Тень стрекозы - Татьяна Полякова

— Чуть больше года. — Женщина стояла посреди комнаты, так и не решившись задать вопрос, с какой стати я интересуюсь ее мужем, и не зная, правильно ли поступила, впустив меня в квартиру.

— Значит, ваша дочка…

— У нее другой отец. Мы развелись давно. А с Геной познакомились у моей подруги, на Восьмое марта. Его кто-то из знакомых привел. Вы сказали, что из газеты, да? — спросила она неуверенно и нахмурилась.

— Да. Я пишу большую статью о работе правоохранительных органов. Об эффективности их работы, так будет точнее. Мы выбрали наугад несколько дел и на их примере хотим…

— Какая уж тут эффективность, — махнула рукой женщина, устраиваясь в кресле. — Садитесь. Может, чаю?

— Не откажусь, — ответила я. Беседа за чаем представлялась мне более доверительной.

Мы перешли в кухню. Хозяйка — ее звали Тамара Ивановна — поставила чайник на плиту и собрала на стол.

— Я так и знала, что никого не найдут, — говорила она горестно. — Когда он с работы не пришел, я ведь сразу стала в милицию звонить. Дождалась утра и позвонила. Потому что мобильный Гены не отвечал, а он еще с базы звонил и сказал, что домой едет. А они мне: не переживайте, гражданочка, найдется. Деньги получил? Ну, загулял. Деньги кончатся — домой вернется. — Тамара вытерла слезы ладонью. — Я все думаю, если бы они сразу искать начали, глядишь, и успели бы, а? Я знаю, знаю… Но все равно, как подумаю об этом…

— Вы считаете, его убили из-за денег?

— А за что еще? Он смирный был. Если выпьет, так сразу спать. Чтобы там скандалы или чего — никогда! К детям хорошо относился. Старшая дочка ревновала, правда, не нравилось ей, что у нас с ней фамилии стали разные. Так он обеих на себя переписать хотел, удочерить то есть, но папаша воспротивился. Алименты платить ума не хватает, а тут что ты — отец! Я уверена, кто-то знал, что Гена в тот день из рейса вернется и деньги получит, вот и поджидал. На базе проследить, кто да что, нетрудно, все ведь на виду.

— Большие деньги он получил?

— Большие. Почти семьдесят тысяч. Подкараулили и… Изрезали всего, изверги. — Тамара Ивановна отвернулась, вытерла глаза, вздохнула.

— И что, никаких подозреваемых?

— Может, и был кто на подозрении. Меня долго расспрашивали, кто да что. О деньгах многие знали, все, кто с ним в рейсе был, бухгалтер… Да вся база, считай, знала. А кто… — Она махнула рукой.

— Тамара Ивановна, а незадолго до гибели мужа не интересовался ли им кто-то из старых друзей, к примеру? Может, приходил кто?

— Такого не помню. Я от него ни о каких старых друзьях не слышала. Он ведь сюда из Воронежа приехал.

— Давно?

— Так года два назад и приехал. Устроился на базу, моя подруга там работала диспетчером. У нее и познакомились.

— К кому он сюда приехал? — спросила я. — У него здесь родственники были?

— Никого у него не было, он ведь приютский. Мать вроде еще жива, но он о ней говорил неохотно, пьяница она. А здесь вроде дружок был, они вместе работали, к нему и подался. Он в Воронеже с женщиной одной жил, у той муж в тюрьме срок отбывал за убийство. Вернулся и начал нервы мотать. А женщина та все никак ни на что решиться не могла, мужа ей вроде жалко было, ребенок у них. В общем, Гене все это надоело, и он уехал.

— А не мог этот самый муж…

— Да он к тому времени, как Гена погиб, уже опять сидел, непутевый. Гена здесь сначала квартиру снимал, хоть она ему и без особой надобности, он же все время в рейсах. А потом, когда мы познакомились, ко мне переехал. Зарабатывал он хорошо, и человек хороший. Только зажили как люди, и вот… Такая уж, видно, судьба.

— Значит, никто его не навещал?

Женщина задумалась.

— Постойте, постойте… А ведь точно, кто-то о нем расспрашивал. Гена мне говорил. Вроде кто-то из дальнобойщиков из Воронежа заезжал. Что-то с машиной у них случилось, вот и заехали на базу, она ведь как раз на объездной дороге, возле старого моста. Интересовались, как он тут. Но Гена тогда в рейсе был и потом все гадал, кто приезжал. Решили, кому надо, тот объявится.

— А никаких фотографий эти его знакомые случайно не показывали?

— Фотографии? Да Гена вообще фотографироваться не любил. На памятник пришлось фотографию из паспорта увеличивать. И паспорт сменил только потому, что после аварии его на фотографии не узнавали.

— Подождите, — насторожилась я. — Какая авария?

— Он в аварию попал, еще в Воронеже, здорово покалечился. Ребра были сломаны, и лицо все разбито.

— После аварии его лицо так изменилось, что пришлось менять фотографию в паспорте? — еще не веря, спросила я.

— Ну да, ему несколько операций делали. Не скажу, что совсем другое лицо стало, но и не очень похож.

— А прежних фотографий у вас не осталось?

— Я же говорю, не любил он фотографироваться.

— Откуда же вы знаете, что не похож?

— Так Гена сказал. А что такое?

— Это может быть важным. Когда произошла та авария?

— Вроде бы за два года до того, как он сюда приехал.

— Какой рост у вашего мужа?

— Метр восемьдесят четыре. Носил пятьдесят четвертый размер. А что?

— Какие-нибудь особые приметы на теле?

— Да нет.., никаких.

Перед уходом от Тамары Ивановны я сумела-таки переснять фотографию Прибыткова, не привлекая внимания женщины.

Теперь мне требовалось кое-что обдумать, а еще лучше — обсудить с Ковалевым. Но, наверное, я чересчур увлеклась своими мыслями, поэтому все, что произошло потом, явилось для меня полной неожиданностью.

Я свернула в узкий переулок с односторонним движением, и тут буквально под колеса моей машины бросился парень. В первое мгновение я даже не поняла, что произошло. Дико заорала и нажала на тормоз. К счастью, скорость была небольшая, машина сразу замерла, а я рискнула приоткрыть глаза. Потом распахнула дверь с намерением взглянуть, что там с парнем, и опасаясь самого худшего, но тут дверь со стороны пассажира распахнулась, и в салон прыгнул недавний потерпевший.

— Сматываемся, — буркнул он.

Я не спеша захлопнула свою дверь и повернулась к парню:

— Цел?

— Как видишь. Давай поскорее отсюда.

— Руки, ноги на месте, претензии есть?

— Нет у меня претензий.

— Тогда выметайся, — сказала я убежденно.

— Слушай, за мной увязались настоящие психи. В наших общих интересах свалить отсюда побыстрее.

— Значит, это от них ты бежал сломя голову? — усмехнулась я, трогаясь с места.

— Ты не могла бы ехать побыстрее? — глядя в заднее стекло, поморщился он.

— Не вижу повода особенно ускоряться. Где твои друзья? Я вообще никого не вижу.

— Главное, чтобы они меня не увидели, — вздохнул он с облегчением, устраиваясь с удобствами. — Пожалуйста, побыстрее. Чем скорее мы свалим отсюда, тем лучше. Если они увидят тачку, найти ее по номеру…

Я свернула на проспект и притормозила.

— Ты что, спятила? — рассердился парень.

— Я — нет. Если у тебя проблемы, разбирайся с ними сам. У меня своих полно.

В первый момент, когда он внезапно возник перед капотом моей машины, парень показался мне очень молодым, я думала, ему лет семнадцать-восемнадцать. Но теперь, имея возможность рассмотреть «потерпевшего» как следует, я поняла, что ошиблась. Он был моим ровесником, а может, и старше. Выше среднего роста, худощавый, в нем чувствовалась сила и одновременно необыкновенная грациозность. Он даже под колеса умудрился попасть весьма элегантно, точно исполнял замысловатый танец. Очень темные блестящие волосы тонкими спиральками падали на плечи; джинсы, толстая рубашка в клетку, больше напоминавшая куртку, и бейсболка придавали ему мальчишеский вид. Его физиономия вполне могла украсить какой-нибудь журнал. Яркие глаза василькового цвета, смуглая кожа и улыбка под стать физиономии очень бы славно смотрелись на глянцевой обложке. Правда, улыбку парня слегка портило отсутствие одного зуба, вверху справа. Парень сунул язык в образовавшуюся щель, вздохнул с видом мученика и произнес:

— Вот уроды.

— Согласна. Будь добр, поторопись, — напомнила я и перегнулась, чтобы открыть дверь с его стороны.

Он плюхнулся на меня сверху и зашептал:

— Тихо, тихо, вот они!

Выждав полминуты, я зашевелилась, а он выпрямился и снова заговорил:

— Ух, вроде пронесло. Давай сматываться отсюда.

— Повторяю специально для тупых и плохо слышащих: выметайся.

— Не можешь же ты…

— Еще как могу! — перебила я.

— В конце концов, ты меня чуть не изувечила и просто обязана помочь.

— С какой стати?

— Из чувства сострадания.

— Никогда о таком не слышала. Ты выйдешь из машины или мне позвать милицию?

— Не верю, что такая девушка может быть жестокой. Отвези меня к вокзалу, это недалеко. И будем считать, что мы в расчете.

— Не пойдет, — покачала я головой. — Я не мать Тереза, сострадания во мне нет и доброты кот наплакал. Твои враги проехали мимо, если поторопишься, то успеешь смыться.