Антироссийские исторические мифы - Вардан Багдасарян

В отношении пленных применялись самые разные издевательства. В Вадовицах людей избивали за любую провинность. Побывавший в лагере представитель Лиги Наций датский профессор медицины Т. Мадсен назвал его одним из самых страшных мест, какое ему доводилось видеть. А в лагере Стшалково, по свидетельству очевидца, поручик В. Малиновский (будущий историк и один из редакторов собрания сочинений Ю. Пилсудского) «ходил по лагерю в сопровождении нескольких капралов, имевших в руках жгуты-плетки из проволоки, и кто ему нравился, приказывал ложиться в канаву, и капралы били сколько было приказано; если битый стонал или просил пощады, пор. Малиновский вынимал револьвер и пристреливал»[130]. В лагерях зафиксированы случаи, когда военнопленных по 14 часов не выпускали из бараков, и «люди принуждены были отправлять естественные потребности в котелки, из которых потом приходится есть»[131].

В сочинениях Карпуса и иных польских авторов нет места таким источникам, как рапорт начальника бактериологического отдела Военного санитарного совета подполковника Шимановского от 3 ноября 1920 г. о результатах изучения причин смерти военнопленных в Модлине. В документе сказано: «Пленные находятся в каземате, достаточно сыром; на вопрос о питании отвечали, что получают все полагающееся и не имеют жалоб. Зато врачи госпиталя единодушно заявили, что все пленные производят впечатление чрезвычайно изголодавших, так как прямо из земли выгребают и едят сырой картофель, собирают на помойках и едят всевозможные отходы, как то: кости, капустные листья и т. д.»[132].

Г. Ф. и В. С. Матвеевы правы: необязательно «иметь специальный приказ об умерщвлении военнопленных красноармейцев, который, по утверждению З. Карпуса, якобы только и ищут в польских архивах российские исследователи. Вполне достаточно было того, чтобы люди, которым были доверены судьбы многих десятков тысяч военнопленных красноармейцев, продолжали с ними свою личную войну, без угрызений совести и чувства христианского милосердия обрекая своих беззащитных подопечных на холод, голод, болезни и мучительное умирание»[133].

42. Миф об СССР как изгое мирового цивилизационно-культурного пространства

Существует активная пропагандистская версия, что цивилизованный западный мир с самого начала отверг коммунистическую Россию и изгнал ее из международного сообщества. Выстраивается схема, в которой, с одной стороны, Запад – культура и высокий интеллект, а с другой стороны, Россия – коммунистическое вырождение.

В действительности никакого идейно-культурного неприятия России не было. Западная общественность первоначально пребывала в неподдельном восторге от советского эксперимента. В разное время в рядах компартий состояли такие видные представители мировой интеллектуальной элиты, как М. Андерсен-Нексе, Л. Арагон, А. Барбюс, М. Бенавидес, И. Р. Бехер, Ж. Блок, П. Вайян-Кутюрье (редактор «Юманите»), Я. Гашек, Н. Гильен, Р. Гуттузо (член ЦК Итальянской компартии), Т. Драйзер, А. Камю, П. Ланжевен, П. Неруда, П. Пикассо, Дж. Родари, Ж.-П. Сартр, Г. Фает, Ю. Фучик, Н. Химкет, П. Элюар и др.

Уже в первые десятилетия реализации советского исторического эксперимента коммунистическая идея пользовалась в мире большой популярностью, доходящей до восторженного преклонения перед Советской Россией. Вопреки мнению ряда современных авторов, в Гражданскую войну в интернациональных формированиях Красной армии сражались не только бывшие военнопленные, но и граждане, сознательно отправившиеся в Россию для участия в революционной борьбе. Кроме интернационалистов из стран Четверного союза и самоопределившихся регионов Российской империи на стороне большевиков воевали группы выходцев из Франции, Бельгии, Канады, Италии, Югославии, Румынии, Персии, Китая, Индии, Кореи, Монголии, Вьетнама. При РКП(б) наряду с объединениями, сформированными из бывших пленных, были организованы Французская, Англо-американская, Итальянская, Румынская группы. В связи с празднованием 50-летия Октябрьской революции орденами и медалями СССР были награждены 3409 иностранных граждан – участников Гражданской войны.

Далеко не один Дж. Рид оказался под впечатлением мессианского масштаба задач Октябрьской революции. Стихи И. Бехера «Привет немецкого поэта РСФСР» являлись типичной формой реакции западной интеллектуальной элиты на российские события. Уже в 1920 г. вышла книга Б. Рассела «Теория и практика большевизма». Написанная под влиянием размышлений во время путешествия по Советской России, она содержала как критику, так и рассказ о достоинствах социализма. Выдающийся философ, математик, лауреат Нобелевской премии по литературе рассматривал социализм как необходимую ступеньку прогресса человечества.

Несмотря на критику советского эксперимента, содержащуюся в «России во мгле» (1920 г.), Г. Уэллс считал Октябрьскую революцию «одним из величайших событий в истории», которое «кардинально изменило все мировоззрение человечества». Великий английский фантаст писал: «Именно в России возникает кусок того планового общества, о котором я мечтал»[134]. Уэллс резко осуждал антисоветизм У. Черчилля и стал одним из инициаторов движения «Руки прочь от Советской России!».

По другую сторону Евразийского континента японский новеллист Рюноскэ Акутагава заявлял: «Правота социализма не подлежит дискуссии. Социализм – просто неизбежность»[135]. Свое жизненное кредо он формулировал следующим образом: «Я… по характеру – романтик, по мировоззрению – реалист, по политическим убеждениям – коммунист»[136].

Активный адепт Октябрьской революции И. Дон-Левин, посетив Россию в 1923 г. и собрав сведения о расстрелах и пытках в местах заключения, был одним из немногих, кто изменил свое отношение к советской власти. Он вывез письма 323 заключенных, обратившихся с призывом к ряду видных представителей западной интеллектуальной элиты выступить с отзывом на их публикацию. Показательно, что данное обращение вызвало непонимание и раздражение большинства духовных вождей Запада, представивших следующие ответы. Р. Ролан: «Это позор! Кто-то ломает себе руки, в отчаянии, от омерзения! Я не буду писать предисловия, о котором Вы просите. Оно стало бы оружием в руках одной партии против другой. Я обвиняю не систему, а Человека». Г. Уэллс: «Сожалею, что не могу судить о подлинности Вашего собрания писем; равно я не понимаю, почему Вам так хочется получить от меня комментарий к книге». Э. Синклер: «Я признаю право государства охранять себя от тех, кто действительно совершает насилие против него. Я надеюсь, что правительство рабочей России утвердит уровень гуманности более высокий, чем то капиталистическое государство, в котором я живу». К. Чапек: «Я не позволю себе быть несправедливым ни к жертвам, ни к гонителям. Я отдаю себе отчет в том, что в той или иной степени весь мир участвовал в создании положения, при котором человеческая жизнь, законность и человечность имеют столь малый вес». Б. Шоу ответил в шутливой форме, обвинив Дон-Левина в антисоветизме[137].

Апология коммунистического эксперимента исходила не только из уст сторонних наблюдателей, что было объяснимо искаженным восприятием через призму комфортабельного капиталистического быта, но и от представителей богемы, окунувшихся в советские реалии. К таковым относилась А. Дункан, жившая и работавшая в Советской России в 1921–1924 гг. Находясь в Москве, дистанцировавшаяся прежде от политики танцовщица заявила для французской прессы: «Дорогие товарищи! Вы спрашиваете меня о впечатлениях от путешествия, но все, что я могу вам сказать – это впечатления артиста, потому что в политике я не разбираюсь. Я оставила Европу, где искусство гибнет от коммерции. Я убеждена, что в России свершается величайшее человеческое чудо за последние две тысячи лет. Мы скоро увидим не просто материальный эффект, нет, те, кто будет жить в ближайшие сто лет, убедятся, что человечество благодаря коммунистическому режиму сделало большой шаг вперед. Мученичество, через которое проходит Россия ради будущего, принесет такие же плоды, как и мученичество Христа. Лишь братство всех народов мира, лишь Интернационал могут спасти человечество»[138].

Как А. Дункан считала СССР идеальной страной для развития искусства танца, так и непременный участник московских шахматных турниров Х. Р. Капабланка оценивал перспективы развития в нем шахмат. Экс-чемпион мира выступал как один из адептов советского эксперимента.

Посетивший СССР периода зари сталинизма в 1930 г. великий индийский писатель Р. Тагор обнаружил в нем воплощение своих заветных замыслов общественного устройства. Восприятие советского мессианства элитой Востока отражает привезенное Н. К. Рерихом в Москву послание тибетских лам, оценивавших социалистическую революцию как свет освобождения и прозрения всего человечества. Апокалиптические мотивы ожидания пришествия Майтрейи – грядущего красного Будды перетолковывались в коммунистическом духе.