Горько-сладкие шестнадцать - Дж. Каргман

Что? Но тут ко мне подскочил парень с огромным бумажным пакетом, схватил за юбку, выдавил на нее что-то и убежал, громко посмеиваясь. Все присутствующие уставились на платье. Я оглядела юбку: на ней блестело красное пятно. Как будто у меня неожиданно начались месячные (Уитни называла их днями «Крестного отца» – из-за обилия крови в фильме). Такое чудесное платье! Я столько времени его шила. У меня закружила голова. Я посмотрела на Уитни – подруга была смертельно напугана. Послышался смех и возгласы:

– Ужас!

– Боже мой!

Я упала в обморок.

Через несколько секунд, придя в себя, я поняла, что лежу на полу и меня чем-то обмахивает дирижер. Рядом склонились Уитни и Софи. А между ними стоял Джейк.

Бегуны – олимпийские чемпионы – отдыхают. Лани вместе с ними. Я еще никогда не бегала так быстро. Даже не осознав до конца, что со мной произошло, я помчалась в вестибюль. Скорей бы уйти отсюда!

– Лора! Стой!!! – закричал Джейк.

Услышав его голос, я понеслась еще быстрее и через мгновение была уже на улице. Я впрыгнула в такси и захлопнула за собой дверь. Такси тронулось, а я зарыдала.

Родители очень удивились моему раннему приходу, а еще больше удивились красному пятну на юбке и долго меня успокаивали. Потом я пошла в ванную. Краска просочилась на ноги – надо было помыться. Но больше, чем краску, мне хотелось смыть с себя все события последних дней. Смыть ненависть, смыть подлость, смыть детскость. Хочу поскорее повзрослеть, чтобы весь этот кошмар закончился, чтобы остались в прошлом эти мерзкие девицы и прекратилась наконец-то глупая борьба. Но прекратится ли она когда-нибудь? Не хотелось вылезать из пенной ванны – просидела бы в ней всю жизнь, чтобы беды лопались, как мыльные пузыри, а страдания растворялись, как кусок мыла в воде.

Но мою хрупкую мечту разрушил звонок в дверь. Мама что-то сказала в домофон. Так, у нас гости. Не видать мне тишины и покоя. Я надела халат и вышла из ванной. Волосы все еще были влажные, по лицу стекали капли воды и слез. В гостиной стояли Кейтлин и Ава.

Обе плакали. Кейтлин и Ава с начала войны не появлялись вместе в одной комнате. Я посмотрела на них и сквозь слезы пробормотала:

– Что вам надо?

Девочки разразились рыданиями.

– Лора, мне так жаль, что тебе тоже досталось! Ты – единственный разумный человек! – вздрагивая, проговорила Ава.

– Это ужас какой-то! – Кейтлин широко распахнула глаза. – Прости, что я так кошмарно себя вела! Не понимаю, о чем думала. – Она опять заплакала. – Зачем только участвовала в тупых шуточках Софи?

– А я помогала Уитни! Ужасно! – сказала Ава. – Я тебе никогда зла не желала!

Почему-то мне не полегчало. Я кивнула и изобразила благодарную улыбку, но от извинений Кейтлин и Авы ноющая боль в груди не утихла.

И тут в дверь снова позвонили. Я застонала. Прекрасно! Давайте здесь все соберемся! В квартиру влетела покрасневшая и плачущая Уитни. На ней по-прежнему было платье в средневековом стиле. За Уитни мчалась Софи. На лице тоже страдальческое выражение, только платье другое: шелковое, на тонких бретельках, украшенное бисером.

– Лора!!! – завопила Уитни и принялась меня обнимать.

Я стояла не двигаясь.

– Лора, прости нас! – закричала Софи.

Мне было очень больно, разговаривать с ними не хотелось. Мутило от одного их вида: после всех подлостей явились ко мне в дом.

– Лора, выслушай нас! – всхлипнула Уитни.

– Что??? – закричала я так громко, что сама удивилась. – Что вам надо?!!

– Прости меня!!! – зарыдала Уитни. – Я не хотела тебя пачкать...

– Да, ты хотела испачкать меня, ты... – набросилась Софи на Уитни.

– Пошла вон, дрянь! Отстань от моей лучей подруги! – прокричала Уитни в ответ. – Ты тоже виновата! Проваливай!!!

– Прости меня! – Софи зарыдала громче Уитни. – Я не хотела тебя обидеть!

Родители наблюдали за нами из кухни. Да, такую драму они только в опере видели. Представляю картину: стою я, похожая на мокрую крысу, а вокруг столпились четыре рыдающие девочки, все при параде, с потекшей косметикой. Наша прежняя компания. Только сейчас в ней царят гнев, вражда и обида. А обижена в основном я.

Я сделала глубокий вдох:

– Вы обе мне омерзительны! Не пытайтесь меня разжалобить, я знаю ваше истинное лицо.

– Это случайно вышло, – с мольбой пролепетала Софи, но я не обратила на нее внимания.

– Уитни, – я взглянула подруге в глаза, – мы были лучшими подругами десять лет, а тебе хватило десяти минут, чтобы поссориться и наговорить мне такие ужасные вещи. Что тебя касается, Софи, не знаю, что я в тебе нашла. Теперь уходите. Обе.

Софи и Уит стояли на месте и тихо всхлипывали.

– Хорошо, тогда уйду я.

Я ушла в свою комнату, закрыла дверь, рухнула на кровать и заплакала, уткнувшись в подушку.

Говорят, нет худа без добра, но это неправда. Пока что никакого добра в этом году не наблюдалось. Слава богу, начались рождественские каникулы – три недели отдыха! Они мне необходимы! После всех переживаний я заболела и первые несколько дней провела в постели. Иногда в комнату заглядывали мама с папой и сообщали, что звонит Уитни или Софи, но я не брала трубку. Бывшие подруги испугались моей недавней вспышки гнева и прислали на разведку Кейтлин и Аву, но у тех так и не получилось помирить меня с Софи и Уитни. Кейтлин и Ава признались, что сами хотят, чтобы все побыстрее закончилось. Унылое было время, погода тоже не ободряла: белый снег превращался в грязь под ногами, город охватывал холод.

На четвертый день я лежала в постели и без особого энтузиазма пыталась придумать эскиз нового платья – испачканное краской спасти не удалось, и я наделась, что новое платье поможет мне отвлечься. Тут в дверь постучала мама.

– Уитни опять звонила. – Она зашла в комнату и присела на край постели.

– Я не хочу с ней разговаривать.

– Она просила тебе передать, что уезжает сегодня на Барбадос. Или на Багамы? Хм... Забыла. Наверно, все-таки на Багамы. Позвонит, когда вернется.

– Хорошо. Мне все равно. Пусть звонит, я не буду с ней разговаривать.

– Ты права. – Мама убрала прядку волос с моего лица.

– Мам, почему средняя школа – это такой рассадник зла? – спросила я.

Мама сжала руки и посмотрела в потолок. Родители всегда серьезно относятся к вопросам и не дают непродуманных ответов.

– Знаешь, что я думаю? – спросила она наконец. – Наверно, подросткам просто не хватает ласки. Детей постоянно обнимают и целуют родители, взрослых – возлюбленные. А вот подростков... подростки боятся любви. Они не любят, когда их трогают. Не привыкли. А ведь объятие – лучшее болеутоляющее для души.

Хм...

– В этом что-то есть, мам. Мы не обнимаемся с девочками, а если обнимаемся с мальчиками, о нас начинают плохо думать. С родителями обниматься считается непрестижно. Наверно, ты права.

– Можно тебя обнять? – с улыбкой спросила мама.

– Конечно!

Обнимались мы долго. «Тупо!» – сказали бы бывшие подруги, но мне было все равно.

– Не волнуйся за меня. Все хорошо будет.

– Ну что ты! Я за тебя спокойна, – ответила мама, вставая. – Всегда спокойна. Ты не пропадешь, Лора. Для этого мира у тебя есть все необходимые качества. А их не купишь за деньги.

Я люблю своих родителей! Не то что Уитни и Софи. У них в семьях все совсем не так.

Три недели каникул я провела по принципу модных психологических тренингов: «перегруппировывалась», «вновь обретала себя» и «устанавливала связь со своим внутренним миром». Вся эта ерунда на самом деле помогает. Полезно иногда гулять в одиночестве и думать только о себе. Софи просила передать, что она улетела на курорт в Аспен и позвонит, когда вернется. Как будто мне до нее дело есть. Я старалась не думать ни о Софи, ни о Уитни, тем более что бывшие подруги были далеко: катались на лыжах и загорали. Все свободное время проводила на Южном Манхэттене, в фешенебельные районы не совалась – хотела сбежать от всего и всех и забыть про эти дурацкие вечеринки.

Я постоянно думала о новых эскизах и шитье. Уитни попрекнула меня тем, что я одалживаю ее вещи, так вот, больше они мне не нужны. Безусловно, одежда у Уит красивая, надеюсь, когда-нибудь смогу сама купить себе такую же. Но по-моему, если я снова начну шить, то сооружу платья ничуть не хуже дизайнерских.

Три недели я ходила по своим любимым магазинам. Заглянула в «Инкубатор», посмотрела, как работает Джейд. Она показала мне альбомы с рисунками и рекламные объявления, рассказала, что войдет в моду весной. Я сходила в магазины тканей, пуговиц и отделочных материалов. Осмотрела все, что можно. У меня был творческий порыв. Сколько же времени потрачено зря! Эти дурацкие вечеринки, ссоры. Все, в новом году живу своей жизнью. Больше меня ничего не волнует.

И все же кое-что меня беспокоило. Точней, кое-кто: Джейк. Я слишком грубо с ним разговаривала. Но я так устала от его нерешительности! Выбрал бы уж поскорее Софи или Уитни, и все конфликты остались бы в прошлом. Девочки назвали меня слабачкой, но кто тогда Джейк? Просто воплощение нерешительности! Я думала, он выбрал Софи, ведь они целовались. Но почему тогда он так удивился, когда я упомянула ее на автобусной остановке? И вел себя так, как будто все еще был один? В любом случае меня это не касается, поэтому грубить не следовало. Я даже в канун Рождества немного помолилась в церкви, просила, чтобы Джейк не обижался (глупо, знаю!). Странно, что он не позвонил мне после того унизительного эпизода на балу. Наверное, после того, как я ему нагрубила, дружбе и правда пришел конец. Моя совесть была нечиста не только поэтому. Я согрешила, очень сильно, и теперь раскаивалась. Я завидовала. Ужасно завидовала. Позеленела от зависти из-за той игры в бутылочку. Пришлось самой себе признаться: мне нравится Джейк. Очень нравится. До сих пор мне казалось, что Джейк не может влюбиться в меня. Ведь за ним бегают две самые шикарные девушки Тейта. Но тут, проанализировав его поведение, я вдруг подумала: звонит он мне, мы хорошие друзья, а ведь это очень-очень важно! Меня мучило раскаяние. Но в канун Нового года я неожиданно получила подарок.