Подмена - Бренна Йованофф

— Почему же они боятся твою сестру?

— Потому что она внушает страх. — Голова Морриган тяжело легла мне на плечо, она зашептала, прикрывшись ладошкой: — Честно говоря, я сама ее боюсь.

Тут я увидел Джанис, пробиравшуюся к нам сквозь толпу. Она по-прежнему была босиком, но сменила старинные ползунки на платье — или просто натянула его поверх.

Волосы Джанис высоко зачесала кверху, а в руках держала широкий расписной веер. Вид у нее был всклокоченный и заспанный, как будто ее подняли с постели. Я сразу обратил внимание, что бутылочка, которую она несла, была намного больше прежних пузырьков и флакончиков.

— Вот, это тебе для безумных ночей и рукоплещущих толп, — сказала Джанис, протягивая мне бутыль. — Короче, пусть твоя гитара и дальше служит доброму делу. А ты, — грозно шикнула она на Морриган, — брысь от него, дай человеку отдышаться!

Морриган торопливо потрепала меня по щеке. Потом спрыгнула с моих коленей и пошлепала к своему озеру и оставленному там кораблику.

— Поправляйся! — крикнула она мне, обернувшись, и помахала своим прутиком.

Я сколупнул крышечку с бутылки и сделал большой глоток.

Облегчение было настолько явным, что Джанис рассмеялась.

— А вот если бы ты жил с нами, как нормальный уродец, с тобой бы такого не случалось!

К нам подошли Лютер и Карлина. Они держались за руки, прижимаясь друг к другу.

Джанис покачала головой, глядя на них.

— Слушайте, может, попробуете уговорить его? Подумать только, живет наверху, в городе, как местный!

Лютер поднял брови.

— Да я сам не понимаю! Чего там хорошего? Одни сложности, неприятности. Ты такой же ненормальный, как этот чокнутый Кори!

Я оцепенел.

— Келлан Кори? Тот, что из музыкального магазина на Хановер-стрит?

Лютер кивнул.

— Он был странным типом. Думал, что сможет жить наверху, если будет принимать тонизирующие средства и ладить с местными! И чем все закончилось?

Я посмотрел на бутылку. Возразить было нечего: что бы там ни думал Кори, это определенно не довело его до добра.

Чуть поодаль Морриган и розовая крошка побросали свои игрушки и скакали вокруг озера, держась за руки.

Джанис смотрела на них, пока они не устали и не присели.

— Она славная девчушка. Порой, конечно, достает своими капризами, зато никогда не притесняет и не просит больше того, что мы можем дать. Она заботится о нас.

— Почему она посылает нас играть музыку? — спросил я. — Это что, правда, нужно городу?

На мой вопрос ответила Карлина.

— Когда мы играем для жителей, то отдаем им нечто бесценное и прекрасное, а они в ответ дарят нам свое восхищение. Я знаю, сегодня ты сам это почувствовал. Ты почувствовал, кто ты такой — один из нас, живущих здесь, один их тех, кто выходит играть ради восхищения горожан, ради поддержания мира.

Лютер приобнял ее за талию, притянул к себе и поцеловал.

Я отвернулся, мне показалось невежливо подглядывать. Они целовались абсолютно естественно, без тени смущения, просто потому, что любили друг друга. Мне стало совсем не по себе, когда я понял, что в моей жизни любовь, даже к членам моей семьи, всегда была щедро приправлена стыдом и неловкостью.

Почувствовав себя лучше, я встал, пересек зал и уселся на краю озера Морриган, рядом с ее корабликом. Он был раскрашен цветными восковыми мелками, чтобы не промокал, но действие пропитки уже заканчивалось, и дно начало разбухать.

Вечеринка тоже заканчивалась, гости парочками и по трое покидали зал. Оставшиеся в обнимку лежали на полу или прижимали друг дружку к стенам.

Только синелицая девушка отчего-то не принимала участия во всеобщем веселье. Похоже, даже в Доме Хаоса мертвецы не пользовались популярностью на праздниках.

В углу Карлина продолжала обнимать Лютера за шею. Она жадно целовала его, притягивала его губы к себе, и ни костлявое лицо басиста, ни его кривые зазубренные зубы не имели никакого значения — красоты Карлины с лихвой хватало на обоих.

Когда улеглась первая волна вызванной тоником эйфории, я стал думать о Тэйт. Что-то она подумала, когда вернулась на обочину с Росуэллом и увидела, что я сбежал? Но у меня не было выбора. Я должен был или добраться туда, где мне могли помочь, или остаться на траве, пока не отключился бы навсегда. Даже сейчас я помнил невыносимую боль, жуткую тяжесть в груди и страх, что больше не смогу сделать ни вздоха.

Я не хотел слишком много думать о том, как там Тэйт, но не мог выбросить из головы ее взгляд. Ее горе вдруг сделалось для меня почти осязаемым, я не мог забыть о нем.

Встряхнув головой, я посмотрел на воду, пытаясь разглядеть дно. Но поверхность озера была так темна, что я не разглядел ничего, кроме ступенек, высеченных в одной из стен и уходящих куда-то вниз.

— Зачем тут лестница?

Морриган непонимающе посмотрела на меня.

— А зачем вообще бывают лестницы? Чтобы спускаться и подниматься!

— Но зачем спускаться и подниматься в озеро?

Морриган закрутила кораблик прутиком, так что он закачался и завертелся волчком.

— Так ведь здесь не всегда было озеро! В наказание мне моя великая сестрица послала наводнение. С тех пор мы не можем пользоваться нижними помещениями, там живут только неприкаянные мертвецы, не обремененные необходимостью дышать.

— А откуда берется вода? — спросил я, следя за раскачивающимся корабликом.

— Отовсюду! Падает с неба, просачивается из-под земли.

— А ты не боишься, что твоя сестра совсем вас утопит?

— Да нет, рано или поздно она успокоится или ей надоест нас мучить. Может, она уже сожалеет о том, что поддалась раздражению. А пока мы ждем, мы вообще легко приспосабливаемся. — Морриган улыбнулась и взбрыкнула ногами, шлепнув пятками по воде. — Моя сестрица совершает большую ошибку, устраивая нам такие испытания, потому что мы, конечно, привыкли к своему образу жизни, но не настолько, как она думает. Дай нам трупы детей — мы их оживим. Дай нам воду — мы научимся плавать!

— Но воды слишком много. Что вы будете делать, если потоп не прекратится?

— Ах, вот увидишь, моя сестрица непременно подобреет после Дня всех душ! Как только она получит свое возлияние, мы попытаемся уговорить ее немного прикрутить дождик.

— Что такое День всех душ? Я никогда о нем не слышал. Это то же, что Хэллоуин?

Морриган прыснула и постучала меня по голове своим прутиком.

— Дуралей! Хэллоуин — это всего лишь другое название кануна Дня всех святых, когда люди зажигают фонари и сжигают кости домашнего скота, чтобы отогнать нечистую силу. За Хэллоуином наступает День всех святых, это для праведников, которых почитают, прославляют, причисляют к лику святых, а еще у них иногда отрезают пальцы и хранят, как реликвии. А уже после этого наступает День всех душ или День поминовения усопших — то есть, всех оставшихся.

— Всех оставшихся?

Морриган кивнула.

— Тех, кто в земле. В День всех душ моя сестра возобновляет свою власть над городом и освящает принесенную ей жертву. В эту ночь мы все собираемся на церковном дворе, где сжигаем шалфей и руту. А потом, перед самым восходом солнца, свидетельствуем совершенное кровопролитие, и мир снова делается лучше!

Она выпалила все это скороговоркой, как будто прочитала стихотворение или рассказала сказку, а не сообщила о том, что регулярно происходит в нашем тихом стареющем городке.

Я сурово посмотрел на Морриган.

— Значит, ты не видишь в этом ничего плохого? Госпожа ворует детей, чтобы зарезать их на ваших глазах, а тебе и горя мало? Все нормально, да? При этом ты постоянно твердишь, что твоя сестрица настоящая ведьма, и что ее злодеяния переходят всякие границы, но если это так, то почему вы с этим миритесь?

Я смотрел на нее в упор, а она робко прикрыла ладошкой рот, как будто хотела спрятать свои зубы.

— Будь добр, держись подальше от моей сестрицы. Она — суровая и жестокая Госпожа, которая никогда не скупится на наказания. Ребенок уже сейчас в ее доме, но она не тронет его до наступления кровавой ночи жертвоприношения.

— Значит, вы просто будете стоять и смотреть, как твоя сестра убивает ребенка?

Я подумал о злых глазах Тэйт, о той отчаянной настойчивости, с которой она твердила, что умершая девочка не была ее сестрой. Моя мама не захотела даже говорить со мной об этом, но детей, вместо которых появлялись подменыши, куда-то забирали. Они не исчезали бесследно. Но если подмена осуществлялась с определенной целью, значит, Натали была еще жива и сейчас беспомощно ожидала того, кто пустит ей кровь!

Морриган встала и торжественно воздела в воздух прутик, словно меч или скипетр.

— Ты ничем не можешь помочь этому младенцу. Моя сестра — чудовищная злодейка, и ты навредишь только себе самому, если попробуешь встать у нее поперек дороги.