Закон вечности - Нодар Думбадзе

- Где же теперь она? - спросил отец Иорам, с трудом ворочая пересохшим языком.

- Не знаю... Не исключено, что завтра придет навестить меня...

13

До того, как вынести на бюро райкома вопрос о приеме Бачаны кандидатом в члены партии, его пригласили в райком на собеседование.

Бачана вошел в парткабинет, поклонился сидевшим за длинным столом трем мужчинам и сел в конце стола.

- Товарищ Рамишвили, наша сегодняшняя беседа носит формальный характер. Цель ее одна: партия должна хорошо знать, кого она принимает в свои ряды. Поэтому, если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов. Может, и у вас будут вопросы к нам, - сказал один из мужчин, сидевший за столом справа, перед которым лежало личное дело Бачаны.

- Пожалуйста, пожалуйста, как полагается, - ответил Бачана и почувствовал, как у него учащенно забилось сердце. Эта беседа походила на экзамен, с той, однако, разницей, что экзаменаторы могли задать вопрос по любому предмету.

- Прежде всего познакомимся. Мы - старые большевики. Меня зовут Александр, фамилия моя Иорданишвили, - представился мужчина, начавший беседу. - А это мои друзья: Вано Бандзеладзе и Давид Манагадзе.

- Очень приятно, здравствуйте! - Бачана привстал.

- Садитесь, пожалуйста! - Голос у Иорданишвили был низкий, густой, лицо в оспинках, нос горбатый, глаза карие. - Меня вот что интересует: почему вы до сих пор не вступали в партию?

Бачана ждал этого вопроса, и у него был готов шаблонный ответ: мол, не считал себя достаточно подготовленным для столь высокой миссии, а теперь, когда основательно овладел... и так далее... Но ответил он иначе:

- До сих пор меня не принимали!

- Почему? - спросил Бандзеладзе, мужчина с красноватым лицом, плоским носом и небольшими подвижными глазами. Бачана никак не смог определить их цвет.

- У меня все сказано в заявлении...

Иорданишвили раскрыл личное дело, пробежал глазами заявление Бачаны, но ничего не сказал.

- Родители у меня были репрессированы... - добавил Бачана.

- Сейчас они реабилитированы, - сказал Иорданишвили, взглянув на своих друзей.

- Как же вас приняли в комсомол? - поинтересовался Манагадзе, повернув к Бачане огромную волосатую, словно у кавказской овчарки, голову и взглянув на него очень добрыми, внимательными глазами.

- Я скрыл, что родители мои арестованы...

Его собеседники удивленно переглянулись.

- Да, но... Разве об этом в школе не знали? - спросил Манагадзе.

- Знали. И секретарь комитета комсомола знал.

- И он смолчал?

- Да.

- Почему?

- Он был моим хорошим другом... Это были тяжелые годы войны... Тогда так просто, для показа, в комсомол не вступали... Об этом знал мой друг...

- А кто еще?

- Знали все... Кроме райкома.

- И никто не проговорился?

- Да, никто не проговорился! - ответил за Бачану Иорданишвили и отложил в сторону его личное дело.

- А как вы думаете, приняли бы вас в комсомол, зная, что вы сын репрессированных родителей?

- Нет, не приняли бы!

Наступило молчание.

- Скажите, - начал Бандзеладзе, - было ли и осталось ли у вас чувство обиды за родителей?

Бачана знал, что он должен ответить отрицательно, - дескать, что вы, о какой обиде вы говорите! Но он предпочел сказать правду.

- Было! - И задрожавшей рукой достал из коробки папироску.

- Дайте, пожалуйста, и мне! - протянул руку не менее взволнованный Манагадзе. Бачана передал ему коробку с папиросами и спички.

- А потом как?.. Прошла эта обида или?.. - спросил Бандзеладзе, доставая папироску из коробки.

- Прошла... Но потом, спустя много лет, вновь появилась. - Бачана закурил.

- Когда же это?

- После реабилитации... После реабилитации родителей я вместо радости почувствовал горькую обиду... - Бачана загасил папироску и тут же закурил новую. - Потому что все эти годы мы незаслуженно терпели столько горя, унижения и лишений...

- Где теперь ваши родители? - спросил Иорданишвили.

- Их нет...

- И с каким чувством вы сейчас вступаете в партию? - спросил Бандзеладзе.

Бачана задумался. Бандзеладзе нервно жевал папироску. Молчание затянулось. Наконец Бачана заговорил:

- Я знаю, история полна парадоксов... Людям свойственно ошибаться вольно или невольно... Затем они исправляют свои ошибки - одни раньше, другие позже. Некоторые уходят из жизни, оставаясь искренне уверенными в правильности всего ими содеянного. Их ошибки придется исправлять будущим поколениям... Люди, причинившие мне боль, ответили сполна, их, собственно, уже и нет... Теперь к правлению приходит мое поколение, приходят мои ровесники. И я не имею права на мщение. Наоборот, я обязан стать рядом с ними хотя бы для того, чтобы не допустить повторения подобных ошибок. Тем более что я верю в их дело, считаю его своим собственным делом... И еще одно главное: писатель не вправе быть субъективным! Если писатель потерял чувство объективности, грош цена всему его творчеству!

Бандзеладзе удовлетворенно кивнул головой, Иорданишвили задал новый вопрос:

- Известно ли вам письмо Владимира Ильича Ленина к коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана и Горской республики?

Бачана долго думал, потом ответил:

- Уважаемый Александр, примут ли меня в партию, если окажется, что я не знаком с этим или другими письмами товарища Ленина?

Иорданишвили смешался и промолчал. Тогда Бачана продолжил:

- Вы меня спрашиваете только о том, что известно вам лично, или о том, что обязательно знать?

- О том, что желательно знать, товарищ Рамишвили... Это письмо было адресовано нам и нашим друзьям...

Бачана почувствовал себя очень неловко. Он встал и намеревался что-то сказать, но Иорданишвили опередил его:

- До свидания, товарищ Рамишвили! - и тоже встал.

Бачана вздрогнул. "Все кончено!" - мелькнула у него в груди страшная мысль, и он почувствовал резкую боль в груди. Он сел и схватился рукой за сердце.

- Что с вами? - встревожился Манагадзе.

Бачана, собравшись с силами, встал:

- Ничего, уважаемый Давид, пройдет... Прошло уже! - улыбнулся Бачана.

- Завтра в час дня ваш вопрос будет обсуждаться на бюро. Я думаю, все будет хорошо... А то письмо вы все же перечитайте, если найдете время... посоветовал Иорданишвили.

- Уважаемый Александр, письмо "Товарищам коммунистам Азербайджана, Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики" Ленин написал 14 апреля 1921 года, а 8 мая того же года оно было опубликовано в пятьдесят пятом номере газеты "Правда Грузии"...

- Странный вы человек, Рамишвили! - усмехнулся Иорданишвили. - До свидания!

- До свидания, и большое вам спасибо! - Бачана за руку попрощался со всеми и вышел из парткабинета.

В час дня Бачану пригласили в кабинет первого секретаря райкома. Он вошел, отвесил общий поклон сидевшим за приставным столом членам бюро и посмотрел на длинный ряд стульев вдоль стены кабинета, не зная, на какой из них сесть и полагается ли вообще в таких случаях садиться.

- Присядьте, пожалуйста! - услышал он знакомый голос.

Бачана поднял голову и лишь сейчас увидел молодого секретаря райкома. Тот, прищурив правый глаз, с улыбкой глядел на Бачану, Бачана сел в середине ряда.

- Думаю, объяснения не нужны, - встал секретарь райкома, - Бачану Рамишвили мы все знаем. Сегодня он становится членом нашей большой семьи... Я ознакомлю вас с заявлением, анкетой и рекомендациями...

- Не нужно! - сказал кто-то.

Секретарь отложил личное дело Бачаны и обратился к присутствующим:

- Есть вопросы?

- У меня есть вопрос! - сказал один из членов бюро.

Бачана почувствовал неприятный холодок в груди.

Секретарь с чуть заметным удивлением взглянул на него.

- Пожалуйста!

Наступило недолгое молчание, показавшееся Бачане целым веком.

- Скажите, товарищ Рамишвили, почему вы вступаете в партию?

Все обернулись к Бачане. Он встал, вытер лицо платком и приготовился к ответу, но вдруг передумал. Что он должен сказать людям, решающим сейчас вопрос: быть Бачане Рамишвили членом партии коммунистов или нет? Бачана знал, какой в таких случаях бывает ответ, он полностью разделяет Программу и Устав партии, он готов пожертвовать собой ради дела партии, он хочет стать активным строителем коммунистического общества... Все эти положения он знал наизусть, но высказывать их сейчас показалось ему ненужным, смешным. Ибо для того чтобы сделать это, необязательно быть коммунистом. И кроме того, среди членов бюро он не видел никого, кто мог бы воспрепятствовать ему... И вдруг Бачана сказал:

- Хочу, чтобы в партии было как можно больше честных людей! - и сел.

В кабинете, словно дуновение ветерка, прошелся шепот удивления. Потом воцарилось молчание. Бачана не поднимал головы. Он услышал слова секретаря:

- Товарищи, я с детства знаю Бачану Рамишвили и могу сказать, что он коммунист до мозга костей. Коммунистом я и считаю его, поддерживаю его кандидатуру. Кто за то, чтобы Бачану Акакиевича Рамишвили принять в члены Коммунистической партии Советского Союза, прошу поднять руки.