят за мужчин старше себя?

Ева Бритт подняла голову и бросила на него рассеянный взгляд.

— Я просто так, из интереса. Почему женщины выходят за мужчин старше себя?

— Я тоже старше тебя, — напомнила Ева Бритт. — На целых восемь месяцев.

— Угу… — буркнул Фрёлик и задумался. Как бы получше выразиться? — Ты помнишь Риту?

Ева Бритт снова оторвалась от книги.

— Какую Риту?

— Она училась в школе на класс старше нас.

— А-а-а… — Ева Бритт рассеянно полистала книгу, взяла печенье с блюда на столе и откусила кусок.

— Она ходила с… Андерсом, таким брюнетом… он был старше ее лет на пять…

— Угу. — Ева Бритт улыбнулась чему-то в книге. — На вечеринках из-за них всегда возникали проблемы. Никто не хотел его приглашать, а Рита вечно приставала ко всем и заставляла приглашать его. Помнишь? — спросила она, жуя печенье.

— Разве ты сама не была влюблена в Андерса?

— Кто, я? — Она удивленно вскинула голову.

— Между вами определенно что-то было. На одной вечеринке…

Ева Бритт отложила книгу. Франк заметил, как порозовели мочки ее ушей.

— С чего ты взял?

— Мне просто любопытно, почему женщины выбирают мужчин постарше.

— Меня старики нисколько не интересуют!

— А я разве сказал, что интересуют?

— Тогда зачем вспоминаешь, что произошло много лет назад?

Франк вздохнул.

— Когда к тебе приходит твоя подруга Труде, вы с ней только и вспоминаете школьные годы, — возразил он. — Учителей, кто в кого был влюблен и как вы валяли дурака в честь окончания школы.

Ева Бритт набрала в грудь воздух, глаза у нее опасно засверкали. Фрёлик понял, что еще одного скандала он не выдержит и пора выгребать к берегу. Он дипломатично улыбнулся:

— Понимаешь, я сегодня допрашивал одну женщину, которая на двадцать пять лет моложе мужа. Она совершенно нормальная с виду — красивая, ухоженная и так далее, а выбрала такого старика. Не понимаю!

— Ты смотришь на дело совершенно не с той точки зрения. Это не женщины выбирают мужчин постарше. Это старики выбирают женщин помоложе!

Фрёлик вздохнул, пытаясь представить себе Ингрид Есперсен, осаждаемую полчищами стариков. Интересно, что еще связывало ее с покойным мужем, кроме любви к красивым вещам? Одинаковые музыкальные пристрастия? Общие друзья? Она любит читать, а он нет. С другой стороны, его сын… Карстен… тоже любит читать…

Ева Бритт снова раскрыла книгу и посмотрела на него гораздо миролюбивее.

— Неужели тут непременно должна быть какая-то тайна? — шелковым голосом спросила она. — А может, речь идет о настоящей любви!

Фрёлик иронически улыбнулся:

— О настоящей любви?

Она многозначительно посмотрела на него поверх обложки:

— Как у нас.

Он решил не поддаваться на провокацию:

— Ну а если у них не настоящая любовь… как у нас… что еще там может быть?

— Он богатый?

— Кажется, да.

— Может, у нее были плохие отношения с отцом… ну, то есть… ее родители в разводе… или ее отец моряк?

— Понятия не имею.

— Деньги, сложные отношения с отцом или и то и другое, — уверенно подытожила Ева Бритт, найдя нужную страницу в книге. — С другой стороны, молодые девушки… — она улыбнулась, — молодые девушки выбирают парней чуть постарше себя, потому что у них меньше прыщей, плечи шире и они поопытнее.

Франк Фрёлик снова включил телевизор.

— Тебе скучно? — спросила Ева Бритт.

Он поднял пульт и нажал кнопку.

— Скучно? Нет…

Глава 18

САЛЬСА

Пластинку заело. Из колонок доносились звуки, похожие на скрип старых «дворников» по сухому лобовому стеклу. Наконец Гунарстранна не выдержал, встал с кресла, подошел к проигрывателю, вручную поднял звукосниматель и сдул пыль, собравшуюся на игле. Снова опустил иглу на пластинку. Старые динамики «Тандберг» еще немного поскрипели, а затем раздались первые ноты Пегги Ли «Любовь за углом». Несколько секунд Гунарстранна задумчиво постоял у окна. Он поднес руку к стеклу и почувствовал, как от окна дует. Чтобы посмотреть, сколько градусов на уличном термометре с выцветшими синими цифрами и делениями, пришлось прижаться к стеклу носом. Минус 23. Он посмотрел вниз. В желтом круге света под фонарем показалась какая-то женщина в пальто. Она выгуливала поджарого сеттера. Пес совсем не радовался, что его вытащили на прогулку в такой мороз. Он нехотя плелся за хозяйкой, опустив голову и поджав хвост. Хозяйка как будто волокла своего любимца на поводке. Инспектор немного понаблюдал за ними, а потом снова сел за стол. Перед ним лежал лист бумаги, на котором он записал цифры и буквы, нацарапанные на груди убитого. Не сводя с надписи взгляда, Гунарстранна положил голову на руки. Немного посидев так, встрепенулся, взял с подноса рядом с пишущей машинкой початую бутылку «Баллантайна» и отвинтил крышку. Налил себе виски на два сантиметра, но выпить не успел, потому что зазвонил телефон.