Владимир Ост - Сергей Нагаев

– Мне об этом говорить не надо. Я не первый день в недвижимости кручусь. Ну, кстати, я тоже тут посредником получаюсь, и вам тоже не надо говорить с моим клиентом. Сегодня на показе квартиры его дома не будет, но потом он будет, и, короче, на будущее имейте в виду.

– Меня об этом предупреждать тоже не надо. Я уже второй день в недвижимости.

Осташов, не мешкая, отключил компьютер и пошел к выходу. По пути он попросил Катю передать Мухину, что отправляется на просмотр, и, положив на ее стол заполненный бланк, быстро вышел из зала.

В бумаге, положенной им на стол Кати, в графе «Цена от продавца» была проставлена цифра «70».

До трамвайной остановки он шел стремительно, почти бежал. Осташов опасался, как бы Кукин не прибыл на место раньше него и не встретился там с глазу на глаз с Камилем Петровичем. Конечно, Камиль Петрович обещал не обсуждать с покупателем цену квартиры. Но можно ли доверять его словам? Отчасти Владимира успокаивало то обстоятельство, что с Иваном он договорился встретиться у подъезда, а Камиль Петрович ждал их в квартире. Однако мало ли, как может сложиться ситуация. Вдруг Кукин из любопытства один поднимется на третий этаж. А там из двери случайно выглянет Камиль Петрович. Вот и все. После этого посредник им вообще будет не нужен.

Глава 9. Иван

Владимир вышел из метро, миновал прохладный подземный переход и поднялся на солнцепек Солянского проезда. Не обращая внимания на жару, маневрируя по узкому тротуару между разморенными пешеходами, он устремился вперед по Солянке. Осташов неплохо ориентировался в хитросплетениях центральных улочек Москвы и без всяких путеводителей и карт представлял себе, в каком направлении надо двигаться.

Что и говорить, в другое время он превратил бы поход по центру первопрестольной в неспешную прогулку с заглядыванием в каждый дворик и каждую арку, с любованием на затейливое пересечение линий крыш, замысловатое сочетание домов и построек разных эпох. Но сейчас виды старого города Владимира не интересовали, он спешил на просмотр квартиры.

Осташов быстро добрался до первого перекрестка, свернул налево, в Подколокольный переулок, однако затем вместо того, чтобы, никуда не сворачивая, двигаться по его дуге вплоть до Хитровского переулка, он вдруг засомневался в правильности пути и пошел по Малому Ивановскому. Этот маршрут, конечно, тоже был одним из кратчайших, но, когда позади остались Хохловский, Подкопаевский и Большой Трехсвятительский и перед ним открылось Бульварное кольцо, Владимиру стало ясно, что он дал маху. Через десять минут, поплутав еще немного по дворам, сильно запыхавшись, Осташов вышел наконец на то место, где Хитровский переулок кубарем и криво летел куда-то к черту вниз от Малого Трехсвятительского.

Стоя на безлюдном пятачке, образованном этим т-образным перекрестком, Владимир заметил припаркованный у левой обочины Хитровского переулка «Мерседес» салатового цвета. Это была одна из тех старых моделей, чей внешний дизайн так незамысловато воплотился в контурах советской «Волги». «Мерседес» стоял у ближайшего подъезда, и сквозь лобовое стекло было видно, что в салоне автомобиля никого нет. Сердце Владимира стукнуло. «Иван уже здесь, – подумал он. – Шустрый малый. А я-то размечтался, что у меня сегодня все повторяется, как со вчерашней сделкой».

Подойдя торопливыми шагами к истертым ступеням, ведущим к подъезду, Осташов увидел прямо над дверями лепной герб – два скрещенных топора.

Он взялся за дверную ручку, но тут его внимание привлекли два типа, вывернувшихся из арки, мимо которой он только что прошел. Оба были одеты бог знает во что, чуть ли не в рвань, и оба были пьяны; один, правда, лишь малость, второй же, которого первый почти тащил на себе, с трудом переставлял ноги. В зюзю пьяный гражданин в свою очередь вел на поводке безродную рыжую дворнягу. Впрочем, пес был трезв.

Компания, хаотично оглядевшись, направилась в сторону Осташова.

– Сейчас проветримся, – сказал тот, что вел пьяного товарища под руку. – И больше, Толян, сегодня уже ни капли не бухаем. А завтра – только по капелюшке, потому что надо просыхать.

– Я знаю, что ему надо, – отозвался Толян. – Ему природа нужна. Вот ты, Андрюха, ты это понимаешь?

– Кому природа нужна?

– Да ему, – ответил выпивоха и дернул пса за повод. – А здесь кругом асфальт снизу.

Тут он, споткнувшись, выскользнул из дружественных рук и рухнул.

– И сверху, – закончил Толян свою мысль, лежа на тротуаре и косясь на ставшее столь близким асфальтовое покрытие. Пес сел рядом и от души зевнул.

Андрюха по-борцовски ловким, отработанным движением ухватил Толяна и стал поднимать его на ноги.

Осташов отвернулся, открыл дверь и хотел уже войти в подъезд, но вдруг услышал, как сигнализация «Мерседеса» коротко чмокнула, как бы послав кому-то смачный воздушный поцелуй. Это был характерный звук сигнализации, которая отреагировала на команду брелка и разблокировала двери автомобиля. Владимир вновь обернулся и немало удивился, увидев брелок с ключами в руке Андрюхи. Откуда у подобной личности «Мерседес» (пусть и подержанный), было загадкой. Между тем, Андрюха прислонил приятеля к машине, открыл заднюю дверцу и сказал:

– Падай-ка лучше сюда.

Тот и не пошевелился.

– Ты прикинь, Андрюха, – скорбно сказал он, потрогав ссадину на скуле. – Ему же даже дристануть здесь как следует негде.

– Кому?

– Рыжему. Кому ж еще? – сказал Толян и улыбнулся собаке. – Да, мой хороший? Негде тебе присесть по-человечески. Как считаешь, Андрюх?

– Да, в нашем пьяном деле главное вовремя просраться и проспаться, – философски заметил Андрюха. – Толян. Ну что? Ты долго тут стоять будешь? Залезай, поедем на бульвар, подышим часик. И волчара твоя рыжая будет там, как на природе.

Толян наконец свалился на заднее сиденье. Андрюха впихнул внутрь его ноги, загнал в салон пса, закрыл дверцу и с облегчением вздохнул.

«Так, – подумал Осташов. – „Мерседес“ не Ивана. Я, значит, успел на просмотр первым».

– Извините, не подскажете, это по Хитровскому дом номер два? – спросил он у Андрюхи, который собирался уже занять водительское место.

– Нет. Вот все так ошибаются. Тут, куда вы идете, уже четвертый дом начинается. А во второй надо заходить со двора. Иди в арку, и там налево будут подъезды, – сказал Андрюха, махнув рукой в сторону подворотни, из которой он появился со своим приятелем.

Владимир вошел в арку и увидел тесный двор с несколькими деревьями и маленькой детской площадкой. Двор был проходным – другая арка вела из него на Малый Трехсвятительский. Из машин тут стояли лишь старенький желтый «Москвич» да еще серебристый джип «Тоета».

Поднявшись на третий этаж, Осташов остановился у обшарпанной деревянной двери, которая хранила на себе следы неоднократных взломов и последующего врезания новых замков. На месте, где должна была быть кнопка звонка, торчали два провода, обмотанных рассохшейся, покрытой жирной пылью изолентой. Какая публика обитает за такими дверями, известно. Владимир постучал, и через несколько секунд со словами: «На просмотр?», его впустил в квартиру на удивление чисто выбритый человек в отличном темном костюме и галстуке. В руке он держал веник.

Осташов вошел. Просторную прихожую тускло освещала бутылка. То есть освещала, конечно, лампа – обычная, свисающая с высокого потолка электрическая лампа, но поскольку она, наподобие сувенирного кораблика, была заключена в уемистую винную бутылку с неровно отколотым дном, то получалось, что свет исходил именно от бутылки. Владимир повел взглядом направо и налево. Кроме настенной вешалки с отломанными крючками, которые были без затей компенсированы вбитыми рядом толстыми гвоздями, и пустой коробки от телевизора, в холле ничего больше не было.

– Вы бы знали, что тут раньше творилось, – сказал человек в костюме, скуластое лицо которого в этот момент резко выхватил из окружающего полумрака прожекторный пучок света, струящийся вниз из ствола бутылки-абажура. Осташов снова посмотрел на странный абажур, потом на скуластое лицо, а затем заглянул за него – в приоткрытую дверь, ведущую в комнату, и увидел в комнате окно на улицу. Одна из секций окна напоминала фантастическую, квадратно разинутую пасть: из рамы острыми зубами торчали треугольники разбитого стекла.

– Проходите, – посторонился человек в пиджаке и, выставив для рукопожатия запястье, вместо ладони, добавил:

– Камиль Петрович. Извините, руки грязные, убираю тут немножко.

Отрекомендовавшись со своей стороны, Владимир прошел в комнату.

– Да-а-а, – сказал он. – Бывает хуже, но реже.

Рваные, заляпанные обои, колченогая, изодранная мебелишка, раздавленные прямо о паркет окурки, кругом клочки газет и целлофана, пивные крышки, рыбные хвосты и всякая подобная дрянь, по углам – множество пустых бутылок; комната производила удручающее впечатление. Но что Осташов сразу по достоинству оценил, так это чудесный вид из пыльного окна, выходившего в переулок: напротив, через дорогу, росло большое раскидистое дерево, и стояла в строительных лесах небольшая православная церковь, маленький купол которой (со свисающим ржавым крестом) располагался как раз на уровне взгляда. Картина создавала какое-то особенное настроение, вселяла в душу безмятежность и мир.