Чужое лицо - Эдуард Тополь

С хмельной непосредственностью компания по-хозяйски распоряжалась в номере – нашли три бокала, кто-то сбегал к дежурной по этажу за дополнительной посудой – и вот уже хлопают пробки шампанского, льется вино в бокалы, поют под гитару две цыганки, смешно наступая на Ставинского, а Людочка Звонарева трещит без остановки:

– Я даже не хочу слушать! Мы закутаем Роберта в меховую доху, и он абсолютно не простудится! Роберт, одевайтесь! Вирджиния, где ваша шуба? Дмитрий, ты можешь поухаживать за Вирджинией, наконец? Подай ей шубу и сапожки!

(«Напор, напор! – наставлял ее двадцать минут назад Незначный. – Вы врываетесь в номер, как шквал, и не даете им ни секунды на размышление. Вытащите их из номера, ублажайте весь вечер, катайте на санях, поите шампанским и кормите икрой, хохмите, и самое главное – растопите лед, подружитесь с ними! Дружба, ничего, кроме дружбы!»)

И Людочка Звонарева с вдохновением исполняла свою роль – под Москвой, в Красной Пахре, их ждали в этот вечер двухэтажная дача, икра, шашлыки, водка и шампанское и даже сани с тройкой лошадей – и все за счет КГБ. Но если Вильямсы не поедут с ними, пьянка не состоится. Потому не только Звонарева старалась, но и вся компания, подобранная лично Незначным за эти три дня…

Но когда красивый сорокалетний грузин, кинорежиссер Дмитрий Ласадзе, подал Вирджинии шубу, она сказала:

– Минуточку!

Затем она открыла шкаф и достала из своего чемодана заветный флакон «Шанели № 5», который купила себе три дня назад в Париже.

– Людочка, – сказала она Звонаревой. – Это вам. Я поздравляю вас с днем рождения и желаю, чтобы вам всегда-всегда было семнадцать лет! Но поехать мы никуда не можем… – И жестом остановила протестующие голоса. – У меня сегодня день траура. Десять лет назад в этот день умерла моя дочь. Ей было тогда семь месяцев… – И в наступившей разом тишине Вирджиния со слезами на глазах прильнула к плечу Ставинского. Потом быстро отерла слезы и повернулась к гостям. – Извините, Людочка, я не хотела портить ваш день рождения, но я вынуждена была это сказать. Поэтому мы с Робертом не празднуем его день рождения… Простите нас…

9

СЕКРЕТНО

РАПОРТ

В связи с Вашим распоряжением принять все меры к вербовке американского туриста Роберта Вильямса докладываю:

На протяжении семи дней пребывания в Москве супруги Роберт и Вирджиния Вильямс ведут сугубо замкнутый образ жизни и практически покидают свой номер лишь на короткое время два или три раза в день для принятия пищи, а все остальное время проводят в постели, как молодожены в период медового месяца. За все семь дней пребывания в Москве они встретились лишь с единственным американцем, корреспондентом газеты «Вашингтон геральд» Джакобом Стивенсоном, который 9 ноября в 13 часов дня провел с ними 12 минут в валютном баре на третьем этаже их гостиницы. Прослушивание их разговора показало, что это свидание носило характер дружеской встречи Роберта Вильямса со своим приятелем из Вашингтона. Ничего подозрительного при этой встрече не было. Стивенсон поздравил Вильямса с женитьбой, советовал им посетить несколько интересных выставок, предлагал прогулку по Москве и приглашал на вечеринку к себе домой и в американское посольство. Но, сославшись на простуду Роберта, Вирджиния отклонила приглашение и информировала Стивенсона об их двухдневной поездке в Ленинград, запланированной «Интуристом» на 13 ноября. Джакоб Стивенсон обещал проводить их при их отъезде в Ленинград и встретить при возвращении.

Все попытки сотрудников нашего американского сектора сблизиться с Вильямсами оказались безрезультатными.

Поскольку до отъезда Вильямсов из СССР остается два дня, которые супруги Вильямс проведут в Ленинграде, прошу санкционировать операцию, для выполнения которой потребуется участие Ленинградского КГБ.

Начальник туристического отдела Второго главного управления КГБ СССР

полковник Орлов П.Т.

Москва, 13 ноября 1981 г.

Генерал Цвигун, шурин Леонида Ильича Брежнева, толстый, шестидесятилетний, с крупной головой и с красными от ежедневного употребления коньяка глазами, медленно прочел рапорт, выслушал план ленинградской операции и посмотрел на Орлова и Незначного:

– Так что? Выходит, они сюда сношаться приехали?

Орлов и Незначный молчали.

– А что вы, собственно, сделали за эти дни? – спросил у Незначного генерал. – Слушали, как они трахаются в номере, и все?

– Никак нет, товарищ генерал! – Незначный подался всем телом вперед и бегло изложил генералу все, что он пробовал предпринять с этими Вильямсами, – про Олю Махову, про несостоявшийся день рождения и про последнюю попытку – вчера под видом водопроводчика в номер к Вильямсам был послан еще один агент – лейтенант Сиротин. Он рассказал им мелодраматическую историю своей любви к американке, которая приезжала сюда прошлым летом изучать русский язык в институте имени Пушкина. Советские власти якобы лишили эту студентку советской визы за три дня до их свадьбы, и она вынуждена была уехать, и письма от нее к нему не доходят, не пропускает советская цензура. А его за связь с иностранкой выгнали из института. Водопроводчик умолял Вильямсов найти в Америке его возлюбленную и передать ей письмо от него.

– Эту студентку, – продолжал Незначный, – я завербовал еще летом. Заядлая коммунистка. Она могла бы сблизиться с Вильямсами в Вашингтоне, просить, чтобы этот врач познакомил ее со своими пациентами-конгрессменами – якобы для спасения ее жениха. Но и это не прошло. Знаете, что сказала эта сука Вирджиния лейтенанту Сиротину? Что они бы с удовольствием ему помогли, но по приезде в Америку будут очень заняты продажей своего дома в Потомаке и переездом в Калифорнию.

– Этот доктор собирается уехать из Вашингтона? – спросил генерал.

– Чушь! – сказал полковник Орлов. – Какой врач бросит свою клиентуру и уедет в Калифорнию, где его никто не знает и где зубных врачей, как собак нерезаных?! Просто типичная американская черствость и трусость. Поначитались литературы о КГБ и всего боятся. Давно пора ликвидировать какого-нибудь Баррона или Конквиста, чтобы и другим неповадно было лить на нас грязь!…

– Ну, это еще вопрос… – усмехнулся генерал. – С одной стороны, вроде бы и грязь, а с другой стороны, эти книги поднимают наш престиж за границей. Но смешно, что легендарный КГБ не может справиться с какими-то молодоженами! – И повернулся к Незначному. – Почему вы считаете, что сломаете их в последний момент перед отлетом?

– Это проверенный метод, товарищ генерал, – ответил Незначный. – Я пользовался не раз. Сначала их пугают тюрьмой, жесткие допросы, а потом я их как бы выручаю. Эти Вильямсы после своих круглосуточных постельных дел так ослабли, что, если прижать их как следует…

– М-да… – произнес Цвигун. – Силовой метод… психологический нажим… Вообще, майор, раньше ты лучше работал, талантливей и продуктивней…

– Так ведь приток был туристов, товарищ генерал, – вступился за своего подчиненного полковник Орлов.

– Не надо, – вяло отмахнулся генерал. – Эту песню я слышал. Ладно. – Он снял трубку с одного из четырех аппаратов, украшавших его большой письменный стол, и набрал короткий номер спецсвязи с Ленинградом. – Соломин, – сказал он в трубку. – Завтра у тебя будет майор Незначный из нашего американского отдела. Он проводит спецоперацию с двумя иностранцами. Окажи полное содействие…

10

Джакоб Стивенсон приехал на вокзал в 11.45 вечера, за десять минут до отхода в Ленинград комфортабельного экспресса «Красная стрела». Рядом на черной «Волге» причалили его постоянные спутники и «телохранители» – кагэбэшники. Пусть! Стивенсон взял с заднего сиденья «вольво» букет цветов для Вирджинии и, перешагнув через сугробы, беззаботной походкой вошел в здание вокзала. По дороге несколько убавил шаг, чтоб его «архангелы», не дай Бог, не потеряли его в толпе. Сейчас ему незачем прятаться от них или скрываться. Наоборот – пусть видят, как он на перроне преподнесет Вирджинии букет нежно-розовых гвоздик, поболтает о том о сем и с тем уедет домой. Все просто, легко, без всякой конспирации.

И тем не менее, Стивенсон волновался. Он чувствовал себя участником какого-то шпионского кинофильма и по журналистской привычке уже облекал все, что видел, в строки своего будущего романа.

«Перрон Ленинградского вокзала Москвы,

– писал он мысленно –

был заполнен иностранными туристами и московско-ленинградской элитой: актеры, актрисы, художники, дипломаты, чиновники высоких рангов в дорогих дубленках и шубах, армейские полковники и генералы в серых каракулевых папахах и вездесущие кагэбэшники. Двое таких гэбэшпиков следовали за мной по пятам, но я спокойно шел вдоль красных вагонов к вагону № 5.