Когда время штормит (СИ) - Августин Ангелов

Пока продолжалась перестрелка, Самойлов что-то там мямлил в микрофон, призывая разбойников прекратить нападение и договориться по-хорошему. Наверное, капитан яхты имел в виду, что Дворжецкий заплатит напавшим выкуп. Но, на то они и разбойники, чтобы подобную чепуху не слушать. Тем более, если это не совсем разбойники, а, может даже, самые настоящие профессиональные пираты.

А на профессионализм много чего указывало. Что перед ним бывалые бойцы, привыкшие убивать, Давыдов понял с первого момента столкновения с ними. Об этом говорил хотя бы тот факт, что они начали сразу же стрелять в людей на поражение без всяких предупреждений. Да и то, как они держались, не паникуя и пытаясь продолжать сопротивляться даже под пулеметными очередями, когда у них уже не осталось ни единого шанса победить, свидетельствовало об их личной храбрости. А еще они проявляли завидную для любого подразделения дисциплинированность, действуя сообща и с четким распределением ролей в бою до самого конца, что указывало не на простых разбойников, а на хорошо подготовленное воинское формирование, вроде морского спецназа своего рода, находящееся на борту парусника подобно тому, как морские десантники находятся на борту десантного корабля.

Вот только примитивное вооружение их подвело. Перезарядиться им было трудно, а их железные кирасы и шлемы пулеметные пули легко пробивали. И потери убитыми среди нападавших вскоре составили до трети личного состава. А раненых оказалось еще больше. Когда они сгрудились на корме перед своим кораблем, с палуб которого уже просто некому было поддерживать их огнем, потому что пулемет и снайперская винтовка сделали свое дело, выкосив там почти всех, Давыдов прекратил стрелять и крикнул на английском:

— Сдавайтесь, или все умрете!

Офицеры, которые вели абордажную команду в бой, первыми попав под обстрел из автоматического оружия, к тому моменту были уже мертвы. И морские разбойники, оставшиеся в живых, сгрудившись на корме «Богини», не знали, как поступить. Они застыли в нерешительности, оглядываясь на мостик своего парусника в поисках капитана Дрейка, который обязательно должен найти какой-то выход. Ведь они привыкли, что Дрейк всегда находил выходы из любых сложных ситуаций, за что его и уважали все те, кто оставался с ним к этому дню на галеоне. Заметив, что команда ждет решения командира своего корабля, Давыдов добил их морально, сказав:

— Ваш капитан убит, как и многие ваши товарищи. И вы тоже будете убиты, если не бросите оружие прямо сейчас! Но, всем, кто сдастся, я гарантирую жизнь.

И бородачи решились на сдачу в плен, начав бросать свои ружья, пистолеты, абордажные сабли, пики и кинжалы себе под ноги.

* * *

Когда эсминец вернулся к «Богине», выстрелы там уже отгремели. А налетчики стояли на корме с поднятыми руками на фоне черного корпуса парусника, притянутого к корме яхты абордажными крючьями. И двое парней в майках и шортах, вооруженные маленькими автоматами необычной формы, охраняли их, пока другие члены экипажа яхты занимались тем, что пытались помочь раненым. Уже окончательно стемнело, но в лучах электрического света с эсминца сразу увидели даже судового врача Ефремова, который ходил между лежащими телами, осматривал их и давал указания людям, окружавшим его, среди которых находились и моряки из аварийной партии, отправленной с «Вызывающего», кого и куда надлежит нести. Мертвых складывали отдельно в длинный ряд, а раненых уносили внутрь «Богини», предварительно обыскивая их и отбирая все, что могло бы послужить в качестве оружия.

Конечно, капитан второго ранга Колесников повидал немало всякого за время своей долгой службы с множеством военных походов, но, столько убитых в мирное время даже он не ожидал увидеть. Зрелище предстало глазам жуткое. Вся корма «Богини», освещенная яркими прожекторами, покраснела от пролитой крови, а тела не только лежали на ней повсюду, но и свисали с рей английского парусника, запутавшись при падении с мачт в такелаже. Чтобы посмотреть на последствия вооруженной стычки, все корабельное начальство высыпало на мостик, как только эсминец лег в дрейф рядом с яхтой.

— Вот это уже серьезный международный инцидент, требующий немедленного разбирательства — проговорил особист Соловьев, который тоже вышел на мостик, встав рядом с командиром эсминца и разглядывая последствия бойни, учиненной на борту яхты.

— Так, а мы здесь причем, если какие-то английские пираты напали на яхту, идущую под флагом власовцев? — попытался возразить старпом Гонгадзе.

— А мы не обеспечили безопасность в международных водах, где присутствует советский военно-морской флаг. Честь нашего флага пострадала, вот что. И это уже не шутки, раз трупов столько, — поддержал особиста замполит.

— Необходимо немедленно провести расследование инцидента по всем правилам, — сказал Соловьев. И все обратили внимание, что на этот раз Яков Ефимович совершенно трезвый.

— Так, нас же никто не уполномочил расследовать, — опять попытался высказать свое мнение Гонгадзе.

— И кто нас должен уполномочить, по-вашему? Советское правительство? Так оно далеко. Командующий эскадрой? Так ведь и эскадры рядом нет. И кто скажет мне, где она? Может, отклонились мы из-за этого природного явления со свечением на триста миль от курса, да еще и неизвестно, в какую сторону? Океан большой. Ну, найдемся дней через пять, а пока что же, все как есть оставлять? Или вы хотите, чтобы все западные газеты написали потом, что советские моряки бросили десятки жертв перестрелки посреди океана, не взяв на себя ответственность за расследование? Мы же на военном корабле находимся, а значит, обеспечение порядка на воде — это наш долг. И так, если говорить честно, то прошляпили мы все это убийство, не предотвратили. Надо было сразу потребовать предъявить документы, что на яхте, что на паруснике, но, оплошали, не потребовали. Потому хотя бы сейчас нужно нам не сплоховать. И напоминаю, что власть здесь и сейчас представляют только наш капитан второго ранга и я, как оперуполномоченный Комитета государственной безопасности СССР.

— А я, между прочим, представляю здесь власть коммунистической партии Советского Союза, — встрял замполит.

— Ну, тогда предлагаю учредить чрезвычайную следственную комиссию. Тройку в составе командира корабля, замполита и меня, — сказал Соловьев. И добавил:

— А оформим мы свои чрезвычайные полномочия протоколом собрания партийного актива эсминца.

Колесников, который до этого молчал, слушая высказывания старших офицеров своего корабля, проговорил:

— Я согласен с вашим предложением, Яков Ефимович. Инцидент, действительно, весьма серьезный. Погибло слишком много людей. И расследование мы просто обязаны провести по всем правилам. Хотя бы предварительное, до момента, пока наша эскадра не появится. Тогда уже пусть адмиралы этим дальше займутся. Вот только я сам мало понимаю в следственных действиях, да и замполит наш понимает в этом не больше моего. Потому предлагаю назначить председателем этой следственной комиссии именно вас, как оперуполномоченного от КГБ и специалиста, имеющего опыт в расследованиях. Так что приступайте. А мы с замполитом