Премьера убийства - Найо Марш

— Гая, что ты такое говоришь? — резко оборвала ее Элен Гамильтон.

— Я говорю о Судьбе. О том, что висело над всеми нами. Я ничуть не была удивлена. Я была уверена, что сегодня вечером что-то случится…

На губах Элен заиграла ироническая усмешка.

— Уж не хочешь ли ты сказать, милочка, что сидела у себя в комнате, тихо плакала и вдруг тебе явилось откровение Господне? И тогда ты подняла к небу свой пальчик и стала прорицать?

— Милая тетя, но… Ох, извините, Элли, но ведь разве все это неудивительно? Ведь ничего не случается просто так, вы согласны? А я чувствовала, в чем дело…

Элен слабо махнула рукой. Гая постояла еще немного и вдруг как подкошенная пала на колени рядом с ней.

— О Боже! — простонала она. — Но ведь мы с вами вместе в этой беде, правда? Ведь он… Он был моим дядей — и вашим мужем…

— Это верно, — согласилась Элен, и уголки ее губ снова саркастически искривились. Она взглянула на Мартину поверх головы Гаи, и щека ее еле заметно задергалась в тике. Гая приложилась лбом к руке Элен, но рука тотчас же убралась…

Повисла долгая пауза. Мартина сидела в уголке и думала, что помочь она ничем не может. И не ее это дело. Она вдруг почувствовала себя совсем чужой здесь. Там, за сценой, гулко переговаривались чьи-то голоса, стучали двери… Гая Гейнсфорд, наконец осознав, что слишком затянула сцену соболезнования, поднялась на ноги и переместилась на кушетку.

Время тянулось в молчании. Элен прикуривала сигареты одну от другой, Гая вздыхала через равные промежутки времени, причем раз от разу все более скорбно. Мартине даже показалось, что Гая испытывает странного рода триумф — просто оттого, что ее предсказания сбылись…

На аллее перед театром послышался звук подъехавшей машины, и несколько человек прошли в служебные помещения через черный ход.

— Это еще что такое? — очнулась Элен Гамильтон. — Кто это? Где Джейко?

— Я пойду поищу, — вызвалась Мартина.

Она нашла Джейко в проходе перед сценой; там же были Перри Персифаль и Дорси. Перри говорил измученно:

— Ну конечно, конечно, я понимаю, что вечеринки никакой не будет, но уж если я не могу быть полезен здесь, почему я не могу пойти домой?

— Тебя все равно вызовет полиция, если ты уйдешь, — заметил Джейко в ответ и тут разглядел в полутьме Мартину. — Что такое, дитя мое? — спросил он. — Почему ты здесь? Печально, конечно, печальный эпилог всей истории, да… Ну да ладно, что случилось-то?

— Кажется, мисс Гамильтон хочет вас видеть.

— Ну ладно, сейчас приду. Ну и вечерок сегодня выдался!..

Он взял ее под руку, и они вернулись в тамбур, где в обществе Гаи страдала Элен Гамильтон.

— Ну что там, Джейко? — спросила примадонна.

Француз молчал.

— Джейко! — взвизгнула Элен, теряя остатки своего шарма. — Да отвечай же, чертова кукла! Что же произошло? Ну! Что с Беном?

Джейко осторожно прикоснулся рукой к лицу Элен, к ее волосам…

— Увы, это все-таки случилось, — наконец сказал он. — Мы все старались как могли, но ему уже невозможно было помочь. Он ушел…

Гая Гейнсфорд посчитала это командой к большому парадному плачу и разрыдалась в полный голос, а мисс Гамильтон только уткнулась головой в плечо Джейко и сказала бесцветным, механическим голосом:

— Джейко, милый, помоги мне хоть что-нибудь почувствовать… У меня внутри нет ничего. Сделай так, чтобы я хотя бы его пожалела.

Лицо Джейко, потное, морщинистое, карикатурное, напоминало застывшее изваяние с острова Пасхи…

Глава 7

Несчастье

Клем Смит позвонил в полицию, как только доктор Резерфорд с видом знатока заявил, что Беннингтона уже невозможно реанимировать. Через пять минут в дверь служебного входа театра постучали. Прибыли сержант и констебль. Они в сопровождении Резерфорда прошли в гримерную к Беннингтону и оставались там некоторое время.

Пока полиция исследовала место происшествия, актеры, негромко переговариваясь, прикидывали, куда бы им приткнуться. В конечном счете все сошлись на «оранжерее». Клем Смит заметил, что там теплее всего, а это немаловажно, учитывая распахнутые повсюду окна. Кроме того, он несколько цинично добавил, что, поскольку запаха газа уже не чувствуется, он не видит причин, отчего бы не зажечь огонь — согреться, покурить, сварить кофейку и так далее. Перри Персифаль и Гая Гейнсфорд открыто возмутились таким неуважением к только что умершему собрату. Дорси взял под руку Гаю, помощник режиссера вызвался проводить ее в контору, а Джейко — в зрительный зал. Резерфорд, который, казалось, был не особенно расстроен происшедшим, насмешливо заметил, что «везде, куда только ни глянет благосклонно Бог, найдется место для разумного человека». Это высказывание, по мнению Персифаля, не оставляло Гае с Дорси ни малейших шансов где-нибудь приютиться.

Наконец Пул раздраженно спросил, нельзя ли открыть побольше заслонку центрального отопления, и одного рабочего сцены послали выполнять поручение. Вероятно, обычно неразрешимая задача открывания заслонки, как ни странно, оказалась рабочему по плечу, поскольку в комнате очень скоро стало теплее. Перебрасываясь пустыми фразами, актеры расселись кто где и старались как-нибудь растянуть время. Время, впрочем, тянулось и само, без малейшего их участия.

Стало слышно, как в глубине театра два человека прошли по коридору и остановились. Потом дверь скрипнула, и в комнату вошел высокий молодой констебль с приятной и несколько стеснительной улыбкой.

— Вы знаете, господа, — начал он, — сержант попросил меня объяснить вам, что он сейчас звонит в Скотленд-ярд, но потом ему придется опросить всех вас поодиночке, если он не получит других указаний. Сержант надеется, что вы его поймете — он ведь при исполнении служебных обязанностей…

Констебль извинялся так мягко, словно оправдывался за собственный поздний приход на свой день рождения… Он готов был уже развернуться и уйти, когда доктор Резерфорд неожиданно остановил его:

— Э! Постой-ка, сынок!

— Да, сэр? — с готовностью откликнулся полицейский.

— Вы меня заинтриговали, мой мальчик. Слишком уж вы по-книжному говорите. И ботинки на вас уж чересчур изящные, будто вы и не фараон вовсе… Признавайтесь!

Молодой констебль на секунду потерял дар речи, однако довольно быстро восстановил утраченные было навыки.

— Ну что ж, сэр, мои ботинки и в самом деле несколько старомодны, а моя речь литературна, ну так что из того?

Доктор Резерфорд, который до сего момента, казалось, был в депрессии, невероятно оживился и стал энергично трясти руку юному констеблю:

— Да, да, как это прекрасно! Какой воспитанный, начитанный молодой человек! И давно ли такими, как вы, стали удобрять полицию?

— Ну, видите ли, сэр, мы все в суде клянемся на Библии — вот и все книги… Что же касается каких-нибудь «Пиратов из подземелья», то, увы, сэр, у меня нет на то достаточно денег и времени. Надеюсь, вы меня извините…

Констебль оглядел компанию несколько растерянным взглядом и, как только в комнату вошел сержант, поспешил отодвинуться на второй план.

— Ну что ж, добрый вечер, леди и джентльмены! — начал сержант, и Мартина сразу почувствовала казенный привкус в предстоящем разговоре… — Очень сожалею, что вынужден отнять у вас время. Такое печальное событие, я понимаю. Но в подобных случаях мы обязаны, как вы понимаете, проводить обычный опрос свидетелей происшествия. Мои начальники будут здесь с минуты на минуту, и я надеюсь, мы скоро кончим. Заранее благодарен.

Он прошел в подвал, где лежало тело Беннингтона, на ходу что-то тихонько шепнул на ухо констеблю, который подтянул себе стул и присел, дождавшись приглашения, которого, кажется, мог и не дожидаться… Потом констебль обвел глазами всю компанию, нацелился на Мартину и улыбнулся ей — с большим намеком. Они вдвоем явно были самыми молодыми из всей компании. Но одновременно Мартина почувствовала на себе и косой взгляд Адама Пула, удивляясь, что бы это могло значить…

К этому времени все актеры уже смыли грим и казались какими-то раздетыми… Мисс Гамильтон неверной рукой успела слегка накраситься, но не для сцены, а так, повседневно, чтобы только не выглядеть полным страшилищем… Мужчины же казались бледными, как призраки, в голубоватом холодном свете лампы.

Наконец Перри Персифаль вымолвил замогильным голосом:

— Ну-с… Я не вижу особой нужды нам всем вот так вот сидеть и пялиться понапрасну друг на друга, словно мы можем что-то выяснить путем гипноза!

Констебль уже было открыл рот для умного ответа, но, пока он подыскивал слова, раздался звук открывающейся входной двери.

— Господа, мы передаем дело в руки Скотленд-ярда, — только и сказал он, вставая и выходя в коридор.

За сценой послышались голоса и кто-то отрывисто произнес: