Звезда Ирода Великого.Ирод Великий - Михаил Иманов

— На какую? — прошептал Ирод.

— Сейчас не время говорить об этом, — ответил Антипатр уже окрепшим голосом и обычным своим уверенным тоном. — Наберись терпения, не впадай в тоску, расстанься с юношескими мечтаниями, тебе некогда быть молодым. Смотри, слушай, запоминай, а я буду тебе другом. Больше другом, чем отцом, обещаю тебе. — И Антипатр, распрямившись, крепко обнял сына, — А теперь иди.

После такого разговора с отцом Ирод не мог находиться в доме, сбежал по лестнице, вышел во двор. Вдыхая полной грудью прохладный воздух ночи, он поднял голову и увидел звезды. Ему показалось, что сейчас их значительно больше, чем всегда, и что свет их особенно ярок. Он подумал, что, вернувшись в Массаду, обязательно расспросит о звездах учителя Захария. Может быть, звезды и в самом деле глаза, которыми Бог смотрит на людей, как он слышал от кого-то. Смотрит на людей — каждой звездой на каждого. Яркими — на избранников.

Он поискал глазами самую яркую звезду и, найдя, тут же отвел взгляд. Где-то в глубине его сознания мелькнуло: «А если это моя?»

Ирод потом долго пребывал в уверенности, что его разговор с отцом и то, что после разговора он нашел в ночном небе самую яркую звезду, повлияли на тогдашние обстоятельства. Из дурных, почти безвыходных, обстоятельства вдруг сделались самыми благоприятными.

На следующее утро явился человек от Гиркана, передав просьбу первосвященника немедленно к нему явиться. Когда отец уже был в седле, а Ирод стоял у ворот, взгляды их встретились. Всего лишь на мгновение, но его оказалось достаточно. Ирод понял: прошлой ночью он сумел повернуть ход событий в нужную ему сторону.

Отец уехал и долго не возвращался. Но Ирод не испытывал ни нетерпения, ни беспокойства, знал, что беспокоиться не о чем. Тогда же в ожидании отца он очень просто и ясно осознал, что может то, чего не могут другие. И что для того, чтобы добиться желаемого, ему нет необходимости действовать, но достаточно захотеть. И слова отца в конце ночного разговора о том, что он может подняться очень высоко, теперь звучали в его сознании, наполненные реальным и действенным смыслом.

Отец вернулся в полдень. Слуга не успел взяться за стремя — он спрыгнул сам, легкой, пружинистой походкой направился к дому. Крикнул, увидев Ирода, стоявшего у дверей:

— Мы возвращаемся в Массаду!

Ирод не ответил, глядя на отца странным взглядом. Лицо отца было таким же, каким он помнил его в детстве — молодым, волевым. Даже морщины на лбу и щеках разгладились, оставаясь лишь едва заметными полосками.

— Ирод, что с тобой? Ты не рад? Мы возвращаемся в Массаду.

— Я знаю, — принуждая себя улыбнуться, выговорил Ирод.

Несколько мгновений Антипатр вглядывался в лицо сына так, будто увидел в нем что-то незнакомое, может быть, чужое. Потом помотал головой, словно сбрасывая с себя оцепенение, обнял сына, увлек его в дом.

— Пойдем, я расскажу тебе.

Антипатр рассказал, что Гиркан принял его с неожиданным радушием, заверил, что всегда считал и считает его своим самым преданным, самым мудрым, самым отважным соратником. Еще он добавил с довольной улыбкой, что говорил об Антипатре с Помпеем и что римский полководец желает его видеть. И сразу же повел его к Помпею.

Они проходили по залам и галереям дворца: Гиркан впереди, Антипатр — на полшага сзади. Первосвященник шел уверенно, время от времени отвечал кивком на приветствия встречавшихся римлян. Своим видом и поведением он хотел показать Антипатру, всем остальным, но главное (так полагал Антипатр), самому себе, что он здесь свой, пользуется расположением Помпея Магна и нужен ему более, чем кто-либо.

Перед кабинетом Помпея — они уже прошли приемную — Гиркан обернулся и поманил Антипатра рукой:

— Идем же, идем.

Гиркан был уже в шаге от двери, когда она приоткрылась, сквозь узкий проем в приемную выскользнул секретарь Помпея и, скрывая натянутой улыбкой обычное свое высокомерие, сказал, что, к сожалению, император не может сейчас принять первосвященника, у него посланник от римского сената.

Гиркан вяло ответил секретарю:

— Мы подождем. — А когда тот снова скрылся за дверью, обернулся к Антипатру и проговорил, пряча глаза: — Даже великий полководец не может распоряжаться своим временем.

Они ждали долго. Гиркан сидел, сгорбившись, уперев неподвижный взгляд в пол, выложенный разноцветными плитами. Несколько раз секретарь выходил из кабинета, шел через приемную — туда и обратно — быстро, но не торопясь. Антипатр следил за ним. Секретарь ни разу даже не скосил глаза в сторону Гиркана.

Наконец, когда ожидание стало казаться Антипатру безнадежным, они услышали голос, гулко прозвучавший в пространстве пустой приемной:

— Помпей Магн ждет вас.

По-видимому, секретарь произнес это, едва приоткрыв дверь, потому что когда Антипатр, а за ним и Гиркан подняли головы, то никого не увидели. Переглянулись с недоумением: и тот и другой, наверное, подумали, что это им только почудилось. Первым поднялся Антипатр, шагнул в сторону двери, оглянулся на все еще недоуменно смотревшего на дверь Гиркана и тихо сказал:

— Помпей ждет тебя.

Гиркан встал и торопливо засеменил к двери. От прежней его уверенности не осталось и следа.

Помпей принял их, стоя у окна, спиной к свету. Солнце было ярким, и потому лицо Помпея оказалось в тени — не только выражения, но и черт разобрать было невозможно. Коротким и властным движением руки он прервал высокопарное приветствие первосвященника и, указав на Антипатра, спросил:

— Ты говорил мне о нем? — И, не ожидая ответа, обратился к Антипатру: — Ты, как я слышал, опытный и отважный воин. Еще я слышал, что ты не иудей и ненавидишь царя Аристовула. Это так?

— Да, император, — ответил Антипатр четко и бесстрастно. Он знал, что императором называют Помпея лишь близкие ему люди, но все же осмелился.

— Аристовул, как враг Рима, должен понести наказание, — продолжил Помпей, — а Гиркан, как друг Рима, должен быть возвышен. Если ты докажешь свою преданность Риму и Гиркану, Рим не забудет о тебе. Если ты попытаешься предать или окажешься нерадивым, тебя ждет смерть.

Он замолчал, и Антипатр произнес:

— Я готов, император.

— Ты готов умереть? — спросил Помпей, и в голосе его прозвучала насмешка. — Ты не боишься смерти?

— Я солдат, император, — с прежней бесстрастностью ответил Антипатр. — Смерть всегда сопутствует солдату.

— Но я говорил не о смерти в сражении.

— Смерть всегда смерть, император. А что до предательства, то я не предам.

— Хорошо, — кивнул Помпей, — это ответ настоящего воина. Скажи мне вот что. Я получил известие, что царь Аристовул укрылся в крепости Александрион. Ответь, что ты знаешь об этой крепости?

— Она неприступна. Ее невозможно взять штурмом.

— Неприступна? — переспросил Помпей. — Не думаешь ли ты, что есть крепость, которую я не сумел бы взять?

— Думаю, что нет, император. Но я полагал, ты спрашиваешь меня как военного человека. Александрион расположен на горной вершине, скалы вокруг неприступны, дорога, ведущая туда, узка, там трудно расположить осадные машины. Кроме того, фронт нападения там не шире, чем десять человек в ряд. Осажденным легко будет засыпать твоих солдат камнями и дротиками.

Помолчав, Помпей сказал:

— Через несколько дней я выступлю из Дамаска. Сколько тебе понадобится времени, чтобы собрать свои отряды и привести их к Александриону?

— Семь дней, император.

— Я даю тебе пять. Иди.

Антипатр поклонился и вышел. Поджидая Гиркана, он, все еще находясь в возбуждении от разговора с Помпеем, мерил шагами приемную. Вскоре Гиркан появился. Приблизившись к Антипатру и коротко глянув по сторонам, он прошептал:

— Ты понравился Помпею. Но помни, я говорил ему о тебе только самое хорошее.

Антипатр склонился перед первосвященником ниже и почтительнее, чем только что перед самим Помпеем.

— Я всегда был предан тебе и останусь преданным. Не я располагаю собственною жизнью, но ты.

— Поезжай, — торжественно произнес Гиркан уже не шепотом, а в полный голос. — Я буду молиться за тебя.

Во второй половине того же дня Антипатр и Ирод покинули Дамаск.

Прибыв в Массаду, они узнали, что Фазаель, не теряя времени даром, укрепил крепостные стены и, главное, набрал более трех тысяч новых воинов. Антипатр, не мешкая, повел свое маленькое войско в направлении Александриона. Фазаеля он оставил в Массаде, а Ирода взял с собой начальником конницы. Всадников набралось восемь сотен.

С того времени как они выступили из Массады, Антипатр разговаривал с Иродом не как отец с сыном, а как начальник с подчиненным. Следуя во главе своих конников, Ирод впервые по-настоящему чувствовал, что война не забава, а серьезное и трудное дело, кроме смелости и отваги требующее осторожности, терпения и напряжения всех сил.