Полведра студёной крови - Артем Мичурин

В самих Чашкинцах, по словам Бактерии, после того как там развернулся Хряк, больше никто не живет. Разве что невольнонаемные сельчане в двух крайних домах. Остальным Хряк надоел до смерти, буквально. Но несколько семей всё-таки унесли ноги. Нет, конкретных случаев душегубства Бактерия, конечно, не знал, но то у одного чашкинца дом сгорел, то у второго заворот кишок случился. А дёшево отделавшиеся – это те, кто, отдав Хряку в счет долга скотинку, подались от безысходности на заработки в город.

– Вон вишь Матвей рукавом сопли утирает? – Вован ткнул пальцем в сторону крепко сбитого, но изрядно потрепанного жизнью детины. – Имел бычка, двух тёлок, свинок с десяток и курей, гусей там всяких, так всё Хряку отошло. Теперь тут шаромыжит.

– И много таких?

– Ещё двоих знаю.

– А что у этого Хряка семья-то большая? – Я пополнил словарный запас Бактерии ещё чаркой, и речь моего собутыльника полилась в противоположном водке направлении, согревая мои уши ценной инфой.

На ферме и скотобойне всем, конечно, заправлял глава семейства и его второй по очереди на наследство отпрыск. В лавке же успевал старшенький, что не отменяло наездов папаши раз в два дня с новой партией свежего товара и обязательных пиздюлей сынку, чтобы не расслаблялся. Как раз к следующему полудню намечался очередной визит.

Жизнеописание березниковского мясника было бы неполным без рассказа о внутреннем убранстве лавки, и я его выслушал столь же внимательно, несмотря на то, что дрянная водка, поборов несколько соленых грибочков в моем пищеводе, добралась-таки до того места, где у меня уже сложился план дальнейших действий.

То, что Стёпа-Хряк и сам та ещё скотина, я понял многим раньше, но настоящим сюрпризом стала воистину «народная любовь» всех тех, с кем он пересекался по своим делам. Например, ещё один фермер из соседнего Чашкинцам урочища Пашковка, которого звать-величать Мироном Черным, вынужден был продавать свой товар в два раза дешевле и только через магазин Стёпы-Хряка. А всё потому, что пытался он сбывать парное мясцо то с колес, то у знакомого на городском базаре, и вдруг у его коровёнок начался какой-то то ли гемор, то ли тремор. Сам Бактерия – житель городской и в этих делах не разбирался. Вова готов был ещё пару бутылей рассказывать мне о злоключениях Стёпиных соседей и партнеров, но я постучал костяшкой пальца по опустевшей пол-литровой емкости, требуя внимания.

– А что, Мирон этот, серьёзный мужик или так – ссыкло?

– Понял, о чём ты, братан. Деревня деревней. Пообтерся бы в городе – давно угандошил бы этого Хряка.

– А Матвей и те двое, значит, пообтерлись?

– Ебать, – всплеснул Бактерия руками.

– Если сегодня к вечеру организуешь мне тут клуб обиженных Хряком селян с Мироном во главе, пять серебром твои. Понял?

– Как не понять? – Рожа Бактерии расплылась в улыбке. – Миронова телега вон у крыльца стоит. Здесь он, в лавке. Матвей, ты видел, вона дрыхнет. А Фильку и Гришку я подгоню. Тока… – Вован поскреб прыщавый подбородок грязными ногтями, – задатку бы надо на хлопоты, братан.

– Перетопчешься. Мужикам скажи, мол, новый хозяин Чашкинцев побазарить с ними хочет. – Я встал и вышел на улицу, оставив сидеть Бактерию с открытым на всю ивановскую ебалом.

У крыльца действительно стоял тяжеловоз, запряженный в крепкую телегу. Я огляделся по сторонам, соображая, с какого оружейного лабаза мне начать, и обратил внимание на название забегаловки, которое в спешке и не заметил при входе.

«Полная Чаша».

Эта чаша, может быть, и полная, а вот Чашкинцы придется завтра опустошить…

Ормагов в Березниках, как я успел выяснить, было аж три: «Крупный калибр» – по соседству с лавкой Стёпы-Хряка, метрах в ста левее, на противоположной стороне улицы Юбилейная; «Славный выстрел» – в начале той же улицы, ближе к реке, и какой-то унылый «Охотник» – возле пруда. Разумеется, первым делом я направился в ближайший. Тем более что крупные калибры мне всегда импонировали.

– День добрый, – поприветствовал я с порога мрачного хозяина оружейной лавки.

– Да уж, – отозвался тот и поскрёб щетину, на чём весь энтузиазм вкупе с радушием исчерпался.

– Хм, – бегло осмотрел я полупустые стенды, приютившие несколько двустволок, два помповика и три карабина, самым крупнокалиберным из которых оказался «СКС». – А пятидесяток когда завоз будет?

– Смешно. – «Бойкий» продавец, не меняя выражения лица, поковырялся грязным ногтем в зубах и сплюнул. – Ещё что-нибудь?

– Да, есть одно дело, – снял я с вешалки «лифчик» под акашные рожки. – Юбилей у друга скоро. Хочу подарок ему сделать.

– Ну так бери, хорошая вещь, – слегка оживился гений торговли, что, впрочем, не помешало ему в следующую секунду целиком погрузиться в изучение застрявших под ногтем ошмётков, только что выковырянных из зубов.

– Пожалуй, – «заинтересованно» разглядывал я кривые с болтающимися нитками швы. – Только вот боюсь, как бы он – друг-то мой – сам такую не купил. А то ведь неловко получится. И радости от подарка никакой.

– Да за последнюю неделю у меня их две штуки всего забрали.

– А не припомнишь, не было ли среди тех покупателей крепкого мужика моего примерно роста, волосы русые, коротко стриженные, глаза серые, в комке таком пятнистом? – указал я на похожую тряпку. – Не особо разговорчивый, как ты прямо.

– Не видал такого.

– Совсем? Может, он ещё чего покупал?

– Да говорю же – не заходил ко мне твой приятель. Я бы запомнил.

– Ну, что ж… Благодарю за исчерпывающую консультацию, – открыл я дверь на выход.

– А как же «лифчик»?

– А «лифчик» придержи для меня, за деньгами схожу.

Оставив горе-продавца томиться в предвкушении барыша, я направился к «Славному выстрелу». Однако там меня ждало разочарование в виде прибитой к двери таблички с надписью: «Продаётся» и адресом, куда следует нести деньги.

Судя по всему, оружейный бизнес в Березниках переживал не лучшие времена. То ли поставок ждать было неоткуда, то ли народ совсем расслабился, лишённый внешних и внутренних угроз. И действительно – на улицах встречалось подозрительно мало вооружённых горожан. Не считая местной милиции, щеголявшей красными повязками на рукавах и «калашами» за спиной, редко у кого можно было заметить топорщащийся от пекаля карман или хотя бы нож за голенищем. Вопиющая безответственность, как по мне. Никогда не понимал идиотов, полагающих, что посторонний дядька с автоматом защитит их, случись какая хуйня. На мой взгляд, нет более нездорового общества, чем то, в котором вооружено два-три процента населения. Равно как нет общества более здорового, чем то, в котором вооружены все поголовно. Как тут не вспомнить крылатое: «Анархия – мать порядка»? Во-первых, оружие дисциплинирует. Мало кто решится дебоширить, зная, как легко можно схлопотать пулю. Да и просто мелкие ссоры сходят на нет, когда потенциальные скандалисты перед тем, как дать языку волю, прикидывают, а стоит ли дразнить судьбу. Во-вторых, оружие очищает. Всегда найдутся те, кого остановит только пуля. Нет, это не герои, не храбрецы. Это уёбки, которые угрожают чистоте генофонда. Тем более что бабы таких любят. А пуля – этот маленький благословенный комочек свинца – не даёт уёбкам размножаться. Дисциплина и самоочищение! Только так общество может двигаться вперёд. И Березникам, по всему видно, давно пора пустить кровь. Хотя бы в медицинских целях.