Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского - Алексей Щербаков

Дело в том, что первоначально хождение в народ было стихийным явлением. Никто им не руководил. Самое большее, что делали члены кружков, – это снабжали народников литературой. По официальным данным, хождением в народ было охвачено 17 губерний, всего полиция привлекла за эти развлечения более 2500 человек, хотя поймали, разумеется, далеко не всех.

Каша в головах у этих ребят была капитальная. По большому счету, они сами не очень понимали, чего хотели. Не говоря уже о том, что не знали народа и понятия не имели, как с ним говорить.

Имелись среди них и горячие парни, пытавшиеся мутить народ по Бакунину. Это очень не нравилось Лаврову и его ребятам. Тем более что всё это хождение закончилось полным провалом. Народников очень быстро переловили – не без помощи крестьян, не желавших – тогда – слушать речей против царя. Мужики ненавидели помещиков и чиновников, а вот к царю относились хорошо.

Журнал «Вперед!» писал: «Раздавать брошюры незнакомым или малознакомым людям из простонародья, идти с проповедью революции или реформы, социализма или простой ассоциации к людям, которые вам не доверяют и не могут доверять, это – безумие, это – игра в пропаганду, игра в то дело, которое вы считаете своею святынею. Те, которые вам говорят, что народ готов для революции, для вашей пропаганды, – бессовестно лгут вам. Страдание и притеснение не есть еще готовность восстать. Но если бы народ и был уже теперь готов восстать, то он готов был бы восстать по зову своего брата, мужика, но для вашей пропаганды, для пропаганды незнакомого человека „из бар“ он никогда не был бы готов; вас он выдал бы становому и жандарму накануне собственного восстания… За своего человека они постоят, своего человека они не выдадут. Для прочной пропаганды надо осмотрительно и обдуманно подготовлять себе почву в народе…»

Именно под влиянием этих идей началось второе хождение в народ. На этот раз в России существовало второе издание организации «Земля и воля», в которой была дисциплина и всё такое прочее. Землевольцы пытались вести себя серьезнее – ассимилироваться в деревне, начать там работать учителями, фельдшерами, кузнецами – и потихоньку вести пропаганду.

С нового, 1875 года, Лавров со товарищи решили преобразовать нерегулярно издававшийся журнал в газету. Она должна была выходить 1 и 15 числа каждого месяца. Первый номер газеты смогли выпустить 15 января. В общем и целом, ребята выдерживали график. Денег вечно не хватало, но они выкручивались.

А в эмиграции появились новые веяния…

«За несколько дней до 1874 года в Форстхаузе, где уже поставлена была рождественская елка, появился Петр Никитич Ткачев.

Этот молодой, но уже известный публицист отсидел около четырех лет в тюрьме, затем был выслан в свой родной город Великие Луки – и оттуда бежал за границу. Ныне Ткачев готов был отправиться в Лондон и там присоединиться к редакции „Вперед!“. Если учесть, что авторов журнала можно было счесть на пальцах одной руки, участие известного публициста представлялось чрезвычайно желательным».

Однако ничего из сотрудничества не вышло. Ткачев являлся экстремистом чистейшей пробы. Свои взгляды он называл «якобинством».

Он писал: «Насильственная революция тогда только и может иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это сознание».

То есть это была идея захвата власти революционным меньшинством, которое остальным укажет, как жить. Произойти это должно в результате заговора. До такого до 1918 года не доходил даже Ленин[34].

В 1975 году Ткачев начал издавать в Женеве газету «Набат». Идеи Ткачева оказали очень большое влияние на русских революционеров. По большому счету, именно они явились идеологическим обоснованием для террористической организации «Народная воля».

«Для нас, революционеров, не желающих доле сносить несчастий народа, не могущих долее терпеть своего позорного рабского состояния, для нас, не затуманенных метафизическими бреднями и глубоко убеждённых, что русская революция, как и всякая другая революция, не может обойтись без вешания и расстрела жандармов, прокуроров, министров, купцов, попов – словом, не может обойтись без „насильственного переворота“, для нас, материалистов-революционеров, весь вопрос сводится к приобретению силы власти, которая теперь направлена против нас».

Правда, в головах народовольцев идеи Ткачева тоже сочетались с идеями Бакунина. Тем более что основа-то общая – уверенность, что народ очень легко поднять на революцию.

«Два три военных поражения, одновременное восстание крестьян во многих губерниях, открытое восстание в резиденции в мирное время – и её влияние мгновенно рассеется, и правительство увидит себя одиноким и всеми покинутым», – полагал Ткачев.

Террористы весь период своей деятельности метались между «бунтарством» и «якобинством». Так в 1880 году, после ряда неудачных попыток покушения на Александра II, народовольцы на некоторое время снова решили заняться подготовкой народного выступления. К идее цареубийства они вернулись после ряда серьезных провалов – осознав, что ни на что иное сил у них не хватит.

Что же касается Ткачева, то он кончил плохо. Как известно, убийство Александра II ничего не изменило. Скорее, наоборот – в России от революционеров отвернулись многие из тех, кто им раньше сочувствовал. Через некоторое время последовал и разгром «Народной воли», связанной с гнусной историей члена Исполнительного комитета организации и одновременно жандармского агента Сергея Дегаева.

Разочарование было серьезным. Ткачев стал сильно пить. Причем не как Огарев – тихо и дома, теоретик «якобинства» стал шататься по низкопробным кабакам и дебоширить. Кончил он тем, что сошел с ума и умер в 1886 году в психиатрической больнице.

С 1880 года ряды эмигрантов получили очередное пополнение. Так, за границей оказались многие члены организации «Черный передел». Эта структура образовалась в 1879 году после раскола «Земли и Воли». Тогда те, кто выбрал своим путем терроризм, ушли в «Народную волю», в «Черный передел» – противники экстремистских методов. Последние продолжали стоять за пропаганду. Однако очень быстро они поняли: это дохлое дело – и подались за бугор. Самым знаменитым в этом потоке был Георгий Валентинович Плеханов, сыгравший огромную роль как в истории русской эмиграции, так и в русской истории вообще. Но это случится позже.

Между тем дела в эмиграции становились хуже и хуже. В России революционное движение явно выдыхалось. Сторонников идей Лаврова уже не осталось. Те, кто не сел и не удрал за границу, перешли к теории «малых дел» – то есть рассчитывали легально по мере сил приносить какую-то пользу народу. От горя Лавров подался издавать «Вестник Народной воли». Но это был мертворожденный проект. За три года вышло шесть номеров, но до России издание практически не доходило.

В стране предпринимались попытки возродить «Народную волю». Большую роль в этом сыграл неугомонный Герман Лопатин. Но в 1884 году его всё-таки повязали и дали 18 лет каторги. Вышел он только в 1905 году и больше участия в революционной деятельности не принимал.

Из всех попыток реанимации организации более всего известна «Террористическая фракция Народной воли» – благодаря тому, что одним из её лидеров был старший брат будущего «вождя мирового пролетариата» Александр Ульянов. Организация готовила убийство Александра III, но полиция её вычислила и всех повязала. Все остальные попытки возрождения не дошли до каких-то практических шагов.

В эмиграции начались разброд и шатание. Появились отступники. Но прежде имеет смысл рассказать ещё об одной стороне эмигрантской жизни…

Обстановка, в которой жили эмигранты 60–80-х годов, очень сильно отличалось от более поздней. Как известно, террористы-эсеры действовали в Европе практически свободно. Не говоря уже о социал-демократах, в том числе и большевиках, которым вообще никто не мешал. Такое отношение властей европейских стран было связано с тем, что к началу ХХ века местное революционное движение сошло на нет. Многочисленные социалисты в большинстве своем склонялись к парламентской борьбе. Русские эмигранты представляли опасность лишь для России, что всех устраивало.

А вот в 60–80-х годах дело обстояло совсем не так. В Европе было полно собственных бунтарей. Кроме двух Интернационалов, марксистского и анархистского, имелись куда более веселые ребята. Существовали и различные анархисты, которые устраивали взрывы. Так что на русских революционеров смотрели очень косо. Особенно во Франции с её богатым революционным опытом. Русских эмигрантов регулярно арестовывали, высылали и так далее.