Вновь - Никита Владимирович Чирков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прижав ее к себе, Оскар все повторял, как скоро вновь будет хорошо, стоит лишь чуть-чуть подождать. С каждым его словом Настя все лучше складывала пусть и шаткую, но хоть какую-то картинку, и уже через несколько минут первой серьезной мыслью старого мышления стало понимание ценности этих слов для самого Оскара. Потому что, вопреки водовороту безумия, среди криков, злобы, вони и боли она как-то смогла углядеть тот самый момент, когда Оскару пришлось кинуть гранату в толпу молодых ребят. Человек, который всегда был в ее глазах разбалованным наглецом и эгоистом, совершил ужасный поступок — убил нескольких человек, оставив многих инвалидами. И вроде бы в ней пробивается сильная благодарность, только вот сочувствие оказывается куда сильнее. Настя ощущает его страдание и ужас не хуже собственной боли, что рождает вторую мысль: если бы не бесчеловечное решение, то сейчас она была бы мертва, как, скорее всего, и он. Вызванная неизвестным фактором тишина столь же яркая и живая, сколь внутри Оскара и Насти бушует болезненный ураган нежеланных, но необходимых перемен.
Письмо 4
Лабиринт обретает понятную форму. Время разрешает приспособиться к чуждому без преград. Теперь все чуточку проще, можно перестать бояться и видеть четче. В самом большом лабиринте, в глубине, среди уродства и прошлого, был человек. В темноте, один, мужчина скорбел. У него была дочь, была жена — но теперь лишь скорбь. Он один, сам не знает, чего хочет. Тень прошлой жизни, как и я. Мы в этом едины — прошлое мучает так же, как и придает сил на завтра. Замкнутый круг. Но мне открыто больше, чем он знает. Мне открыто то, чего я не хочу помнить и знать. А казалось, что скоро уже конец, осталось лишь дотерпеть, чтобы излечить мир своим исчезновением. Самоотверженно, благородно. Никто не узнает. Только если ты, кто читает. Но ради чего? Мужчина искал хоть что-то, чтобы понять свой лабиринт, понять предназначение координат в этом месте. Состояние столь знакомое, что пугает. Неужели всех ждет такое? Смятение пред тайной, существование которой может быть и вовсе выдумано. Защитный механизм. Как такового предназначения не существует. Строим свою дорогу, порой лишь чтобы идти. Как и я недавно. Что мы можем, если боимся признать заводской брак? Изобретать. Логично. Но что если признать плохую сборку? Одобрить в системе координат чужой код? Неизвестность. Мы все ищем свое место по подобию мечты, лишая уродство права голоса. Уродство? Мы сами придумали это слово и его назначение. Я пишу это в раздумьях — готов ли он? Обобщенная некорректность отчаянных выводов отлично заразила его оголенные контакты. Теперь он со мной. Недавно было открыто искреннее исчезновение ради блага лабиринтов. Теперь, ища инструмент предназначения, возможна лазейка. Сделать все вопреки, жертвуя всеми ради всех. Нарушаю свои же правила. Как и всегда, поддаюсь. Сейчас у нас много работы. Имен пока не будет. Если провал, то хотя бы ты, читатель, узнаешь о попытке. Что еще остается браку? Доказать свое присутствие ради статистики. Жалостливая надежда на иное завтра для потомков. Или же утвердить правило ровни, пресекая нарушение новых стандартов. Пока не понятно, что выберет этот мужчина. Путь еще позволяет маневр. Вопрос с подвохом: если в разрезе времени выбор всегда меняет свой оттенок, то зачем он вообще нужен? Подвох тут в том, что сам вопрос не имеет смысла. Ты же не будешь винить солнце за то, что оно горячее? Каким ему еще быть с вычетом крайностей. Выбор живет так же, как волна в океане или ветер в поле, — без него никак. Бездействие — такое же действие. Иное — лишь придумка. К этому надо быть готовым, читатель. Помни, если все брак — значит, никто не брак. Но если так, то бывает ли что-то верное? Может ли назначенный брак оправдать ожидание в умном вопросе? Все это написано для того, чтобы избавиться от провокатора — судьбы. Да, мама, я все еще ненавижу судьбу. Наличие ее определения — яд, лишающий развития. Я знаю, о чем пишу, тебе, родитель, не понять. Возможно, читаемое тобой — урок всей жизни. Стоит дать судьбе жизни, так путы воли уже никогда не оставят в покое. Думаешь, что ты свободен? Тогда почему боишься свободы воли? Потому что координат нет. Разрез времени лишает значения. Аналог создать не трудно, лишь подождать и обнулить память. Декорации по будильнику, люди по сценарию. Сюжет не важен, его придумали для слабых, чтобы не дать браку больше, чем тот способен воссоздать. Мужчина хочет этого большего — я даю ему это. Плохо ли это? Кому как. Граница решает. Стоит за нее выйти. Попробуй, но прежде запиши, чтобы понимать. Он же выбрал свое. Завидую. Все так просто и понятно. В момент хочется упростить все до дня. Попробуем один эксперимент. Для нас ответ — не скоро, для тебя, если повезет, — уже вот-вот.
22
Никто так и не понял, откуда появились те, кого в скором времени не без причины заклеймили Безликими. Где они были все это время и откуда пришли? Ведь совершенно неожиданно люди заметили их уже в неприличной близости к неизбежному столкновению с нарушителями, провоцируя любопытство больше, чем страх. Важно отметить вполне допустимую некомпетентность воспоминания того самого первого контакта с Железной армией по причине довольно травмирующего психику исхода этого неравного противостояния. У людей Монолита толком и оружия взять неоткуда, большинство даже не знает его устройства, отчего протестующие так и остались с орудием ближнего боя. Да и цель его была скорее общая: защищаться от других, швырять во вторых и пугать третьих, лишь изредка использовать кусок пластика или железа для взламывания тех редких оставшихся в блокировке дверей или же простого в своей бессмысленности вандализма. На Монолите оружием обладали только военные и охрана.
Неподготовленный человек, вопреки изумлению, вряд ли поверит, что это массивное тело в облачении брони способно на успешное передвижение по коридорам блоков. В этом и состояла ключевая ошибка первых задержанных: устрашающее создание создавали именно с учетом размеров блоков, чьи чертежи были загружены в процессор для оптимизации маршрутов. Каждый шаг массивных ног и движение крупного корпуса с большими руками отдавали непоколебимой властью, ведь размеры его закрывали
