Степная царица - Джон Робертс

Глава 7

Близнецы чуть ли не ликовали. История Амрама им очень понравилась, и теперь этот щуплый человек ехал на верблюде впереди всех и вел их к удивительному городу. За ним ехали Акила со свитой, Конан, Ки-Де и гирканийцы. Их же, напротив, охватывала смесь возбуждения и тяжелого предчувствия. По крайней мере, они не носились бесцельно по пустыне, но уже сама странность рассказа Амрама настораживала. - Не пойму, чему близнецы так рады? - проворчал карлик Джеба. - Они явно чувствуют облегчение. Хотя они сказали, что знают, где этот город. Зачем им проводник? Короткой рукой он вытер со лба пот. С проводником близнецы решили идти днем. - Может быть, - сказал Конан, - они знали только примерное местоположение, а не точную дорогу. - К тому же, - добавила Акила, - они узнали о Джанагаре лишь из старинных текстов и легенд. Рассказ этого человека подтвердил, что город действительно существует. Как они и предполагали, туда уже давным-давно никто не забирался. Конан похлопал верблюда по шее, и животное недовольно проворчало. - Верблюды ослабевают, им скоро будет нужна вода, но они еще продержаться день или два. Если только в истории этого человека есть хоть доля правды, - спросила Акила. - А если нет? - Тогда, как и он, мы узнаем, сколько можно протянуть на верблюжьей крови. А потом мы наверняка погибнем, поскольку уже столько гонялись за этой мечтой, что вряд ли сможем вернуться назад или пойти дальше, к другому краю пустыни. По словам Амрама, на юге пустыня еще более сурова. Акила с отвращением плюнула. - Никогда не думала, что земля может быть такой пустой и безжизненной, что на нее даже не хочется смотреть. - Да, - отозвался Ки-Де. - Мы ничего не видели, во что можно пострелять, кроме ящериц. Что хорошего в земле, где нет мишеней? Конана беспокоили более серьезные мысли, чем отсутствие дичи. Свежее мясо иметь неплохо, но можно долго жить и без него. Он повернулся к Акиле. - Поедем к тому бархану, - сказал он, указывая рукой на высокую кучу песка в четверти мили слева от них. - Оттуда видно все вокруг. Они въехали на бархан, с вершины которого со всех сторон для обозрения открылся плоский монотонный пейзаж. - Ты не часто просишь, чтобы я сопровождала тебя в разведке. - Я хочу поговоршъ с тобой наедине. - Я так и думала. Что тебя беспокоит? - Вначале Джанагар искали близнецы. Теперь мы знаем об этом Фираги, и мне все это не нравится. - Когда они нанимали нас, то сказали, что и другие ищут этот город и что с их стороны нам может грозить опасность. - Да, но не кажется ли странным то, что люди, идущие за сокровищем, так мало беспокоятся о том, чтобы забрать его с собой? Искать город, полный сокровищ, но ничего не взять с собой, кроме тех верблюдов, на которых едешь сам и везешь воду и корм для обратного пути? Она задумчиво нахмурилась, но возразила: - Но разве они не сказали, что цель их путешествия - удостовериться в существовании города и сокровищ и установить его точное местонахождение? После этого они, конечно, соберут караван из сотен верблюдов и заберут сокровища. - Так говорят они. Но если верить Амраму, Фираги не готовился к обратному пути. Его явно не беспокоило то, что все его люди и все верблюды погибли по дороге к городу. Он не мог надеяться вернуться через пустыню один, однако он даже не обратил внимания на воду, а вошел в город и запер за собой ворота. - Да, но он, скорее всего, сумасшедший, как и близнецы, - ответила Акила, явно раздраженная таким рассуждением. - Ты слишком много беспокоишься, киммериец. Я бы не подумала, что ты будешь ныть при виде опасности. - Я не дурак! - сказал он, разозлившись. - И не хочу, чтобы меня им выставляли! - Тогда как ты сам все это объясняешь, Конан? - поинтересовалась она. Путешествие было бессмысленным и тогда, когда мы брались за него, и во время всего пути я не искала смысла. Я смотрю, тебе не так легко угодить. - Нелегко, - ответил он. - А говоря о том, как я это объясняю, скажу вот что: что бы ни искали эти сумасшедшие в Джанагаре, это не сокровище из камней и драгоценных металлов. Это что-то, для чего не нужно верблюдов, чтобы увезти, и я очень сильно подозреваю, что мы не сможем взять долю того, что они ищут. Акила снова нахмурилась, нервно теребя рукоять меча. - Да, вероятно, ты прав, - выдавила она из себя наконец. - Но что мы теперь можем сделать? - Почти ничего, - признал Конан. - Мы можем лишь идти дальше. Но когда дойдем до этого сказочного города, я ожидаю получить некоторые ответы от наших таинственных близнецов. И если они откроют ворота, я не буду лакать воду в желобе, а войду следом! К его удивлению, Акила рассмеялась: - Врагам тебя не застать с головой, сунутой в воду. Но я никак не пойму, отчего у тебя плохое настроение. Мы взялись за это предприятие для того, чтобы выбраться из Лонха, разве не так? - Да, - мрачно согласился Конан. - И разве мы не выбрались из Лонха? - Она обвела рукой вокруг, указав на бескрайние пески. - Выбрались, - согласился он, не в силах подавить улыбку. - Но сейчас Лонх мне не кажется таким уж плохим... - Он вдруг прервался. - Что там? - Она резко обернулась, желая узнать, что привлекло внимание Конана. Далеко на северо-востоке что-то поблескивало. - Нас преследуют всадники, - сказал он. - Да, там наши следы, - согласилась Акила. - Ты уверен, что это всадники? В этом песке много кристаллов и блестящих камней. - Они блестят иначе. Сталь сверкает ярче. И ты видишь, что вспышки движутся? Воительница пристально всмотрелась: - Да, вижу движение. И там не одна вспышка. Думаешь, что это броня? - Скорее, наконечники копий. Нужно быть стойким воином, чтобы носить броню в такую жару. Но эти к тому же мало беспокоятся о том, что их обнаружат, иначе они бы обернули наконечники тряпками. - Кто это может быть? - подумала вслух Акила. - Не знаю, но я начинаю думать о том человеке, что так интересовался нами в последнем городе. - Ты думаешь, что это он? - Собираюсь узнать это сегодня ночью. В тот вечер, когда они разбили лагерь, Конан сообщил об увиденном близнецам. - Что же, мы знаем, что и другие идут туда же, - философски заявил Монанд. - Я хочу проследить за ними, - сказал Конан. - Когда совсем стемнеет, я вернусь по нашему следу и посмотрю, кто там и сколько их. Если смогу подобраться близко, попытаюсь подслушать, о чем они говорят. - Я пойду с тобой, - сказала Акила. Конан предпочел бы отправиться один, но решил, что сейчас не время спорить с ней. - Ладно. - И мы! - произнесли три женщины одновременно. Глаза их на фоне черных волос сверкали, как у волчиц. - Нет, - ответила Акила раньше, чем Конан сам успел возразить. - Это разведка, а не налет. Хватит и двух пар глаз и ушей. В другой раз нам, возможно, понадобятся кинжалы и веревки, но не сейчас. Женщины недовольно подчинились и тут же принялись очень тщательно готовить свою царицу к ее ночному походу. Они вынули горшочки с краской и сняли с Акилы широкую одежду. И когда она сидела почти голая на коврике, они раскрашивали ее тело так, чтобы оно сливалось с залитой лунным светом пустыней, покрывая свою царицу коричневой краской и рисуя черные линии, пятна и точки. Конан готовился проще. Он тоже разделся и затем вывалялся в песке и пыли так, чтобы его не выдал блеск кожи. После этого он измазал себя сажей, смешанной с жиром, которую они купили, перед тем как войти в пустыню, - ею жители пустыни закрашивают кожу вокруг глаз, чтобы солнце не так слепило. При свете луны обоих их было не отличить от поверхности пустыни. Оружие они обмотали тряпками для того, чтобы шум не выдал их, и одновременно для того, чтобы замаскировать резкие очертания. Луна была почти полной и висела на полпути к зениту, когда Конан и Акила отправились в разведку, передвигаясь легкой трусцой, в темпе, который они смогут выдержать до тех пор, пока приблизятся к своей цели. Они вполне бы могли пройти по следам, оставленными ими раньше, но Конан не хотел, чтобы их преследователи на следующий день увидели следы его и Акилы. Узнав, что за ними наблюдали, преследователи могут встревожиться. Так что Конан и Акила направились по песку в полумиле к востоку от своих следов, надеясь, что преследователи не установили дозор в стороне от их пути. Конан всеми органами чувств пытался уловить малейшее движение. И это ему удавалось. Даже в глубине пустыни есть жизнь. Днем палящие лучи заставляют все живое прятаться, но ночью насекомые, ящерицы и мелкие млекопитающие выходят из укрытия в поисках пропитания. Змеи и другие хищники тоже выходят и охотятся на них. Киммериец заметил ящерицу, бегущую за жуком, и змею, ползущую боком по бархану. Один раз он заметил даже крохотную лису с огромными ушами, которая выискивала мышей. Иногда попадались летучие мыши, и бесшумно пролетали совы. Не прошло и часа, как вдруг впереди разведчики заметили мерцание костра; они остановились, чтобы посовещаться. - У них много вьючных животных, раз они привезли с собой дрова, заметила Акила. - Полагаю, что они просто серьезно подошли к своему предприятию, - сказал Конан, - хотя признаю, что это необычно, когда так глубоко в пустыню берут с собой дрова. Как правило, люди пытаются пройти эту часть пути как можно скорее и обходятся без такой роскоши, как костер. Варить почти нечего, а от ночного холода спасет и теплая одежда. Посмотрим поближе. Конан и Акила снова остановились, когда от преследователей их отделял лишь один бархан. - Дыма не чувствую, - прошептал Конан. - Нет ветра, - ответила ему Акила. - В такую ночь дым должен стелиться. Мы бы его чувствовали. - Говорить нечего. Давай смотреть. Они проползли по-пластунски еще несколько шагов. Затем приподняли головы. То, что они увидели, казалось вполне обычным: два десятка человек, половина из них сидит вокруг костра, четверо стоят на карауле в ста шагах в каждую сторону, остальные занимаются с четырьмя десятками верблюдов, распаковывают запасы или занимаются другими вполне земными делами. Но все же что-то, казалось, было не так, и через некоторое время Конан понял, что это было. - Костер! - прошептал он так тихо, что мышь, бежавшая по бархану в десяти шагах не слышала его. Акила ничего не ответила, но киммериец заметил, что глаза ее расширились, когда она увидела то же, что и он. Пламя мерцало, как у обыкновенного костра, но цвет был другим. Обычные тона красного, желтого и оранжевого присутствовали, но под ними лежал оттенок пурпурного, и не было дыма. Не слышно было потрескивания дров. Пламя поднималось от чего-то, похожего на горку блестящих камней. То, что они давали тепло, было очевидно, поскольку над огнем висел небольшой чайник, какой кочевники используют, чтобы заваривать травяной чай. Рядом с огнем разогревались плоские лепешки. - Что это значит? - спросила Акила. Когда она говорила, на мышь, бежавшую рядом, кинулась сова. Сова летела беззвучно, но мышь, перед тем как ее шейка была сломана клювом птицы, издала пронзительный писк. Люди у костра обернулись, и Конан с Акилой сделались еще более неподвижными. Сова взлетела с добычей в клюве, и сидевшие у костра снова занялись своими делами. - Видишь того, в красных сапогах, ближе всех к костру? - прошептал Конан. - Твой друг из Зардаса? - Да, это он. А тот человек в тюрбане рядом с ним... он, кажется, главный. Акила оглядела того человека, о котором говорил Конан. Одежда его была пурпурной, слишком роскошный цвет для того, кто путешествует по пустыне в компании товарищей такого злодейского вида. - Похоже, - согласилась она. - Надо подобраться поближе, если хотим что-нибудь услышать, - сказал киммериец. - Сделаем петлю на север и подползем с той стороны. - Это будет стоить нам времени, - возразила она. - Можно обползти этот бархан и незаметно подобраться к тому камню. - Можно, - сказал Конан, - но утром они найдут наши следы. Они шли по нашему следу с севера, так что маловероятно, что они пойдут утром назад. Если кто-нибудь и вернется, то наши следы будут так перемешаны с другими, что разберется в них только пиктский охотник. - Да, так будет лучше всего. Если надо быть осторожным, то будем осторожными во всем. Они отползли и пригнувшись, побежали на север, придерживая руками оружие. - Что ты думаешь о том костре? - спросила Акила, когда они свернули на запад. - Колдовство, - ответил он грустным голосом. - Нас преследует колдун. - Это очень полезное в пустыне колдовство, - сказала она. - Огонь без топлива. Если колдун так же может добывать и воду, то у них легкое путешествие. - Хорошего колдовства не бывает, - твердо заявил Конан. - Тебя волнует, что кто-то занимается колдовством, используя странные силы? - спросила Акила, ухмыляясь. - Я не люблю, когда оно используется против меня, но если колдовство действует в мою пользу, оно так же хорошо, как и любое другое преимущество. - Если ты пользуешься колдовством, - уверенно произнес Конан, - плата всегда окажется больше, чем цена преимущества. - Пусть будет по-твоему, - сказала она, пожав плечами, отчего могучие мускулы красиво заиграли в лунном свете. - Мне все равно. Вот мы и пришли. Они видели перед собой множество следов, оставленных их собственными верблюдами и верблюдами преследователей. По этим следам они пошли на юг. Увидев привязанных верблюдов, они остановились. Между постоянно топчущихся ног верблюдов им был виден свет этого странного костра. Примерно половина животных лежали, поджав под себя ноги. - Лучше всего пробраться между верблюдами, - сказал Конан. - Здесь мало других укрытий. - А они не зашумят и не выдадут нас? - Акила по-прежнему чувствовала себя неуютно рядом с этими животными. Среди лошадей она прошла бы спокойно. - Сейчас мы уже и сами пахнем, как верблюды, - успокоил ее киммериец. - К тому же верблюды шумят всю ночь. Если будем осторожны, животные не встревожатся. Караульный на этой стороне расхаживает на сто шагов туда и обратно. Я проберусь тогда, когда он отойдет подальше. После того как он пройдет мимо, присоединяйся ко мне. - А если нас обнаружат? - Их слишком много, чтобы мы смогли их одолеть. Запомни направление и беги в пустыню. Встретимся в нашем лагере. - Ладно, - сказала Акила. - Иди. Осторожно, будто крадущийся в траве кот, киммериец подобрался к часовому. Когда Конан подошел ближе, то увидел, что этот человек родился не в пустыне. Он носил длинные штаны и стеганую куртку, а не халат кочевника и в руках держал арбалет. Оружие в этих краях почти неизвестное. Расхаживая, он бубнил что-то и изредка окидывал взглядом пустыню. Такое поведение часового тоже говорило о том, что он пришел сюда из других краев. Это привычка солдата, стоящего на карауле в крепости. Кочевник меньше ходит и больше слушает. Ночью в пустыне уши намного нужнее глаз. Регулярный маршрут также говорил о неопытности. На стене крепости это не важно, но на ровном месте это просто подарок врагу: желающий пробраться точно знает, когда часовой обращен к нему спиной. Конан подождал, пока караульный окажется в десяти шагах от того места, где он обычно разворачивался, прополз на животе и очутился среди верблюдов. Несколько животных оглянулись, но все с тем же выражением утомленного безразличия. Киммериец замер. Через некоторое время к нему подползла Акила. Сейчас они не стали обмениваться словами, а начали медленно пробираться к костру. Конан нашел верблюда, сидящего напротив огня, прокрался к нему, прижался к боку животного и затем подвинулся так, чтобы выглянуть из-под длинной шеи. Он знал, что где-то рядом Акила делает то же самое. Конан понял, что время, провиденное воительницей по обычаю их племени в одиночестве среди холмов, не прошло даром: она хорошо умела красться в ночи. Киммериец приказал себе на время позабыть о женщине и сосредоточиться на мужчинах перед ним, которые уже поели и теперь просто сидели на коврах, разостланных на песке. Откинувшись на верблюжьи седла, они пили пряный травяной чай. Конан увидел, что примерно половина из этих людей были кочевниками, вероятно нанятыми, поскольку они знали пустыню и умели управлять верблюдами. На кочевниках были отличительные знаки по крайней мере трех различных племен. Остальные, как и караульный, имели вид солдат. Некоторые из них чистили броню или ухаживали за оружием, и киммериец заметил еще три арбалета. Форма у солдат была самая разная, так что Конан решил, что это наемники. Арбалеты - мощное и меткое оружие, но их слишком долго перезаряжать, вдвойне долго делать это верхом. Кочевники предпочитали короткие луки. У остальных были кривые сабли, длинные тонкие копья и небольшие круглые щиты. Пока киммериец смотрел, один наемник, убедившись, что его броня достаточно начищена, завернул ее в ткань и спрятал в мешок у седла. Как Конан и предполагал, в пустыне эти люди не несли на себе брони. Каждая военная деталь была важна. Теперь он принялся наблюдать за Владигом и за человеком в пурпурном тюрбане. Лишь железное самообладание киммерийца позволило ему не вскочить, когда вдруг человек в пурпурном одеянии три раза хлопнул в ладоши. Пламя погасло, и в том месте, где оно было, осталось лишь слабое сияние. Конан увидел, что сияние исходит от чего-то, похожего на горку кристаллов, положенных на плоский камень. - Нам уже не нужно тепло, - произнес человек в тюрбане.- Ни к чему использовать без надобности магическую эссенцию. - Истинные слова, господин Арсаций, - сказал Владиг, но не так подобострастно, как Амрам. Однако даже в этом случае острый слух Конана уловил в голосе этого человека явные нотки подчинения. - Сколько еще? - спросил один из кочевников. - Колдовское искусство хорошо нам послужило, господин Арсаций. Я не знал никого, кто так глубоко проникал в эти Пустые земли, но сейчас наши запасы на исходе. Если мы хотим вернуться, не потеряв ни людей, ни верблюдов, скоро надо поворачивать назад. - Зачем, друг мой Дауда? - мягко проговорил Арсаций. - Не снабжал ли я вас огнем, для которого не нужны дрова? - Он показал рукой на мерцающие кристаллы. - Не находил ли я вам источники, когда даже опытные кочевники считали, что воды нет? - Ты делал все это, мой господин, и мы благодарны тебе, но опасно дразнить богов пустыни. Если они посмотрят в нашу сторону и увидят, что мы нарушили их пределы, они обратят на нас свою страшную месть. - Ты преувеличиваешь свою значимость в кругу бытия, Дауда, - сказал Арсаций, и в его голосе слышалась насмешка. - Боги не замечают деяний простых смертных. Только воистину великие колдуны способны потревожить самые глубокие мысли высших существ. - Учение наших предков говорит иначе, волшебник, - возразил Дауда с чуть меньшим почтением в голосе. - Нас учат уважать законы богов и стараться не гневить их, чтобы не пострадал не только сам человек, но и все племя. - Набожность, достойная похвалы, - произнес Арсаций. - Особенно когда находишь ее у разбойников, воров и висельников! Но Дауду эта клевета не смутила. - Какое нам дело до законов жалких людишек, этих торговцев и горожан? Я говорю о законах богов пустыни, и мне кажется, что мы рискуем их нарушить. - Какая разница, - сказал Владиг, вставив свой голос для того, чтобы разрядить обстановку, которая начала накаляться. - Через день или через два мы придем, куда нам надо, ведь правда, мой господин? Арсаций гневно посмотрел на Дауду, затем сказал: - Да, правда. Не больше двух дней. Владиг повернулся к кочевнику: - Видишь? Всего два дня. У верблюдов горбы еще полны жира, да и нас совсем не мучает жажда. Еще два дня, а там повернем назад. Договорились? Рука Дауды, подобравшаяся уже к рукояти сабли, медленно опустилась. - Два дня еще сможем выжить. Но не больше. - Хватит этого... - Арсаций прервался, когда кристаллы перед ним вдруг замерцали сильнее. Казалось, будто они начали вспыхивать искорками и зашевелились. - Что это? - подумал он вслух. - Что это, мой господин? - спросил Владиг. Колдун принялся тихо бормотать, и кристаллы задвигались быстрее. У Конана зашевелились волосы на голове, когда кристаллы поднялись и образовали фигуру, напоминающую человека, который, пригнувшись, начал пристально глядеть вокруг, пытаясь увидеть что-то, скрытое в темноте. Вдруг он замер и вытянул кристаллическую "руку" в сторону верблюдов. Почти все кочевники затеребили амулеты и забормотали заговоры против зла, однако Дауда посмотрел на верблюдов. - Хазим, - сказал он, - посмотри, нет ли там чего среди верблюдов. - Разведчик? - спросил Владиг. - Тогда верблюды шумели бы сильнее, - ответил Дауда, - но посмотреть надо. Человек, названный Хазимом, вынув саблю, пошел к верблюдам. К нему присоединились еще двое или трое вооруженных людей. Один из них зашагал к тому верблюду, за которым лежал Конан. Киммериец знал, что в темноте люди в первую очередь видят движение, потом форму и цветов вообще не различают. Когда Конан хотел быть неподвижным, рядом с ним можно было скорее камень принять за живое существо. Если надо, он мог не моргая позволить мухе ползать по глазному яблоку. Человек прошел совсем рядом с киммерийцем, не видя ни движения, ни человеческой формы, не обращая внимания на бесформенную массу рядом с верблюдом. Человек оглянулся по сторонам. - Здесь ничего не видно, там что-нибудь есть, Вакир? - Только мой паршивый верблюд. Этот нечистый гомункул просто... а-а-а! Говоривший с криком отскочил. - Демон песка! Я на него наступил! Что-то вырвалось из песка у него под ногами, и Вакир отшатнулся назад, схватившись руками за лицо, по которому он только что получил удар тяжелой рукоятью меча. Остальные люди на мгновение замерли. - Это не демон! - прокричал Арсаций. - Это человек! Взять живым! Владиг бросился туда, где начался шум, и Конан выругался про себя, когда верблюд, за которым он притаился, поднялся на ноги. Теперь все верблюды топтались на ногах и громко ворчали, напуганные неожиданной активностью среди мирной ночи. Конан тоже поднялся на ноги, стараясь стоять так, чтобы верблюды скрывали его от преследователей. Киммериец не хотел вынимать меча, чтобы блеск не выдал его, но он держал рукоять в руке, готовый тут же выхватить оружие. - Вот он! - крикнул кто-то. Конан услышал хруст и возглас. Затем послышался звон стали. Киммериец мог бы легко бежать, но нужно было отвлечь внимание преследователей, чтобы помочь Акиле. Люди вокруг кристаллического костра уже все были на ногах, и почти все из них выхватили оружие. Конан побежал прямо на них, выхватив меч и во все горло крича киммерийский боевой клич. Люди, разинув рты, глядели на призрака, явившегося из глубины ночи. Но они были законченными негодяями, и перед Конаном уже стоял один, подняв щит и нацелив копье. Клинок киммерийца проломил легкий щит, будто он сделан из пергамента, и явно послышался хруст ломающейся руки. Другой человек подскочил справа, и Конан свалил его, нанеся удар изнутри наружу плоской стороной клинка по челюсти. Арсаций стоял и кричал что-то на незнакомом Конану языке. Человек в пурпурном тюрбане не пытался схватить оружие, но руки его были подняты, пальцы согнуты, будто когти, и он как бы царапал ими воздух, в то время как слова его приобретали зловещий ритм. На кончиках пальцев засветились огоньки. Люди бежали от верблюдов сюда, чтобы встретить эту новую опасность. - Это он! - кричал Владиг. - Киммериец! С саблей в руках Владиг бросился вперед. Люди бежали со всех сторон. Решив, что Акила, если она еще жива, воспользовалась общей сумятицей и удрала, Конан подумал: "Пора уходить." Сбив двух человек ударом меча и кулака, он бросился прочь. Через несколько секунд киммериец уже вырвался из круга преследователей. За спиной он услышал звон тетивы арбалета, затем свист стрелы, пролетевшей у него над плечом. Вот чего стоила вся их тщательная подготовка. От лагеря доносились слоги зловещего речитатива Арсация. Конан хотел знать, где же Акила. Сзади некоторое время слышался звук шагов людей, пытавшихся настичь киммерийца. Затем раздался голос, принадлежащий человеку по имени Дауда: - Назад! Он бежит, как антилопа, и вам его не догнать! Часовые! Вы что, спали? - А где другой? - раздался голос, казавшийся тихим из-за большого расстояния. - Тоже сбежал. - Говорю я вам, это демон! - Демоны не дерутся сталью, дурак! - заявил Дауда. - Тот, что бросился на нас, был человеком, с которым я говорил в Зардасе, - сказал Владиг. - Могу поспорить, что с ним была та вооруженная женщина. - Женщина не могла со мной этого сделать, - послышались слова человека, которого, судя по голосу, мучила сильная боль. Конан усмехнулся и пошел шагом. Если им и не удалось ничего другого, то хотя бы они посеяли смущение и панику среди преследователей. Он знал, что Акила вырвалась, но его беспокоило то, что она может быть ранена. Никто из тех людей не утверждал, что ударил ее, но в ночной неразберихе что угодно может произойти. Киммериец отбросил волнение. Нечего беспокоиться о том, что все равно не исправить. Звуки за спиной затихли. Все, кроме одного. Он остановился и прислушался, думая о том, что это может быть. Это был унылый пронзительный вой, не похожий ни на что, слышанное им раньше, и от этого звука у Конана по спине бегали мурашки. Вдруг он понял, что это такое: речитатив колдуна Арсация, достигший поистине сверхъестественной громкости. Киммерийцу вдруг показалось, что лучше всего как можно скорее вернуться в лагерь. Конан засеменил трусцой. Затем побежал. Он понимал, что бежать ночью по незнакомой местности очень неразумно. Даже такой физически развитый человек, как он, может упасть, если под ногу подвернется камень. Можно также попасть ногой в ямку и сломать щиколотку. Можно наступить на ядовитую змею и заплатить за то, что она была побеспокоена. Но самое страшное то, что можно забежать в зыбучие пески, которые могут поглотить даже всадника на верблюде. Несясь с такой скоростью, он может опомниться лишь тогда, когда окажется уже по колено в песке и когда уже не будет возможности выбраться на твердую поверхность. Но сейчас Конан был готов подвергнуться меньшей опасности, чтобы избежать большей. Поскольку он понимал, что колдун задумал что-то страшное, и задумал это против него. Но если колдун не знает, где киммериец, ему будет трудно точно направить свое заклятие. По крайней мере, Конан утешал себя этой мыслью. У него не было выбора. Он не боялся врага, выходившего против него с оружием, но с колдовством все было иначе. Когда он бежал, залитый лунным светом, пейзаж начал тускнеть. Это было странно. Киммериец взглянул на луну, и кровь его похолодела, так как серебристый диск сделался кроваво-красным. И когда он глядел, звезды начали гаснуть, вначале мелкие, затем более яркие. Конан снизил скорость и побежал трусцой, тогда вся пустыня сделалась мутной, и он пошел шагом. Если бежать по пустыне при луне неразумно, то в сплошной темноте делать это просто глупо. Наступала настоящая темнота, сомнений в этом не было. Что это за колдун, у которого есть силы погасить луну и звезды? Ведь такое могут сделать лишь самые великие из богов! Но как только он это подумал, то почувствовал, что на него сыплется что-то мелкое, Конан провел рукой по телу там, где это вещество прилипло к обмазанной жиром коже. Киммериец потер между пальцами жесткий порошок. Это был песок. Теперь он все понял, в некоторой степени: колдун поднял песчаную бурю, но это была буря без ветра. Что это может означать? Он понимал одно: в пустыне песок может нести смерть так же, как и любая другая из множества таящихся в ней опасностей, и не только зыбучие пески. Киммериец продолжал идти в сторону лагеря и на ходу отмотал часть тряпок от меча и повязал себе нос и рот, так как песок уже начал попадать в легкие. Вскоре он уже шел медленно, осторожно переставляя ноги, почти зажмурив глаза, но даже и это не помогало, и ему постоянно приходилось моргать, чтобы очистить глаза от мелкой песчаной пыли. Но что было еще хуже, Конан уже не был уверен, в правильном ли направлении он идет. Он имел почти сверхъестественное чувство направления, более развитое, чем у цивилизованного человека, отточенное многими годами пребывания в диких местностях от ледяных полей Асгарда до душных джунглей, но всему есть пределы. Без света, без ориентиров, без ветра ему не на что было равняться, кроме как на внутреннее чувство, которое тоже уже казалось ненадежным. Хотя киммериец и знал, что колдун не сможет долго поддерживать свою сверхъестественную "песчаную бурю", не в его характере было сидеть и ждать без дела. Ему всегда хотелось бороться и идти вперед, встречаясь с опасностью лицом к лицу. Этим, однако, сегодняшней ночью ничего не добиться. Может даже случиться так, что он сделает круг и снова наткнется на лагерь колдуна. Конан решил остановиться, пока он хотя бы наполовину был уверен в том, что идет в верном направлении. Проверив надежность песка под ногами, киммериец сел, скрестив ноги, лицом туда, куда он собирался идти, когда снова сможет видеть. Другой тряпкой он завязал себе глаза. Если все равно ничего не видно, нет надобности портить глаза. Конан начал медленно дышать, чтобы не набрать в легкие еще больше пыли. Было очень уныло сидеть так, когда песок сыпался на него, и киммериец пожалел, что при нем нет халата с капюшоном, что оказалось бы сейчас очень кстати. Но такой ход событий предвидеть было невозможно, так что он мог лишь ждать, стоически перенося это мучение. Вдруг, когда Конан уже начал думать, что настроил себя на то, чтобы перенести самое худшее, он что-то услышал. Киммериец напряг слух, стараясь расслышать сквозь шорох постоянно падающего песка. Он снова услышал: странный шелест, будто крылья летучих мышей. Но летучие мыши не полетят в песчаную бурю. Затем звук приблизился, и он был громче, чем звук, какой могут издать обычные летучие мыши. Конан осторожно приподнял пальцем повязку на глазах. Ничего не видно. Звук приближался справа. Затем киммериец опять услышал его, но слева. Что бы это ни было, оно было не одно. Медленно, не производя ни звука, Конан вынул меч. Еще более медленно он поднялся, не помогая себе руками, а просто разгибая ноги. Встав, он начал поводить головой из стороны в сторону, пытаясь уловить малейший шум. Вдруг киммериец почуял нечто, от чего сердце его бешено заколотилось. Но не звук, а запах: резкий, сильный, едкий запах мастерской. Те существа, что уничтожили племя кочевников, искали сейчас его. Конан скрипнул зубами и приготовился к смертельному бою. Он слышал звук только двух существ. В песчаной буре они явно тоже не могли видеть, поскольку не бросились на него сразу. Но они определенно на что-то ориентируются, и если не на звук, то, вероятно, на тепло, идущее от тела. Одно из существ издало звук немного ближе. Конан не любил драться в темноте даже с людьми. Может произойти слишком много случайностей. Варвар при помощи инстинктов чувствовал в темноте, где находился враг, но при этом можно пасть жертвой меча, которым неуклюже размахивает и неумелый фехтовальщик. Но сейчас киммериец столкнулся с чем-то, чего он не видит, не видел раньше и чью слабость, если такая имеется, он не знает. Конан не имел представления ни о размерах существа, ни о том, при помощи чего оно дерется - клыками, когтями или цепкими руками. Он лишь знал, что у демонов этих было оружие. Убивали они чудовищно и без содрогания. Однако у киммерийца были преимущества перед племенем кочевников. Его не смущало предубеждение о непобедимости демонов пустыни. Внимание его не отвлекало присутствие женщин и детей. Но прежде всего у него были сила, скорость, боевая сообразительность и киммерийское сердце. Он будет бесстрашно биться до последнего вздоха. Держа меч обеими руками, Конан ждал. Шорох слева усилился. Существо обнаружило человека. Послышался громкий шелест, и киммериец почувствовал давление рассекаемого воздуха. Он быстро развернулся, присев, вкладывая всю силу рук и спины в круговой горизонтальный удар мечом. Меч столкнулся с чем-то, и Конан, тут же отдернув его, отклонился в сторону, сделал кувырок и встал на ноги. Раздался дикий крик, и Конан обрадовался. Им можно причинить вред! Он ранил одно существо, а то, что можно ранить, можно и убить. Снова послышался шум, и киммериец ударил вновь, но на этот раз ни во что не попал. Существо прошло над клинком, но Конан не стал тратить времени на проклятия. Изменив направление движения меча, отчего чуть не вывернул себе кисть, он ударил сверху как раз в тот момент, когда что-то толкнуло его в живот. Падая, Конан почувствовал, что меч его вошел во что-то и что-то вцепилось ему в спину и обожгло сильнее огня. Он уцепился рукой за шкуру, которую, похоже, украшала и шерсть, и чешуя, и потянул на себя, одновременно нанося удар рукоятью туда, где должна быть голова существа. Что-то с хрустом проломилось, и его обрызгала горячая мерзкая жидкость. Он удвоил силу удара, когда почувствовал, что зловонная жидкость жжет кожу сильнее огня. Конан подтянул руку к себе и изо всех сил нанес колющий удар, его длинный клинок прошел сквозь что-то похожее на кость и погрузился во внутренности. Снова раздался жуткий вой, и существо выпустило его. Конан перекувырнулся назад несколько раз, стараясь соскрести со спины жгучую жидкость. К счастью, песок хорошо ее впитывал, и она не приставала к жиру, которым было обмазано его тело. Конан поднялся на ноги и стал ждать, сжимая рукоять меча обеими руками. Он слышал звуки, издаваемые обоими существами, они были разозлены, но они также были и ранены. Крик одного существа вдруг затих и оборвался последним хрипом. Конан мрачно улыбнулся. Одно из них наверняка сдохло. Другое рыскало вокруг, шелестя и завывая, но явно слышалось также, что передвигалось оно неровно, одна из конечностей была повреждена. Через некоторое время воцарилась тишина. Конан стоял неподвижно, почти задыхаясь от кислой вони. Затем он медленно присел и несколько раз погрузил свой меч в песок, очищая клинок от мерзкой жидкости. Затем он снова принялся ждать. Через час Конан заметил сквозь повязку слабый свет. Он снова приподнял пальцем тряпку. Сейчас можно было видеть на несколько шагов вокруг. Свет рассеивался, но киммериец понял, что источник его находится слева, так что он стоит лицом к югу. Через несколько минут песок осел, и Конан снял повязки с глаз, носа и рта. На востоке над барханами вставало солнце, и вокруг не было и следа ни человека, ни животного. Песок толстым слоем засыпал все. Перед тем как отыскивать ориентиры, киммериец порылся в песке, продвигаясь по расширяющейся спирали. Он заметил, что его грудь и плечи усеяны красными пятнами, в середине которых уже появились волдыри. Конан осмотрел ткань, которую использовал в качестве повязок, и обнаружил на ней множество дырочек. Киммериец понял, как легко он мог остаться без зрения. У этих существ кислота в крови или в слюне. Конан нащупал в песке какую-то массу и потыкал в нее мечом. Он заметил, что когда-то блестящая сталь сейчас была вся в черных, коричневых и синих полосах. Киммериец поднес клинок ближе к глазам и увидел, что на нем было множество крошечных каверн. Снова действие кислоты. Хорошо, что он очистил тогда клинок, иначе сталь была бы совсем испорчена. Из песка Конан откопал странные фрагменты. Больше всего они походили на разбитую скорлупу краба. Но эта скорлупа была пузырчатая, и ее покрывала дряблая жесткая кожа. Местами кожа поросла жирными волосами. Конан обнаружил соединение костей, напоминающее руку, и понял, что этим ему и вцепились тогда в спину. На отходящей от когтей длинной кости висела жесткая пленка, похожая на мембрану атрофированного крыла летучей мыши. На единственном пальце ноги был кривой коготь из чего-то белого, полупрозрачного, похожего на алебастр. На вид он казался хрупким, но когда Конан провел им по изъеденному мечу, осталась царапина. Такие когти и оставили царапины на камне в месте засады. Конан еще раз копнул мечом и достал череп твари. - Кром! - прохрипел киммериец. По форме и пропорциям череп напоминал человеческий. Но вместо человеческих челюстей были два вертикальных ряда членистых отростков, как у насекомых. И вместо глубоких глазниц было два небольших углубления, занимавших в два раза больше места, чем глаза человека. Ноздри отсутствовали совсем. Череп с одной стороны был проломлен в том месте, где рукоять меча ударила по хитиновой оболочке. Существо это явно сочетало в себе черты различных животных: летучей мыши, насекомого, даже рептилии. Под обломками хитина Конан обнаружил стеклообразную массу, часть которой пристала к кусочкам кости и скорлупы. Результат действия кислоты на песок? Или это разлагающиеся внутренности существа? Существо разлагалось действительно неестественно быстро. В прошлом Конану приходилось сталкиваться с различными странными созданиями, и он знал, что существа, явившиеся из другого мира, часто не могли поддерживать в этом мире свое структурное единство, когда магическая сила, вызвавшая их, прекращала действие либо когда неземная жизнь покидала тела, оставляя их в чуждом им мире. Киммериец снова вложил меч в ножны и отвернулся от отвратительных останков. Пора было искать своих друзей.