Сталь и пепел. На острие меча - Вадим Львов

Больше недели Харон отсиживался в «берлоге». В заброшенном, недостроенном из-за кризиса доме в районе Нойкельн. Двухэтажная коробка стояла заброшенной уже больше года, и ни у кого не хватало денег и времени с ней что-то делать. В подвале, как и следовало ожидать, имелось население: здесь обосновались две пары хиппи, безобидных людишек овощной породы, куривших глиняные трубки с гашишем «чарас» и слушавших древний ламповый радиоприемник. Парни были бородаты, тощи и волосаты, неумело бренчали на гитарах, девицы тоже худы и неопрятны. Богема, одним словом, отбросы общества потребления. Первоначально Харон хотел просто прирезать всех четверых и ночью закопать в обширном саду за домом, но потом передумал. У хиппи вполне могли быть друзья, которые способны поднять тревогу. Еще Харон понимал, что его искали. Так что дом, где жили хиппари, был хорошим прикрытием. Вряд ли кто подумает, что матерый диверсант будет жить в одном доме с грязными неформалами.

Харон поселился на втором этаже, соорудив себе что-то вроде потайной комнаты. Хиппари не поднимались выше первого, предпочитая сухой и темный подвал. Так что за десять дней в Нойкельне Харон ни разу и не столкнулся с хиппи лицом к лицу. К счастью для последних. Десять дней он провел практически лежа, изредка делая вылазки за продуктами в соседний дом. Там имелся обширный холодильник в подвале и маленькое окно, через которое было удобно залезать. У соседей хранилось много полезного имущества, но Харон не брал ничего. Боялся лишний раз привлечь внимание. Его искали, искали умело и тщательно.

На третий день возле «недостроя» притормозил фургончик газовой компании. Двое, в стандартных рабочих комбинезонах, внимательно изучали каменную коробку напротив, затем один из ряженых подошел к невысокому заборчику и одним движением перепрыгнул через него. Харон отполз в дальний угол своего схрона и вытащил нож с обоюдоострым лезвием. Но ряженый «газовщик» не стал подниматься наверх: ему хватило обнаруженных в подвале хиппи. Через пятнадцать минут фургон газовой службы уехал, но приехал серебристый «Ауди» с тремя мордоворотами внутри. Мордовороты сидели смирно, явно чего-то ожидая. Оживились они только с появлением незаконных поселенцев. Прихватили хиппарей за жабры, сунув им под нос какие-то жетоны. Хиппи стали возмущаться, и в итоге их отпустили, но один из мордоворотов остался. Чего-то ждал, вернувшись в машину, отпустив своих напарников на такси.

«Меня ждешь, бестолочь», — подумал Харон, стараясь не шевелиться лишний раз и подавляя голод и жажду. Наблюдение сняли только через двенадцать часов, когда убедились, что, кроме хиппи, в доме никто не живет.

Одно было плохо — в Берлине, за исключением древних ламповых приемников, никакая связь не работала. По всей Германии, а может, и по всей Европе тоже.

«Наши… Вот это да! А я думаю, почему в Берлине ни связи, ни Интернета… Поди, жахнули ядреную бомбу — связь по всей Европе и отключилась. Наши это могут».

Надо было сваливать. Фронт рядом, можно постараться. Маскарад с переодеванием Харон отмел сразу. Расколют на первом же посту MAD[12]. Это не лохи из берлинской «шупо»! Военная полиция — дядьки суровые, стреляют без промаха.

Мысль о самолете пришла почти сразу. Аэропорт Темпельхоф недалеко, там множество частных аэроклубов, обслуживающих небольшие спортивные самолеты и вертолеты. «Цессны», «Дорнье», FD. То, что нужно. По хипповскому радио под утро сказали, что русские находятся в двухстах километрах от Берлина. Осталось добраться до аэропорта, найти исправный и желательно заправленный самолет и свалить. Если вырубилась электроника, то радаров, ракет и реактивных перехватчиков можно не опасаться. Значит, должен проскочить. Двести километров для любого самолета — это тьфу! Змеей выползая из своего схрона, Харон бесшумно спрыгнул вниз, на кучу песка, сложенную за домом.

Как и следовало ожидать, большинство самолетов оказалось в ангарах. Частная авиация — удовольствие для богатеньких, богатые — люди в основном семейные. В «Цессну-172» нормальная бюргерская семья не влезет. Так что самолеты бросили, отчалив из Берлина на машинах. Берлин вообще здорово обезлюдел за последнюю неделю. Целые кварталы опустели, заметно больше стало полиции, появились военные патрули. Газеты теперь снова стали популярны, печатные издания сообщали крупным штифтом о новом вторжении гуннов и наступлении апокалипсиса. Смешно, но Русь теперь сравнивали с империей Аттилы.

— Короче, ты молодец, Харон. Здорово с самолетом придумал, а что, заправлены были?

— Да нет, Весельчак, я еще бензин из резервуара ручной помпой два часа накачивал.

— А чего ручной?

— Да в Темпельхофе электричества не было. Как и в половине Берлина. Вот так ручной помпой литр за литром и качал. Потом взлетел.

— Слышал, без проблем не обошлось.

— Да так, мелочь. Уже в пяти верстах от линии фронта из «Гепарда» обстреляли, часть левого крыла оторвало. Сел на нейтральной полосе, чуть свои не пристрелили…

Весельчак согласно кивнул круглой головой на короткой массивной шее… Харон заметил, что они едут уже полчаса по осунувшейся из-за войны Москве, причем Весельчак, спрашивая и болтая, постоянно нарезал круги, не отъезжая далеко от района Кунцево.

— Куда едем? — наконец спросил Харон, чувствуя сигналы тревоги в собственном мозгу.

— Увидишь. Недолго осталось.

Наконец «Пилот» повернул в узкий переулок между двумя высотками и остановился перед обычным офисным зданием за симпатичной литой оградой без всякой вывески.

— Пошли, летчик-камикадзе. — Весельчак, несмотря на комплекцию, легко выпрыгнул из машины и двинулся к дверям. Мучимый дурными предчувствиями, Харон вышел на прохладный утренний воздух и пошел следом.

В кабинете с зашторенными окнами его ждал один человек. Увидев его, Харон облегченно вздохнул.

— Здравствуй, сынок.

Навстречу ему поднялся единственный человек, которому Харон доверял на сто процентов, — генерал-майор ГРУ Корженевич, бывший боевик-чистильщик по прозвищу Бульбаш.

— Здравствуй… те, господин генерал-майор, — отчеканил Харон.

— Не пыли, Харон. Давай, что там у тебя…

Харон многозначительно покосился на скромно стоящего у дверей Весельчака. Отношения между спецслужбами Руси напоминали отношения голодных скорпионов, волею судеб запертых в банке. Информацией делиться никто не спешил.

— Все нормально, сынок. Это совместная операция. Я внимательно слушаю… и смотрю.

Запись, доставленная Хароном, попала к Стрельченко часов через пять после того, как «Ан-72» коснулся бетонки в Кубинке. Рабочий день Стрельца уже приближался к восемнадцатичасовому рубежу, поэтому неудивительно, что глава государства поддерживал работоспособность с помощью психостимуляторов и крепкого черного чая с сахаром, который потреблял литрами, несмотря на предупреждения лейб-медиков.