Гаркуша, малороссийский разбойник - В Нарежный

Атаман, опять осмотрев их внимательно, сказал:

- Хороню! Я согласен! Но не спавши две ночи сряду и проведя полторы сутки в беспрестанных трудах и в движении, я имею нужду в отдыхе. Подождите в моем стане.

Вы будете в обеденную пору исправно накормлены, а там я позову вас и выслушаю!

Сказав сии слова, атаман простился с есаулами и скрылся в шатре своем. Несколько за полдень Сидор и Охрим позваны были к атаману и нашли его лежащего на кожаном тюфяке, на траве разостланном. Всю домашнюю утварь составляли два ружья, три пары пистолетов, две сабли, два большие ножа и с десять деревянных обрубков, служащих на место седалищ. На сделанный ими поклон атаман привстал, сел на тюфяке и сказал ласково:

- Садитесь, паны, и объявите, в чем состоит предложение, которое через вас хочет сделать мне храбрый атаман ваш?

Пан Сидср разгладил чуб, протер глаз и, выставя правую ногу вперед, а правую руку подняв вверх, раздувши ноздри, произнес:

- Знаменитый атаман! Начальник наш атаман Гаркуша желает тебе здравия и долгоденствия! Он наслышался о великих твоих подвигах и надеется, что и его дела не уклонились слуха твоего. Ты имеешь довольное число храбрых витязей под своим начальством, но и его дружина достаточна была - ты сам это неоднократно слышал - к разорению многих богатых хуторов, к наказанию панов их за гордость и бесчеловечие; она достаточна была - согласись, высокоименитый атаман, что ты с своею дружиною отнюдь не отваживался на подобный подвиг, хотя в военном деле упражняешься уже около пяти лет, - на осаду целого селения и на победу над оным! Уединясь на глубокую осень и на зиму в свою пустыню, которую некогда занимал ты со своим братством, мы предались покою после трудов летних, но душа Гаркуши не могла терпеть праздности: с позволения его мы - есаулы - каждый день по нескольку часов должны были проводить в его доме, где беседовали о подвигах, какие намеревались предпринять с наступлением весны.

Наконец солнце стало ярче, дни яснее и продолжительнее. Снега начали таять, и на проталинах запели птички.

С обрубистых краев нашего становища полилась вода в тысяче местах и, сливаясь в малые ручьи, погружалась в озеро. Несколько дней назад поутру Гаркуша велел позвать к себе меня и сего друга Охрима. Когда явились мы, он сказал: "Братья! В прошлогодний поход мы довольно отличились, но могли бы отличиться и более, если бы посильнее были. Хотя я надеюсь, что в этом со временем, наверно, успеть можно, но вы знаете, сколько я нетерпелив, и ждать долго приближения времени к отличию - для меня несносно! Думая о сем день и ночь, я - к услаждению моего сердца - нашел, наконец, средство, по коему можем теперь же силу свою удвоить. Вы все знаете, что в сих сторонах, и всего вернее, что в сем же лесу, обитает многочисленная дружина, предводимая атаманом - девицею Олимпией! Отправьтесь как можно скорее к ней, объясните о моих мыслях и желаниях, предложите ей мою руку и собранные богатства и просите о согласии на соединение обоих храбрых обществ. О! Если только сия мужественная девица склонится на мое предложение, то чего мы с нею не наделаем! Теперь трепещут нас хутора и села, а тогда затрепетали бы целые города с пригородками!" Что скажет мужественный атаман, прекрасная Олимпия, на сие предложение?

Сидор низко поклонился, умолк и багровый глаз свой уставил на лицо Олимпии. Она довольно времени погружена была в задумчивость, потом, тяжело вздохнув, встала и, подошед к послам, произнесла:

- Чудное дело, сколько я ни старалась скрывать пол свой, эта тайна дошла уже до ушей Гаркуши! Не скрою, что предложение вашего атамана действовать соединенными силами - мне нравится; но сделаться его женою это сопряжено со многими затруднениями! Ах! Было время, и время пагубное, когда я испытала тяжкое иго рабства, испытала насилье и бесчеловечие, и потому настоящая свобода для меня прелестна. Впрочем, я уверена, что Гаркуша, если бы когда и увидел меня своей женою, никогда не покусится и подумать, что я раба его. В таком важном случае есть о чем подумать! Прежде, нежели скажу что-нибудь решительное, мне нужно видеться и поговорить с Гаркушей. Если он поклянется устоять и сохранить условия, какие предложу ему, то, может быть, и я упрямиться не стану. Я позвала бы его сюда, но некоторые из дружины много раз уже делали мне подобные предложения, итак, в глазах их производить свадебные переговоры значило бы - по моим мыслям - оскорблять их нежность и разборчивость. Если чему быть, так пусть сбудется то в его стане.

Я весьма хорошо знаю дорогу и сказываю, что если теперь отправиться, то до самой ночи не поспеем на место, а эго было бы неприлично. Итак, переночуйте здесь, и рано поутру пустимся в путь; между тем я сделаю нужные распоряжения насчет моей отлучки. Вы угощены будете по-пански. Прогуливайтесь по стану и даже за оградою, но далеко не заходите, ибо места совершенно вам незнакомые и дело идет к ночи. О предложении вашего атамана настоящей истины никому ни слова. Завтра вы будете призваны в шатер мой! До свиданья!

Глава 9

ВСТРЕЧА НЕВЕСТЫ

Паны есаулы Сидор и Охрим, вышед из ставки атамана Олимпии, встречены были всеми чиновными людьми ее дружины. Все любопытствовали знать, о чем шло дело с атаманом? Посланники были так хитры, что отбояривали всех объявлением о намерении своего атамана, соединя оба ополчения, напасть на город, который к тому способнейшим покажется, для чего и нужно сделать особенное распоряжение, и что их атаман Олимпий отложил дать решение свое до утра на другой день.

Есаулы и отважнейшие из шайки Олимпииной ахнули, услыша о таком ужасном намерении, каковое им до сих пор и в голову не входило. Посланники это приметили, сейчас приняли на себя надменный вид, раздули щеки и ноздри, и все начали ласкаться к ним, как к людям особенного достоинства. Всякий из есаулов наперерыв желал иметь их на ночь в своей палатке; но они, из благодарности к первому из шайки сей знакомцу, Сильвестру, склонились на его усиленную просьбу и шатер его назначили местом своего ночлега.

Едва взошло солнце, Охрим пробудился и, не видя подле себя товарища, почел, что он вышел за какою-нибудь нуждою. Одевшись, он сам вышел из шатра, но, к великому удивлению, нигде не видал Сидора. У кого из шайки о нем ни спрашивал, всякий отвечал, что он лучше других должен о том ведать, проведя ночь в одной ставке. Вскоре нарочный позвал его к атаману, и Охрим пошел с крайним смущением, которого никак не мог рассеять и тогда, когда предстал к нему. Первый вопрос его был:

- Где же собрат твой?

- Ничего не знаю! - отвечал есаул печально. - Даже не знаю, что и думать!

Олимпия, помолчав несколько, сказала с улыбкою:

- Я догадываюсь, где он. Всего вернее, что усердный есаул, не дожидаясь твоего пробуждения, пустился к своему стану, дабы предуведомить атамана о моем прибытии.

Я все приготовила к моему отсутствию дня на три или и более; ибо если предложение Гаркуши и не исполнится, то все-таки мне хочется познакомиться с Гаркушею и погостить у него несколько времени и, буде можно, перенять несколько отважных ухваток! Я из своих никого не беру, да и не нужно. Путь неближний. Подкрепим силы завтраком и пустимся в дорогу.

Когда мы в самом начале сей повести уведомили читателя о наружности и дарованиях Гаркуши, то справедливость требует хотя в нескольких словах показать, какова была его невеста. Кто может представить женщину около двадцати пяти лет, росту несколько выше обыкновенного для ее пола, с большими черными пламенными глазами, сверкавшими из-под густых бровей, с приятным лицом, но выражающим гордость, самовластие и непокорность, женщину с широкими плечами, с возвышенной грудью, с полными крепкими руками - тот несколько представит в воображении своем атамана Олимпию.

Позавтракав по-разбойничьи, то есть наевшись на целый день, они оставили становище. Неудивительно, что Олимпия, поожившая в сих местах около пяти лет, весьма твердо знала дорогу; при всем том, когда прибыли они ко спуску в пустыню, солнце было уже почти на по-ловине дневного течения. Охрим приметил, что грудь у Олимпии начала подниматься выше обыкновенного и загорелые щеки ее побагровели. Они спустились вниз и вступили в долину. Первый предмет, им встретившийся, было зрелище особенного рода. Вся шайка разделена была на пять ватаг, и впереди каждой стоял есаул ее. Сидор начальствовал передовою и, прохаживаясь рядом с атаманом взад и вперед, несмотря, что был об одном глазе, первый приметил прибытие желанной невесты, надвинул шапку набекрень, схватил атамана за руку, оборотил его к идущим и произнес громко: "Она!" - махнул рукою, и в тот же миг передовая ватага дала ружейный залп. Гаркуша, одетый в запорожское кармазинного цвета платье, опоясанный дорогою саблею, сняв шапку, пошел навстречу гостье. Залпы из всех пяти ватаг кончились, и начался беглый огонь из ружей и пистолетов.

Подошед к своей воинственной нимфе, Гаркуша произнес: